– Я же не на мероприятие собираюсь, дорогой. Просто еду в Лондон приятно провести там время с тобой.
– И с папой?
– Да, конечно. Он обещал выкроить время и побыть с нами. Он знает, как тебе сейчас трудно. Поэтому и написал тебе письмо.
– Тоже мне письмо! Всего пять строчек. «Сожалею, что это случилось с Бартоном. Прилагаю десять фунтов. Сходи в магазин и купи себе там, что хочешь».
– Он очень занятой человек, милый. И хочет тебе только добра.
– Да ничего подобного! Если б он действительно заботился обо мне, то приехал бы на последний уикэнд.
– Он просто не мог. Должен был присутствовать на конференции. И ты это прекрасно знаешь.
– Знаю одно: ему на меня плевать! И на тебя – тоже. Вот что я знаю.
– Это не так, Томас. Это неправда.
– Нет, правда. Все свое время проводит с этой своей Гретой. Зеленоглазой Гретой.
– Она его личный секретарь, Том. К тому же и зеленые глаза тут совершенно ни при чем. Она прекрасно справляется с работой, и мы должны хотя бы попробовать… полюбить ее ради папиного блага.
– Все кругом только ради его блага, – проворчал Томас. – И ничего для нашего. – Он так и вспыхнул от гнева, сердито пнул книжку ногой. А потом застыл на верхней ступеньке крыльца.
За спиной послышались шаги мамы, но Томас даже не обернулся. Она подошла и встала рядом с ним. Он пытался побороть выступившие на глазах слезы, крепко сжал руки в кулаки.
Леди Энн очень тревожилась за сына. Такой несгибаемый, упрямый мальчик, всегда пытается подавить эмоции, не дает гневу и горю захлестнуть себя окончательно. Почему-то вспоминалась старая береза, что росла у южной калитки, ее сломал тот страшный шторм, разразившийся в январе, когда в бухте утонул рыбак. Слишком уж она была несгибаема, эта береза, вот и не выдержала. Совсем не то что тисы, легко гнущиеся под ветром.
Питер был в доме той ночью. С Гретой. Вместе с ней поехал отвезти Грейс Марш в гавань. Грета не нравилась леди Энн. Она утвердилась в своем мнении об этой женщине задолго до того, как Томас застиг ее за примеркой маминых платьев. Она замечала, как внимательно наблюдает Грета за каждым из домашних, как старается втереться в доверие. Но Энн это мало беспокоило, ведь пока что Грета не сделала ничего плохого, к тому же помощник она для Питера просто незаменимый.
От внимания Энн не укрылся также и тот факт, что девушка изменила акцент. Мало того, она украдкой следила за хозяйкой дома, старалась подражать ее манерам. Просто из кожи лезла вон, чтоб стать «ею».
– Она не одна из нас, – как-то опрометчиво заметила Леди Энн мужу. И тут же спохватилась, сочтя эту фразу проявлением снобизма. Умение прощать было частью нравственного кодекса, которого старалась придерживаться леди Энн всю свою жизнь. А потому она заставила себя принять объяснения Питера на тему того, зачем это Грете понадобилось примерять ее платья. У нее были деньги, у Греты – нет, и, если б она вела себя с ней достаточно приветливо, Грета наверняка бы попросила разрешения поносить какое-то из ее платьев.
Томас, разумеется, смотрел на ситуацию совсем иначе. Его просто смешили все эти ухищрения Греты, старающейся сблизиться с ним. Все эти книжки, которые она прочитала о Суффолке. Леди Энн удивлялась: как только она находит время еще и на это. И еще ей казалось, что в спальне происходила не только примерка платьев, но расспрашивать сына о подробностях она не решалась. Он и без того изрядно намучился, прежде чем решился рассказать о платьях.
– Давай не будем говорить ни о Грете, ни о твоем отце, Том. Я знаю, тебе нелегко, особенно после того, что произошло с Бартоном, но не стоит усугублять ситуацию. Ты не единственный, кто горюет о Бартоне. Джейн очень его любила, и я тоже. Нам обоим нужно сменить обстановку. Лондон – самое подходящее для этого место.
В голосе матери звучала почти мольба, и Томас просто не мог противиться дольше. Он любил свою мамочку и не выносил, когда она тревожилась или огорчалась. Стоит ей разволноваться, как начнется чудовищный приступ мигрени. Она так страдала от этих приступов. Мама могла пролежать в постели весь день напролет, прикрыв лицо кусочком фланели и тихонько постанывая от боли. То было самым мрачным воспоминанием из детства Томаса. После приступа ее мучила страшная слабость, она сидела в качалке у двери в кухню и пила мятный чай, который заваривала ей в отдельном чайнике тетя Джейн.
– Да, мамочка. Я вел себя просто глупо. Я очень хочу поехать с тобой. Иду собирать вещи.
– Джейн перестирала все твои рубашки. Они в прачечной. И еще не мешало бы захватить блейзер для театра.
– Так мы пойдем в театр? На какую пьесу?
– «Макбет». В театре «Глобус». Я заказала билеты на четверг. Мы идем вдвоем.
– «Макбет»! Ах, мамочка, вот это здорово! Я люблю тебя! Мне просто ужас до чего хотелось посмотреть этот спектакль. – И Томас, перепрыгивая через две ступеньки, помчался наверх собирать вещи.
Леди Энн улыбнулась. Все же странный у нее мальчик. Впервые за две недели она услышала в его голосе радостные нотки. И чем же была вызвана такая бурная радость? Да тем, что он увидит сказку о духах, кровавом убийстве, предательстве и измене.
Ехали они в «Астон Мартине» с поднятым верхом. Очень красивый автомобиль, родители подарили его леди Энн на восемнадцатилетие. Во Флайте у них был свой гараж, специально нанятый механик присматривал там за «Роллс-Ройсом» отца леди Энн, а также ярко-красной спортивной машиной, которую отец подарил Энн в двадцать один год. Вождение вновь заставило ее почувствовать себя молодой. Мир пролетал мимо, бесконечные поля со стогами, в запахе самого воздуха, казалось, было разлито ожидание радости и перемен. «Какая же я дура, – подумала леди Энн, – что на протяжении столь долгого времени просидела, замкнувшись в четырех стенах вместе с Томасом».
Томас тоже воспрял духом. Ему нравилось смотреть, как мама ведет машину. Изящные руки лежат на руле, маленьком, словно у гоночного автомобиля, сама сидит, слегка откинувшись на светло-коричневое кожаное сиденье, ветер играет каштановыми прядями. На леди Энн было белое летнее платье с низким вырезом, и Томас видел, как сверкает на солнце ее любимый золотой медальон в форме сердечка. Отец подарил ей этот медальон на свадьбу, внутри находился маленький снимок, где они были вдвоем.
На пальце леди Энн носила кольцо с сапфиром, квадратным темно-синим камнем. Этот камень привез из Индии прадед Томаса, как раз перед Первой мировой войной. В семье из поколения в поколение передавались слухи, что старый сэр Стивен Сэквилль украл сапфир у истинного его владельца и будто бы за это тот проклял его и все его потомство. Впрочем, никто, похоже, не верил в эту легенду. Камень необыкновенной чистоты обладал поистине волшебным, притягательным блеском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89