Начало девятого?
– В начале девятого звонил муж. Это я точно помню.
– Так он звонил до или после того, как Томас пытался дозвониться матери?
– О, не знаю, затрудняюсь сказать. Ведь прошло столько времени…
– Конечно, миссис Болл. Понимаю. Все детали вы, разумеется, не помните. Но, возможно, поможете мне вот с чем. Сколько времени занимает поездка от вашего дома до дома «Четырех ветров»?
– Ну, минут десять-пятнадцать. Когда стемнеет, конечно, дольше. В темноте я езжу медленнее.
– А когда вы везли Томаса домой, уже стемнело?
– Нет. Только начало темнеть.
– А дождь шел?
– Нет, вроде бы нет.
– А на обратном пути?
– Нет. Дождя не было.
– Прекрасно. Теперь еще один вопрос о том вечере, миссис Болл. Через сколько примерно времени после попыток Томаса дозвониться маме вы посадили его в машину, чтоб отвезти домой?
– О, я не знаю… Не припоминаю.
– А вы попробуйте вспомнить, миссис Болл. Постарайтесь, это очень важно.
– Ну… я помню, как мы с ним говорили об этом. Ну, о том, что она не подходит к телефону. Рассуждали о причине. Ну а потом… потом вроде бы позвонил муж. – В восемь.
– Да.
– Так значит, между попытками Томаса дозвониться домой и вашим отъездом прошло минут десять-пятнадцать, верно?
Миссис Болл не ответила. И смотрела как-то немного растерянно.
– Это возможно, миссис Болл? Мы ждем вашего ответа.
– Да, думаю, да.
– Спасибо, миссис Болл. Вопросов больше нет.
– А вы уверены, Грета, что леди Энн любила поздние прогулки перед сном? – спросил Майлз Ламберт.
Судья отпустил присяжных на перерыв, попить кофе, и Майлз с Гретой уединились в комнате для совещаний, чтобы обсудить дальнейшую тактику.
– Да, она всегда ходила прогуляться к пляжу. С собакой. Это было ритуалом.
– Но собака вроде бы умерла.
– С собаками, – поправилась Грета.
– Ах, да, простите, совсем забыл, – сказал Майлз. – Это место кишмя кишит собаками. Не сомневаюсь, что через минуту мы услышим об этом от миссис Мартин.
– От этой ворчливой морщинистой ведьмы, – фыркнула Грета.
– Да, но будем надеяться, она поможет нам с этими прогулками. Попытаюсь ее огорошить. С последней свидетельницей все прошло как по маслу. Томас вернулся домой скорее всего в половине девятого. Батлер же говорил, что дождь пошел только после девяти. Миссис Болл не припоминает, чтоб тогда шел дождь.
– Ну а что это нам дает, знать, когда именно он вернулся домой? – спросила Грета. Все эти рассуждения Майлза часто ставили ее в тупик, она не понимала, к чему он клонит.
– Это дает нам время для прогулки леди Энн прекрасным теплым вечером. До пляжа и обратно.
– И она забыла запереть калитку по возвращении! – возбужденно воскликнула Грета. Теперь она поняла, куда клонит Майлз.
– Именно, – кивнул Майлз. – И славная миссис Болл была настолько щедра, что подарила нам минимум тридцать минут между телефонным звонком Томаса и его возвращением домой. А это как нельзя более соответствует тому, что я собираюсь сказать присяжным. Она не отвечала на звонки не потому, что отключила телефон, но потому, что вышла на прогулку вскоре после того, как вы с Томасом выехали во Флайт. А было это в семь тридцать. Детектив Батлер уже поведал нам, что вечер тогда выдался теплый, а дождь пошел только после девяти. Что, кстати, объясняет, почему вы открыли окно в кабинете, Грета, а потом позабыли закрыть его перед отъездом. Если даже Томас открыл окно в своей спальне, когда вернулся, вам уж сам бог велел открыть это окно в кабинете тремя часами раньше.
Он сделал паузу, затем продолжил:
– Итак, давайте восстановим картину. Леди Энн идет на пляж, полюбоваться волнами, и пока ее сын обсуждает с семейством Болл, что же делать, возвращается к дому и проходит через северную калитку, которую забывает за собой запереть. Она проходит через лужайку, входит в дом, вешает ключ у боковой двери. Затем поднимается наверх, в спальню, принимает таблетку снотворного, отключает телефон, чтоб ее не будили. И уже крепко спит, когда миссис Болл подъезжает к главным воротам. Через полчаса начинается сильный дождь и смывает все следы.
Закончив эту достаточно длинную речь, Майлз громко высморкался в ярко-желтый платочек. И выглядел при этом очень довольным собой.
– Ну а мой телефонный звонок Боллам? С целью договориться о визите Томаса? – спросила Грета. – Разве он не представляет проблемы?
– Нет. И вы сможете все объяснить, когда придет время. Это леди Энн просила вас позвонить. И вам совсем не обязательно было сообщать об этом миссис Болл. Вот так, моя дорогая. Пока все идет по плану. Посмотрим, как выступит миссис Мартин. Как, кстати, вы ее назвали?
– Ворчливая морщинистая ведьма, – Грета отчетливо произнесла каждое слово.
– Что ж, посмотрим, удастся ли мне укротить эту ведьму, – с улыбкой заметил Майлз.
Джейн Мартин явилась в суд вся в черном. Простенькое черное платье, пара кожаных туфель на плоском каблуке. Единственным намеком на женственность в этом туалете служил гребень из черного дерева, воткнутый в пучок седых волос, низко спадающий на шею.
Майлз Ламберт решил, что ей, должно быть, за семьдесят. Следовало отметить, что она прекрасно сохранилась для столь почтенного возраста. Долгие годы мирилась она со своей некрасивостью, с этим длинным угловатым лицом, и вот теперь, видимо, окончательно свыклась и не скрывала морщин, что мелкой сеткой из тоненьких линий покрывали всю кожу. «И ничуть она не похожа на ведьму, – подумал он. – А вот ворчлива ли эта почтенная дама, что ж, скоро увидим».
Показания она давала сидя, сложив крохотные костлявые ручки поверх черной кожаной сумки с металлической застежкой. Но эта поза ничуть не преуменьшала достоинства, с которым она держалась в зале суда. Время шло, и Майлз Ламберт все больше дивился самообладанию старой экономки, а также полной независимости ее поведения и суждений от участников судебного процесса. Маленький, жестко очерченный подбородок решительно выдвинут вперед, точно подчеркивает, что эта дама не привыкла произносить слов всуе. И что каждое из них есть правда и ничего, кроме правды.
Втайне Майлз Ламберт даже восхищался миссис Мартин. Он представлял ее совсем другой. Было в этой пожилой даме нечто такое, что даже заставило его гадать, какой тон лучше выбрать при перекрестном допросе, благожелательный или, напротив, агрессивный. Но благожелательность присяжные могут приять за слабость, а агрессивность – вызвать у них антипатию. Впрочем, у него, Майлза, достаточно времени, чтобы изучить экономку Робинсонов прежде, чем начать задавать ей вопросы. Потому что сейчас свидетельницей занимался Джон Спарлинг.
– Как долго вы знали подсудимую? – спросил он сразу после того, как миссис Мартин назвала свое имя и произнесла слова клятвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– В начале девятого звонил муж. Это я точно помню.
– Так он звонил до или после того, как Томас пытался дозвониться матери?
– О, не знаю, затрудняюсь сказать. Ведь прошло столько времени…
– Конечно, миссис Болл. Понимаю. Все детали вы, разумеется, не помните. Но, возможно, поможете мне вот с чем. Сколько времени занимает поездка от вашего дома до дома «Четырех ветров»?
– Ну, минут десять-пятнадцать. Когда стемнеет, конечно, дольше. В темноте я езжу медленнее.
– А когда вы везли Томаса домой, уже стемнело?
– Нет. Только начало темнеть.
– А дождь шел?
– Нет, вроде бы нет.
– А на обратном пути?
– Нет. Дождя не было.
– Прекрасно. Теперь еще один вопрос о том вечере, миссис Болл. Через сколько примерно времени после попыток Томаса дозвониться маме вы посадили его в машину, чтоб отвезти домой?
– О, я не знаю… Не припоминаю.
– А вы попробуйте вспомнить, миссис Болл. Постарайтесь, это очень важно.
– Ну… я помню, как мы с ним говорили об этом. Ну, о том, что она не подходит к телефону. Рассуждали о причине. Ну а потом… потом вроде бы позвонил муж. – В восемь.
– Да.
– Так значит, между попытками Томаса дозвониться домой и вашим отъездом прошло минут десять-пятнадцать, верно?
Миссис Болл не ответила. И смотрела как-то немного растерянно.
– Это возможно, миссис Болл? Мы ждем вашего ответа.
– Да, думаю, да.
– Спасибо, миссис Болл. Вопросов больше нет.
– А вы уверены, Грета, что леди Энн любила поздние прогулки перед сном? – спросил Майлз Ламберт.
Судья отпустил присяжных на перерыв, попить кофе, и Майлз с Гретой уединились в комнате для совещаний, чтобы обсудить дальнейшую тактику.
– Да, она всегда ходила прогуляться к пляжу. С собакой. Это было ритуалом.
– Но собака вроде бы умерла.
– С собаками, – поправилась Грета.
– Ах, да, простите, совсем забыл, – сказал Майлз. – Это место кишмя кишит собаками. Не сомневаюсь, что через минуту мы услышим об этом от миссис Мартин.
– От этой ворчливой морщинистой ведьмы, – фыркнула Грета.
– Да, но будем надеяться, она поможет нам с этими прогулками. Попытаюсь ее огорошить. С последней свидетельницей все прошло как по маслу. Томас вернулся домой скорее всего в половине девятого. Батлер же говорил, что дождь пошел только после девяти. Миссис Болл не припоминает, чтоб тогда шел дождь.
– Ну а что это нам дает, знать, когда именно он вернулся домой? – спросила Грета. Все эти рассуждения Майлза часто ставили ее в тупик, она не понимала, к чему он клонит.
– Это дает нам время для прогулки леди Энн прекрасным теплым вечером. До пляжа и обратно.
– И она забыла запереть калитку по возвращении! – возбужденно воскликнула Грета. Теперь она поняла, куда клонит Майлз.
– Именно, – кивнул Майлз. – И славная миссис Болл была настолько щедра, что подарила нам минимум тридцать минут между телефонным звонком Томаса и его возвращением домой. А это как нельзя более соответствует тому, что я собираюсь сказать присяжным. Она не отвечала на звонки не потому, что отключила телефон, но потому, что вышла на прогулку вскоре после того, как вы с Томасом выехали во Флайт. А было это в семь тридцать. Детектив Батлер уже поведал нам, что вечер тогда выдался теплый, а дождь пошел только после девяти. Что, кстати, объясняет, почему вы открыли окно в кабинете, Грета, а потом позабыли закрыть его перед отъездом. Если даже Томас открыл окно в своей спальне, когда вернулся, вам уж сам бог велел открыть это окно в кабинете тремя часами раньше.
Он сделал паузу, затем продолжил:
– Итак, давайте восстановим картину. Леди Энн идет на пляж, полюбоваться волнами, и пока ее сын обсуждает с семейством Болл, что же делать, возвращается к дому и проходит через северную калитку, которую забывает за собой запереть. Она проходит через лужайку, входит в дом, вешает ключ у боковой двери. Затем поднимается наверх, в спальню, принимает таблетку снотворного, отключает телефон, чтоб ее не будили. И уже крепко спит, когда миссис Болл подъезжает к главным воротам. Через полчаса начинается сильный дождь и смывает все следы.
Закончив эту достаточно длинную речь, Майлз громко высморкался в ярко-желтый платочек. И выглядел при этом очень довольным собой.
– Ну а мой телефонный звонок Боллам? С целью договориться о визите Томаса? – спросила Грета. – Разве он не представляет проблемы?
– Нет. И вы сможете все объяснить, когда придет время. Это леди Энн просила вас позвонить. И вам совсем не обязательно было сообщать об этом миссис Болл. Вот так, моя дорогая. Пока все идет по плану. Посмотрим, как выступит миссис Мартин. Как, кстати, вы ее назвали?
– Ворчливая морщинистая ведьма, – Грета отчетливо произнесла каждое слово.
– Что ж, посмотрим, удастся ли мне укротить эту ведьму, – с улыбкой заметил Майлз.
Джейн Мартин явилась в суд вся в черном. Простенькое черное платье, пара кожаных туфель на плоском каблуке. Единственным намеком на женственность в этом туалете служил гребень из черного дерева, воткнутый в пучок седых волос, низко спадающий на шею.
Майлз Ламберт решил, что ей, должно быть, за семьдесят. Следовало отметить, что она прекрасно сохранилась для столь почтенного возраста. Долгие годы мирилась она со своей некрасивостью, с этим длинным угловатым лицом, и вот теперь, видимо, окончательно свыклась и не скрывала морщин, что мелкой сеткой из тоненьких линий покрывали всю кожу. «И ничуть она не похожа на ведьму, – подумал он. – А вот ворчлива ли эта почтенная дама, что ж, скоро увидим».
Показания она давала сидя, сложив крохотные костлявые ручки поверх черной кожаной сумки с металлической застежкой. Но эта поза ничуть не преуменьшала достоинства, с которым она держалась в зале суда. Время шло, и Майлз Ламберт все больше дивился самообладанию старой экономки, а также полной независимости ее поведения и суждений от участников судебного процесса. Маленький, жестко очерченный подбородок решительно выдвинут вперед, точно подчеркивает, что эта дама не привыкла произносить слов всуе. И что каждое из них есть правда и ничего, кроме правды.
Втайне Майлз Ламберт даже восхищался миссис Мартин. Он представлял ее совсем другой. Было в этой пожилой даме нечто такое, что даже заставило его гадать, какой тон лучше выбрать при перекрестном допросе, благожелательный или, напротив, агрессивный. Но благожелательность присяжные могут приять за слабость, а агрессивность – вызвать у них антипатию. Впрочем, у него, Майлза, достаточно времени, чтобы изучить экономку Робинсонов прежде, чем начать задавать ей вопросы. Потому что сейчас свидетельницей занимался Джон Спарлинг.
– Как долго вы знали подсудимую? – спросил он сразу после того, как миссис Мартин назвала свое имя и произнесла слова клятвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89