Я не могу жить с этим, Том. Поверь, это невозможно.
– Возможно, сейчас и не можешь, но позже все образуется. Все будет иначе, пап. Нельзя сдаваться.
– Почему нельзя?
– Потому что ты мне отец, у тебя есть я, – просто ответил Томас. Ничего другого в голову в тот момент не пришло.
– Возможно, ты и прав, – с печальной улыбкой произнес Питер. – Но ведь из камня крови не выжать. Я иссяк, во мне больше не осталось любви. Никакой пользы тебе от меня не будет.
– Ты все, что у меня есть! – пылко воскликнул Томас. – И мама тебя так любила. Поэтому и носила тот медальон. И меня она тоже очень любила. Это ведь она спасла меня от Роуза. Мы оба с тобой в долгу перед ней. Мы должны жить дальше, помогать друг другу.
Томас подошел и поцеловал отца в щеку. И тут случилось нечто необычайное. Он никогда не помнил, чтоб так близко видел пронзительные голубые глаза отца, но теперь они смотрели прямо на него, и ненависти в них уже не было.
На следующий день, ровно в 16.05, жюри присяжных признало Грету виновной большинством голосов, одиннадцать против одного. Представители прессы сходились во мнении, что этот единственный голос против принадлежал итальянцу в модном дорогом костюме, однако двое или трое склонялись в пользу индуса в тюрбане, уж очень непроницаемое у него все время было лицо. И, разумеется, ни у кого не возникло сомнений, как именно проголосовала старшина присяжных. Она буквально прокричала вердикт, а затем метнула торжествующий взгляд в сторону Майлза Ламберта, который заранее предвидел этот выпад и специально отвернулся. Затем он поздравил Джона Спарлинга с победой, но у обвинителя хватило ума и благородства признать, что он непременно проиграл бы дело, если б в руках у козырного свидетеля Майлза не появились бы в последнюю минуту новые вещественные доказательства, копии свидетельств о рождении и браке.
И вот в половине пятого судья Грэнджер приговорил леди Грету Робинсон к пожизненному заключению. Никакой реакции на приговор, однако, все репортеры согласились во мнении, что спеси и достоинства в ней ничуть не поубавилось, когда ее повели к выходу после оглашения приговора. Нет, определенно, всем другим подсудимым было далеко до Греты Грэхем.
ГЛАВА 27
Мужчина был одет в белый бумажный костюм. Полиция выдала его взамен одежды, которая была на задержанном, поскольку ее отправили на судебно-медицинскую экспертизу. Но полиция забрала не только одежду. Они забрали также его паспорт, туристическую путевку и повязку, что находилась на шее во время ареста. За повязкой открылся широкий шрам, тянувшийся от правого уха к толстой бычьей шее.
Каждому опытному офицеру полиции было известно, что сама церемония переодевания в бумажный костюм производила сильнейшее психологическое воздействие на любого задержанного, тут же обезоруживала его, развязывала язык на допросах. И расколоть такого подозреваемого становилось проще. Но здесь оказался не тот случай. Мужчина носил жалкий бумажный костюм так, словно тот был пошит на заказ у дорогого портного, то и дело потряхивая выложенной на воротник длинной черной гривой волос. А сидел он, вытянув длинные мускулистые ноги, с таким видом, точно ему было наплевать на все на свете. Сидел и молчал. Просто смотрел на детектива Хернса, и на бескровных его губах играла насмешливая полуулыбка. Полицейский задавал один вопрос за другим, но ответом на них было молчание. Джонатан Барри Роуз умел пользоваться правом хранить молчание.
Хернс понимал: он бессилен. Двигало им теперь просто слепое упорство, и позже, анализируя ситуацию, он так и не мог понять, с чего это вдруг Роуз заговорил. Возможно, просто ему все это надоело. Очевидно, что сидевший рядом во время допроса адвокат с бегающими глазками никакой роли при этом не сыграл. Роуз принадлежал к тому типу мужчин, которые самостоятельно принимают решения.
– Как тебя звать-то? – спросил он вдруг Хернса, перебив на полуслове. Тот как раз спрашивал о его «Мерседесе».
– Сержант детектив Хернс, полиция Ипсвича. Я ведь представился вам в самом начале допроса, мистер Роуз.
– Ясное дело, что представился. Но не назвал при этом своего долбаного имени, сержант. Имя-то имеется? Как назвали родители, если они вообще у тебя были? Или, мать твою, не было?
Роуз говорил тихо и медленно. Ни малейшей угрозы в голосе не угадывалось, как и желания специально употреблять нецензурные слова. А маленькие темные глазки так и впились при этом в сидевшего напротив Хернса.
Хернс на секунду отвернулся, нервно переплел кургузые толстые пальцы. Потом, точно заклинание, произнес про себя строки из инструкции по технике допроса: «Никогда не теряйте спокойствия и самообладания при допросе подозреваемого». Что ж, придется, видно, потрафить Роузу, может, тогда удастся разговорить его.
– Мартин, – ответил он после паузы. – Родители назвали меня Мартином.
– Марти. Смешное имя, особенно для копа. Ну, что ж, Марти, ты ведь, видно, хочешь мне что-то сказать? Я прав?
– Нет. Пока что я задаю вам вопросы, на которые вы отказываетесь отвечать. Впрочем, это ваше право.
– Да будет тебе, Марти. Ты ведь хочешь сказать мне, что я по уши влип. Под самую завязку в дерьме. Мое ДНК соответствует крови, найденной на подоконнике, и тут уж ни черта не поделаешь. А во всем виноват этот урод и кретин Лонни. Это он толкнул меня, когда я пытался вынуть стекло. Он вечно спешит, неймется козлу. До добра это в наши дни не доводит. – И Роуз громко расхохотался.
– Лонни, а как дальше?.. – спросил Хернс.
– А никак. Лонни, и все тут. Не задавай глупых вопросов, Марти. Тебе не к лицу. Так о чем это я?.. Ах, да, ДНК. Ученые обставили нас по всем статьям. Причем не только меня. И тебя тоже, Марти. Твои старомодные полицейские хитрости уже на хрен никому не нужны. Бери себе каплю крови, тащи ее в лабораторию, и нате, пожалуйста, Джонни Разбойник получает десятку. Скоро останешься без работы, вот так, Марти.
– Да, согласен, мир меняется. Но только в вашем случае у нас не было образчика ДНК, чтоб сравнить его с найденным. До тех пор, пока мы вас не нашли.
– Пока я сам не свалился вам в лапы, точно спелая груша. Ничего ты меня не находил, Марти. Мальчишка нашел. Так что советую правильно воспринимать факты. Расследование ты провалил. Тебе просто вышла пруха, вот и все.
– Можете придерживаться своего мнения, мистер Роуз. Но факт состоит еще и в том, что вы арестованы. И это дает вам прекрасную возможность изложить, как все было на самом деле.
– Дядюшка Марти! Всегда заботится о моих интересах. Нет, тебе просто нужны ответы на твои дурацкие вопросы. А знаешь, если вдуматься, почему бы нам действительно не потолковать по душам? Мне все равно кранты благодаря этой гребаной ДНК.
– Убийство. Чья это была идея?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Возможно, сейчас и не можешь, но позже все образуется. Все будет иначе, пап. Нельзя сдаваться.
– Почему нельзя?
– Потому что ты мне отец, у тебя есть я, – просто ответил Томас. Ничего другого в голову в тот момент не пришло.
– Возможно, ты и прав, – с печальной улыбкой произнес Питер. – Но ведь из камня крови не выжать. Я иссяк, во мне больше не осталось любви. Никакой пользы тебе от меня не будет.
– Ты все, что у меня есть! – пылко воскликнул Томас. – И мама тебя так любила. Поэтому и носила тот медальон. И меня она тоже очень любила. Это ведь она спасла меня от Роуза. Мы оба с тобой в долгу перед ней. Мы должны жить дальше, помогать друг другу.
Томас подошел и поцеловал отца в щеку. И тут случилось нечто необычайное. Он никогда не помнил, чтоб так близко видел пронзительные голубые глаза отца, но теперь они смотрели прямо на него, и ненависти в них уже не было.
На следующий день, ровно в 16.05, жюри присяжных признало Грету виновной большинством голосов, одиннадцать против одного. Представители прессы сходились во мнении, что этот единственный голос против принадлежал итальянцу в модном дорогом костюме, однако двое или трое склонялись в пользу индуса в тюрбане, уж очень непроницаемое у него все время было лицо. И, разумеется, ни у кого не возникло сомнений, как именно проголосовала старшина присяжных. Она буквально прокричала вердикт, а затем метнула торжествующий взгляд в сторону Майлза Ламберта, который заранее предвидел этот выпад и специально отвернулся. Затем он поздравил Джона Спарлинга с победой, но у обвинителя хватило ума и благородства признать, что он непременно проиграл бы дело, если б в руках у козырного свидетеля Майлза не появились бы в последнюю минуту новые вещественные доказательства, копии свидетельств о рождении и браке.
И вот в половине пятого судья Грэнджер приговорил леди Грету Робинсон к пожизненному заключению. Никакой реакции на приговор, однако, все репортеры согласились во мнении, что спеси и достоинства в ней ничуть не поубавилось, когда ее повели к выходу после оглашения приговора. Нет, определенно, всем другим подсудимым было далеко до Греты Грэхем.
ГЛАВА 27
Мужчина был одет в белый бумажный костюм. Полиция выдала его взамен одежды, которая была на задержанном, поскольку ее отправили на судебно-медицинскую экспертизу. Но полиция забрала не только одежду. Они забрали также его паспорт, туристическую путевку и повязку, что находилась на шее во время ареста. За повязкой открылся широкий шрам, тянувшийся от правого уха к толстой бычьей шее.
Каждому опытному офицеру полиции было известно, что сама церемония переодевания в бумажный костюм производила сильнейшее психологическое воздействие на любого задержанного, тут же обезоруживала его, развязывала язык на допросах. И расколоть такого подозреваемого становилось проще. Но здесь оказался не тот случай. Мужчина носил жалкий бумажный костюм так, словно тот был пошит на заказ у дорогого портного, то и дело потряхивая выложенной на воротник длинной черной гривой волос. А сидел он, вытянув длинные мускулистые ноги, с таким видом, точно ему было наплевать на все на свете. Сидел и молчал. Просто смотрел на детектива Хернса, и на бескровных его губах играла насмешливая полуулыбка. Полицейский задавал один вопрос за другим, но ответом на них было молчание. Джонатан Барри Роуз умел пользоваться правом хранить молчание.
Хернс понимал: он бессилен. Двигало им теперь просто слепое упорство, и позже, анализируя ситуацию, он так и не мог понять, с чего это вдруг Роуз заговорил. Возможно, просто ему все это надоело. Очевидно, что сидевший рядом во время допроса адвокат с бегающими глазками никакой роли при этом не сыграл. Роуз принадлежал к тому типу мужчин, которые самостоятельно принимают решения.
– Как тебя звать-то? – спросил он вдруг Хернса, перебив на полуслове. Тот как раз спрашивал о его «Мерседесе».
– Сержант детектив Хернс, полиция Ипсвича. Я ведь представился вам в самом начале допроса, мистер Роуз.
– Ясное дело, что представился. Но не назвал при этом своего долбаного имени, сержант. Имя-то имеется? Как назвали родители, если они вообще у тебя были? Или, мать твою, не было?
Роуз говорил тихо и медленно. Ни малейшей угрозы в голосе не угадывалось, как и желания специально употреблять нецензурные слова. А маленькие темные глазки так и впились при этом в сидевшего напротив Хернса.
Хернс на секунду отвернулся, нервно переплел кургузые толстые пальцы. Потом, точно заклинание, произнес про себя строки из инструкции по технике допроса: «Никогда не теряйте спокойствия и самообладания при допросе подозреваемого». Что ж, придется, видно, потрафить Роузу, может, тогда удастся разговорить его.
– Мартин, – ответил он после паузы. – Родители назвали меня Мартином.
– Марти. Смешное имя, особенно для копа. Ну, что ж, Марти, ты ведь, видно, хочешь мне что-то сказать? Я прав?
– Нет. Пока что я задаю вам вопросы, на которые вы отказываетесь отвечать. Впрочем, это ваше право.
– Да будет тебе, Марти. Ты ведь хочешь сказать мне, что я по уши влип. Под самую завязку в дерьме. Мое ДНК соответствует крови, найденной на подоконнике, и тут уж ни черта не поделаешь. А во всем виноват этот урод и кретин Лонни. Это он толкнул меня, когда я пытался вынуть стекло. Он вечно спешит, неймется козлу. До добра это в наши дни не доводит. – И Роуз громко расхохотался.
– Лонни, а как дальше?.. – спросил Хернс.
– А никак. Лонни, и все тут. Не задавай глупых вопросов, Марти. Тебе не к лицу. Так о чем это я?.. Ах, да, ДНК. Ученые обставили нас по всем статьям. Причем не только меня. И тебя тоже, Марти. Твои старомодные полицейские хитрости уже на хрен никому не нужны. Бери себе каплю крови, тащи ее в лабораторию, и нате, пожалуйста, Джонни Разбойник получает десятку. Скоро останешься без работы, вот так, Марти.
– Да, согласен, мир меняется. Но только в вашем случае у нас не было образчика ДНК, чтоб сравнить его с найденным. До тех пор, пока мы вас не нашли.
– Пока я сам не свалился вам в лапы, точно спелая груша. Ничего ты меня не находил, Марти. Мальчишка нашел. Так что советую правильно воспринимать факты. Расследование ты провалил. Тебе просто вышла пруха, вот и все.
– Можете придерживаться своего мнения, мистер Роуз. Но факт состоит еще и в том, что вы арестованы. И это дает вам прекрасную возможность изложить, как все было на самом деле.
– Дядюшка Марти! Всегда заботится о моих интересах. Нет, тебе просто нужны ответы на твои дурацкие вопросы. А знаешь, если вдуматься, почему бы нам действительно не потолковать по душам? Мне все равно кранты благодаря этой гребаной ДНК.
– Убийство. Чья это была идея?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89