– Вот видите, Гомер. Хоть какая-то инициатива. Я рад, что у вас есть инициативные сотрудники. Почему это вам не пришло в голову? И воспользуйтесь этой задержкой. Именно такие методы приветствуются в современной полиции.
Колл направился к двери, и, словно по завершении солнечного затмения, слепящие лучи ярости Гомера обратились на несчастного сержанта.
– А теперь распорядитесь, пожалуйста, Гомер, – обернулся в дверях Колл. – И незамедлительно, ясно?
Гомер кивнул, не сводя глаз с Райта, который устало размышлял, почему он всякий раз оказывается по уши в дерьме.
Пендред появился из недр полицейского участка и подошел к тяжелой стальной двери со скрипучим комбинационным замком, нижняя часть которой была покрыта вмятинами и царапинами. Переступив через порог, он преодолел границу между виной и невинностью, между преисподней и скучным предсказуемым миром нормы. Но, как заметила Елена, даже этот переход оставил Пендреда абсолютно безучастным; большинство людей в такой ситуации испытывали облегчение, потрясение или проявляли признаки крайней усталости, но только не этот большой, молчаливый и невозмутимый человек. То ли находясь в состоянии полного автоматизма, то ли полностью отключившись от реальной действительности, он ни на что не обращал внимания.
Скорее всего, он не заметил бы и Елену, если бы она не сделала шаг вперед и не окликнула его:
– Мистер Пендред?
Он поднял опущенные глаза, и его спокойный, отстраненный и в то же время леденящий взгляд остановился на лице Елены. Ничто не изменилось в чертах его лица, и тем не менее что-то в сосредоточенности его взгляда дало ей понять, что он ее узнал.
– Вы понимаете, что сейчас с вами происходит, мистер Пендред?
Он продолжал безмолвно на нее смотреть, и она уже подумала, что сейчас ей снова придется повторять все с самого начала, но в этот момент он еле заметно кивнул.
– Меня освободили, – монотонным голосом ответил он, не спуская глаз с ее лица.
– Да. Вы продолжаете находиться под подозрением, но пока вас отпускают. Существуют определенные обстоятельства…
– Они говорят, что я убил ее.
Елена знала, что дежурный сержант слушает их с нескрываемым удовольствием.
– Я знаю, мистер Пендред, но у вас есть алиби.
– Так же, как в прошлый раз. Тогда они говорили, что это Мелькиор.
– Я знаю, но вы должны…
– Они арестовали Мелькиора. Они арестуют меня. Елена покачала головой, растягивая губы в ободряющую улыбку.
– Нет. Не арестуют. Я прослежу за этим.
– Я этого не делал.
– Я знаю.
– Я этого не делал. Я этого не делал. Я этого не делал…
И как она ни пыталась, ей не удавалось прервать эту семисложную скороговорку, которую он повторял снова и снова, не отрывая глаз от Елены. Она с немой мольбой посмотрела на дежурного сержанта, тот вопросительно поднял брови, сделав вид, что не понимает, но затем вздохнул и, перегнувшись через стойку, похлопал Пендреда по плечу.
– Ладно-ладно, попугай. Мы уже все поняли.
Пендред умолк. Может, кто-нибудь и отреагировал бы на это иначе, но только не этот странный человек. В течение нескольких секунд он молчал, не спуская глаз с Елены, а затем большими заскорузлыми руками сжал ее левую кисть так, что та целиком в них потерялась. На мгновение ей показалось, что он собирается сломать ей руку, но она изумилась еще больше, когда с поразительной нежностью он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее.
И в течение всего этого времени выражение его лица ни разу не переменилось.
Выйдя на улицу, она не обернулась и не смогла заметить, что он стоит у окна и провожает ее взглядом.
Как только она скрылась за поворотом, он тоже вышел на улицу.
– Можно тебя на пару слов, Питер?
Питер уже собирался уходить, но вряд ли следовало огорчать старшего судью, от которого зависели исход тяжб и личный авторитет. Любое неосторожное слово или неуместное замечание, какими бы случайными они ни были, могли погубить и то и другое.
– Конечно, Бенедикт. – И он проследовал за стариком в его просторный кабинет. Устроившись за столом со стаканчиком довольно приличного портвейна (любимый напиток Бенедикта), Питер уставился на сияющую лысину собеседника, отражавшую лучи вечернего солнца.
– Я хотел с тобой поговорить.
Подобные беседы зачастую становятся началом блистательных юридических карьер, подумал Питер и с расслабленной уверенностью продолжил потягивать портвейн.
– О чем вы хотите поговорить? – осведомился он, предварительно похвалив вино.
– Насколько я понимаю, ты… встречаешься с некой особой по фамилии Уортон. Беверли Уортон.
Ошарашенный этим вопросом, Питер онемел, что было ему совершенно несвойственно, и отреагировал с запозданием:
– Что?
– Насколько я знаю, она офицер полиции.
Питер нахмурился, и портвейн вдруг показался ему недостаточно качественным.
– К чему это? – Он прекрасно знал Бенедикта и поэтому ничуть не удивился, когда тот без тени смущения ответил:
– Брось ее. Она тебе не пара.
Питер Андерсон уже давно был адвокатом и прекрасно знал, что подобные взгляды довольно широко распространены в высших эшелонах юриспруденции.
– Спасибо за совет, Бенедикт, – со вздохом ответил он. – Но, полагаю, я сам разберусь. – Он попытался было встать, но Бенедикт не дал ему это сделать.
– Сядь! – рявкнул он.
Несколько удивившись такому повороту событий, Питер тем не менее сел, и лишь на его лице возникло изумленное выражение.
– Я говорю это не из снобизма, Питер, – более мягко пояснил Бенедикт. – Речь идет о твоей карьере.
– Правда?
Бенедикт наклонился вперед с заговорщицким видом:
– Я не имею ни малейшего представления о ее интеллекте, воспитании и привычках. Я ничего об этом не знаю и знать не хочу. Однако я знаю, что она замешана в одной неприятной истории, связанной с судебной ошибкой…
– Она рассказывала мне об этом.
– …а другая столь же неприятная история происходит в данный момент.
– Дело Пендреда? Вы о нем?
Бенедикт кивнул:
– До меня дошли слухи от высших полицейских чинов, что во всем виноват Мартин Пендред, а она стала орудием, приведшим к судебной ошибке, несправедливому заключению и, между прочим, к смерти его брата-близнеца. – Он поднял стакан. – Я не хочу, чтобы твое имя фигурировало в связи с этим, а шумиха уже начинает подниматься. Это недопустимо для кандидата в сотрудники лорда-канцлера, – добавил он с легкой улыбкой.
Питер Андерсон тоже ответил ему улыбкой, но она была скорее циничной, чем искренней.
– А если она права? Что если Мелькиор Пендред действительно был виновен?
Бенедикт покачал головой:
– Вряд ли. А ты как думаешь?
Питер был вынужден согласиться и признать, что его тоже тревожат непредвиденные последствия последнего убийства.
– Но я люблю Беверли, – добавил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99