– Это правда?
Он не уточнил, что именно имеет в виду, однако сообразить, что в данном случае не следует переспрашивать, можно было и обладая вполне средним коэффициентом интеллекта.
– Ну, – начал Гомер, вставая и пытаясь принять уверенный и спокойный вид, несмотря на обуявший его ужас, – Виктория Бенс-Джонс действительно дала показания, которые могут, – он подчеркнул последнее слово, – противоречить обвинениям, выдвинутым против Пендреда.
Колл не сразу начал кричать, но это объяснялось лишь тем, что от распиравшего его накала эмоций он временно лишился дара речи.
Однако долго это не могло продлиться.
– Идиот, ты что, не понимаешь, что это разрушает все дело! – заорал он. Его так переполняли чувства, что в голосе у него появилась какая-то странная битональность, и обычный бас-профундо то и дело срывался на визгливые обертона фальцета. Присутствующие предпочли не обращать на это внимания, и это дало ему возможность продолжить. – Этот чертов патологоанатом утверждал, что Пендред не имеет отношения к этим убийствам, и теперь выясняется, что он был прав.
Гомер решил, что пора перейти к самозащите.
– Сэр, это совершенно необоснованные показания. У нас нет доказательств…
Колл тяжело оперся на стол, предоставив Гомеру возможность рассмотреть свое покрасневшее лицо.
– Но ведь у вас нет доказательств того, что эти убийства были совершены Пендредом. Он изображает из себя немого, а экспертиза не может предоставить никаких улик.
– Но вспомните, что он сделал с адвокатом!
Даже Райт понял, что собирается на это ответить Колл, и предусмотрительно отвел глаза в сторону.
– Бога ради, Гомер! Да напряги ты свои мозги хоть раз в жизни! Перестань ты быть таким идиотом!
Вслед за этим наступила тишина, которая Райту показалась но меньшей мере жуткой, словно над их головами только что взорвалось небольшое ядерное устройство и они уже существовали в постапокалиптическом мире. Колл, догадавшись, что перегнул палку, несколько сбавил тон.
– Судя по тому, что говорит этот докторишка, Пендред – это ложный след. Да, конечно, мы можем обвинить его в нападении на Елену Флеминг, но связать это с предшествующими убийствами нам не удастся. Стоит только сравнить обстоятельства совершенных убийств с нападением на Флеминг, и всем станет очевидно, что между ними нет ничего общего.
– Он пытался вскрыть ее тело, – не вполне обдуманно, но отважно вмешался Райт.
Колл развернулся со скоростью автоматической охранной системы, зафиксировавшей движение. Взгляд у него был исключительно недружелюбным, однако он продолжал держать себя в руках.
– Он пытался вскрыть ее, когда она еще была жива, сержант. В предыдущих случаях ничего подобного не было, не так ли?
Гомер и Райт промолчали, ибо ни тот ни другой не хотели признавать, что их тоже тревожило это обстоятельство. Серийные убийцы не меняют свой почерк после того, как методика была выработана и совершено восемь убийств.
– Если адвокат обратит на это внимание, он от вас камня на камне не оставит, – продолжил Колл. – Он будет вызывать одного чертова эксперта за другим, и при наличии этой бабы, утверждающей, что убийцей является ее муж, доведет присяжных до того, что они вынесут оправдательный приговор. Конечно, вы сможете упечь Пендреда в какую-нибудь богом забытую психушку, где он просидит до второго пришествия или пока не сунет пальцы в розетку, но убийства Мюир, Уилмса и Милроя так и останутся нераскрытыми. – Он повернулся к Гомеру. – И первая серия по-прежнему будет приписываться Мелькиору, а не Мартину Пендреду.
Гомер понимал это, но, услышав это утверждение из чужих уст, почувствовал, как его охватывает отчаяние. Хотя он и не застонал вслух, его телодвижения беззвучно передали все, что он испытывал.
– И что нам делать? – спросил он.
Колл наградил его презрительным взглядом.
– У вас есть время до тех пор, пока об этом не стало известно. Отправляйтесь и поговорите с ней. Нащупайте пробелы в ее истории. А потом убедите ее отказаться от показаний.
– А если она не согласится, сэр? – с невинным видом поинтересовался Райт. – А если ее история выплывет наружу? Что если обо всем этом станет известно прессе?
Однако ему тут же стало понятно, что близость злобной физиономии Колла еще не гарантирует его способность сохранять спокойствие.
– А вы молитесь, сержант, чтобы этого не произошло, потому что в противном случае вам придется арестовывать ее мужа и расхлебывать все это дерьмо.
Колл вышел из кабинета, но тягостная атмосфера с его уходом так и не рассеялась.
Несмотря на страстные и упорные мольбы, им не удалось заставить ее изменить свои показания.
А потом об этом каким-то образом стало известно корреспондентам вечерней газеты, читая которую у себя в квартире, Беверли не могла скрыть радости от того, что репортер с такой точностью воспроизвел все подробности ее рассказа. Гомер, чувствуя себя во власти сил, которым было глубоко наплевать на его желания, отправил Райта в Западную Королевскую больницу.
Джеффри Бенс-Джонс возвращался с ежемесячного собрания Совета попечителей, когда его встретили Райт и Фишер, стоявшие в коридоре административного корпуса перед его кабинетом. Время было уже позднее, а потому он был избавлен от присутствия коллег и секретарш. Заявление сержанта о том, что это задержание не является официальным арестом, не вызывало у начмеда особого восторга, ибо, похоже, он не видел разницы между первым и вторым.
– Это просто возмутительно!
Однако это восклицание – щит достоинства, призванный оградить от позора, – тут же разбилось о неумолимость Райта.
– Вполне возможно, сэр, – ответил он с полуизвиняющейся-полувоинственной улыбкой. – Однако если вы откажетесь сотрудничать, боюсь, я буду вынужден принять более официальные меры.
Бенс-Джонс уловил намек, однако продолжил свои жалобы, сопровождавшиеся все возраставшим сарказмом. Райт не без интереса отметил, что Бенс-Джонс спросил о причине своего задержания, когда они уже ехали в машине к полицейскому участку. Однако Райт, сидевший на переднем пассажирском месте, ничего не ответил, сохраняя бесстрастное выражение лица и не сводя глаз с дороги.
В участке Бенс-Джонса отвели в ту же комнату для допросов, стены которой не так давно были свидетелями колыбельных причитаний Мартина Пендреда. Там Бенс-Джонс провел два часа в нараставшем напряжении, временами перемежавшемся приступами тоски и раздражения. Мишенью его бессильной ярости стал Ньюман, бесстрастно стоявший у двери. Однако тот уже привык к подобному поведению – единственная разница заключалась в том, что обычно задержанные не стеснялись в выражениях и пользовались менее утонченной лексикой, так что его невозмутимости могли бы позавидовать стоики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99