Их отец работал в морге Западной Королевской больницы и туда же пристроил мальчиков. Заниматься бумажной работой они не могли, зато отличились на поприще вскрытий и обработки тел.
– Будучи гениальными кретинами?
– Да, – улыбнулся Айзенменгер.
– Странная профессия.
Айзенменгер допил бренди, откинулся на спинку дивана рядом с Еленой и повернул к ней голову.
– Я же сказал тебе, что аутизм – это изумительное и пугающее состояние.
Однако, похоже, у нее это вызывало другие чувства.
– Больные синдромом Аспергера ведут простую, жестко структурированную жизнь и впадают в полное отчаяние, если та разрушается.
А родители Пендредов погибли в автомобильной катастрофе. Подобное и для нормального человека стало бы немыслимым стрессом. Можно себе представить, до чего это могло довести Пендредов.
– До чего?
– Скорее всего, именно с этого момента у Мелькиора начала развиваться шизофрения, просто его просмотрели наши чудные органы соцобеспечения. О них просто никто не вспомнил. Они жили среди нас, но, как это ни странно, на них никто не обращал внимания, никто не замечал, что они не вписываются в нашу жизнь.
– И тогда Мелькиор спятил и начал убивать людей.
– По крайней мере, именно такого объяснения придерживается полиция, – не слишком уверенным тоном ответил Айзенменгер.
– А на самом деле? – спросила Елена.
– Эта теория не так уж плоха, – вздохнул Айзенменгер. – Однако меня она никогда не убеждала.
Она понимала, что пора бы уже привыкнуть к его манере думать сразу в десяти направлениях, а озвучивать лишь одно, но с таким же успехом Елена могла внушить себе, что не следует есть шоколад.
– Может, ты объяснишь мне подробнее?
– В каком-то смысле Мелькиора обвинили именно из-за его шизофрении, ну и из-за алиби, которое было у Мартина на время последнего убийства. Однако шизофрения, как и аутизм, передается по наследству. Поэтому если смерть родителей привела к проявлению шизофрении у Мелькиора, то есть все основания предполагать, что она могла вызвать аналогичное заболевание у Мартина.
– И при этом он не прошел никакого психиатрического освидетельствования?
– Нет. Да и с чего бы? Когда Мелькиора арестовали, про Мартина вообще забыли. Ему ведь так и не было предъявлено никаких обвинений.
– То есть, возможно, Мартин столь же безумен, как и его брат?
Айзенменгер не ответил, продолжая молча смотреть на свой пустой стакан.
– Или ты хочешь сказать, что Мелькиор не был виновен? – осторожно предположила Елена. – Что все эти убийства были совершены Мартином?
На его лице появилась ленивая и загадочная улыбка.
– Говоря по совести, у меня никогда не было уверенности в том, кто их совершил. Но я же был всего-навсего судмедэкспертом, и мое мнение мало что значило.
– Ах ты черт.
Гомер в сотый раз за вечер бормотал себе под нос это проклятие, – впрочем, Райт уже потерял им счет и не мог поручиться за точное их количество. Правда, он не сомневался, что Гомер регулярно повторяет его про себя в паузах между своими безапелляционными распоряжениями, которые зачастую противоречили друг другу. При этом выражение его глаз было таким же обреченным, как у бедного капитана Смита, когда в его правый борт с оглушительным грохотом врезался айсберг.
Он явно предвидел ураган, и даже зонтика под рукой не было.
Теплее в часовне не становилось, несмотря на установленное в ней временное освещение и обилие присутствовавших в ней тел, лишь одно из которых было бездыханным. Нойман, Кули и Фишер занимались разнообразными делами, собирая образцы для судмедэкспертизы, помогая Блументалю и просто слоняясь из стороны в сторону. Место наибольшей активности находилось за алтарем и в глубине часовни, где были обнаружены разрозненные частицы человеческого мозга вперемешку с осколками керамики и заваленные горой мусора выпотрошенные останки Патрика Уилмса. Местонахождение его внутренних органов по-прежнему оставалось неизвестным.
Райт оставил раздраженного и озабоченного Гомера наблюдать за группой экспертов, разбиравших и раскладывавших по отдельным мешкам бесконечно разнообразный ассортимент использованных презервативов, иголок, шприцов, серебряной фольги, жевательных резинок, грязной бумаги и других предметов, которые человечество производит лишь для того, чтобы их выбросить, и, держа в руках записную книжку, направился к Блументалю.
Блументаль, облаченный в бесформенный белый комбинезон, придававший его лицу болезненный вид, оторвался от бывшего вояки и поднял голову.
– Вы замечаете, сержант, насколько вы стереотипны?
– Прошу прощения?
– Ваша записная книжка, – пояснил Блументаль, указывая на нее одноразовым скальпелем небесно-голубого цвета. – На дворе уже двадцать первый век. Почему бы вам не заносить свои несомненно проницательные наблюдения и ошарашивающие выводы в такие интересные штучки, которые знающие люди, кажется, называют ноутбуками? Вы фиксируете в нем всю информацию, потом бежите в участок, сгружаете все в центральный компьютер, через час он устанавливает все сходства и взаимосвязи, и преступник пойман. Вот как надо работать, – подвел итог Блументаль.
Райт, заплутавший в тумане сомнений и гадавший, шутит патологоанатом или говорит серьезно, грубит или же блещет остроумием, не сразу нашелся, что ответить, и решил обойтись элементарным:
– Да, сэр. Но у него может сесть батарейка.
Блументаль смотрел на него в течение нескольких секунд, не в силах произнести ни слова, а затем разразился лающим смехом, который был столь же уничижительным, сколь и восхищенным.
– Вы знаете, сержант, я даже не могу понять, кто вы – троглодит или провидец. – Он поднял глаза к терявшемуся во тьме своду потолка. – Что делает вас достойным увековечения.
После этого Райт уже готов был вызвать психиатра, если не для Блументаля, то, по крайней мере, для себя, но в этот момент в поле его зрения снова оказался Гомер, которому как-то удалось вернуть себе более или менее нормальный вид.
– Что у вас есть для меня, доктор? – осведомился он.
Блументаль мгновенно перешел от трансцендентального к земному, оставив Райта в растерянности и недоумении.
– Все как всегда, мой дорогой Гомер, все как всегда. Один труп и масса суеты.
Однако Гомер был далеко не в том настроении, чтобы спокойно реагировать на такое легкомыслие.
– Меня не интересуют взгляды дипломированного мясника. Скажи мне – это убийство такое же, как предыдущее? Это Мартин Пендред?
Блументаль, для которого ярость Гомера значила не больше, чем прыщик на языке, снисходительно улыбнулся:
– На трупе имеется лишь один разрез, используемый обычно для изъятия внутренних органов, но поскольку он зашит, я не могу ничего утверждать с уверенностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Будучи гениальными кретинами?
– Да, – улыбнулся Айзенменгер.
– Странная профессия.
Айзенменгер допил бренди, откинулся на спинку дивана рядом с Еленой и повернул к ней голову.
– Я же сказал тебе, что аутизм – это изумительное и пугающее состояние.
Однако, похоже, у нее это вызывало другие чувства.
– Больные синдромом Аспергера ведут простую, жестко структурированную жизнь и впадают в полное отчаяние, если та разрушается.
А родители Пендредов погибли в автомобильной катастрофе. Подобное и для нормального человека стало бы немыслимым стрессом. Можно себе представить, до чего это могло довести Пендредов.
– До чего?
– Скорее всего, именно с этого момента у Мелькиора начала развиваться шизофрения, просто его просмотрели наши чудные органы соцобеспечения. О них просто никто не вспомнил. Они жили среди нас, но, как это ни странно, на них никто не обращал внимания, никто не замечал, что они не вписываются в нашу жизнь.
– И тогда Мелькиор спятил и начал убивать людей.
– По крайней мере, именно такого объяснения придерживается полиция, – не слишком уверенным тоном ответил Айзенменгер.
– А на самом деле? – спросила Елена.
– Эта теория не так уж плоха, – вздохнул Айзенменгер. – Однако меня она никогда не убеждала.
Она понимала, что пора бы уже привыкнуть к его манере думать сразу в десяти направлениях, а озвучивать лишь одно, но с таким же успехом Елена могла внушить себе, что не следует есть шоколад.
– Может, ты объяснишь мне подробнее?
– В каком-то смысле Мелькиора обвинили именно из-за его шизофрении, ну и из-за алиби, которое было у Мартина на время последнего убийства. Однако шизофрения, как и аутизм, передается по наследству. Поэтому если смерть родителей привела к проявлению шизофрении у Мелькиора, то есть все основания предполагать, что она могла вызвать аналогичное заболевание у Мартина.
– И при этом он не прошел никакого психиатрического освидетельствования?
– Нет. Да и с чего бы? Когда Мелькиора арестовали, про Мартина вообще забыли. Ему ведь так и не было предъявлено никаких обвинений.
– То есть, возможно, Мартин столь же безумен, как и его брат?
Айзенменгер не ответил, продолжая молча смотреть на свой пустой стакан.
– Или ты хочешь сказать, что Мелькиор не был виновен? – осторожно предположила Елена. – Что все эти убийства были совершены Мартином?
На его лице появилась ленивая и загадочная улыбка.
– Говоря по совести, у меня никогда не было уверенности в том, кто их совершил. Но я же был всего-навсего судмедэкспертом, и мое мнение мало что значило.
– Ах ты черт.
Гомер в сотый раз за вечер бормотал себе под нос это проклятие, – впрочем, Райт уже потерял им счет и не мог поручиться за точное их количество. Правда, он не сомневался, что Гомер регулярно повторяет его про себя в паузах между своими безапелляционными распоряжениями, которые зачастую противоречили друг другу. При этом выражение его глаз было таким же обреченным, как у бедного капитана Смита, когда в его правый борт с оглушительным грохотом врезался айсберг.
Он явно предвидел ураган, и даже зонтика под рукой не было.
Теплее в часовне не становилось, несмотря на установленное в ней временное освещение и обилие присутствовавших в ней тел, лишь одно из которых было бездыханным. Нойман, Кули и Фишер занимались разнообразными делами, собирая образцы для судмедэкспертизы, помогая Блументалю и просто слоняясь из стороны в сторону. Место наибольшей активности находилось за алтарем и в глубине часовни, где были обнаружены разрозненные частицы человеческого мозга вперемешку с осколками керамики и заваленные горой мусора выпотрошенные останки Патрика Уилмса. Местонахождение его внутренних органов по-прежнему оставалось неизвестным.
Райт оставил раздраженного и озабоченного Гомера наблюдать за группой экспертов, разбиравших и раскладывавших по отдельным мешкам бесконечно разнообразный ассортимент использованных презервативов, иголок, шприцов, серебряной фольги, жевательных резинок, грязной бумаги и других предметов, которые человечество производит лишь для того, чтобы их выбросить, и, держа в руках записную книжку, направился к Блументалю.
Блументаль, облаченный в бесформенный белый комбинезон, придававший его лицу болезненный вид, оторвался от бывшего вояки и поднял голову.
– Вы замечаете, сержант, насколько вы стереотипны?
– Прошу прощения?
– Ваша записная книжка, – пояснил Блументаль, указывая на нее одноразовым скальпелем небесно-голубого цвета. – На дворе уже двадцать первый век. Почему бы вам не заносить свои несомненно проницательные наблюдения и ошарашивающие выводы в такие интересные штучки, которые знающие люди, кажется, называют ноутбуками? Вы фиксируете в нем всю информацию, потом бежите в участок, сгружаете все в центральный компьютер, через час он устанавливает все сходства и взаимосвязи, и преступник пойман. Вот как надо работать, – подвел итог Блументаль.
Райт, заплутавший в тумане сомнений и гадавший, шутит патологоанатом или говорит серьезно, грубит или же блещет остроумием, не сразу нашелся, что ответить, и решил обойтись элементарным:
– Да, сэр. Но у него может сесть батарейка.
Блументаль смотрел на него в течение нескольких секунд, не в силах произнести ни слова, а затем разразился лающим смехом, который был столь же уничижительным, сколь и восхищенным.
– Вы знаете, сержант, я даже не могу понять, кто вы – троглодит или провидец. – Он поднял глаза к терявшемуся во тьме своду потолка. – Что делает вас достойным увековечения.
После этого Райт уже готов был вызвать психиатра, если не для Блументаля, то, по крайней мере, для себя, но в этот момент в поле его зрения снова оказался Гомер, которому как-то удалось вернуть себе более или менее нормальный вид.
– Что у вас есть для меня, доктор? – осведомился он.
Блументаль мгновенно перешел от трансцендентального к земному, оставив Райта в растерянности и недоумении.
– Все как всегда, мой дорогой Гомер, все как всегда. Один труп и масса суеты.
Однако Гомер был далеко не в том настроении, чтобы спокойно реагировать на такое легкомыслие.
– Меня не интересуют взгляды дипломированного мясника. Скажи мне – это убийство такое же, как предыдущее? Это Мартин Пендред?
Блументаль, для которого ярость Гомера значила не больше, чем прыщик на языке, снисходительно улыбнулся:
– На трупе имеется лишь один разрез, используемый обычно для изъятия внутренних органов, но поскольку он зашит, я не могу ничего утверждать с уверенностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99