Это были фотокопии записей и экспериментальных результатов.
– Думаю, да. По крайней мере, так считал Милрой.
– То есть?
– Для того чтобы все это проверить, потребуется довольно много времени, но думаю, если сравнить эти результаты с опубликованными, то мы обнаружим существенную разницу.
– Что тут же делает ее одним из главных подозреваемых.
Айзенменгер ничего не ответил и с нахмуренным видом продолжил изучать документы.
– Ну ладно, пока ты здесь ворон считаешь, я, пожалуй, продолжу, – устав от его пассивности, заявила Беверли, вставая.
– Что ты имеешь в виду? Мы же нашли то, что искали.
– Правда? – улыбнулась она, затем насмешливо покачала головой и погладила его по подбородку. – Когда занимаешься обыском, Джон, следует запомнить – нельзя останавливаться сразу после того, как нашел что-то существенное.
Она снова вернулась к стопке папок, в которой они обнаружили документы, посвященные Виктории Бенс-Джонс. Айзенменгер проводил ее взглядом, а затем, потеряв к ней интерес, вновь вернулся к пернатым.
– Зачем он притащил все это домой? – спустя несколько минут пробормотал он. – Остальные папки у него хранятся на работе.
– Ты считаешь, это что-то значит? – не оборачиваясь, спросила Беверли. – Что эта папка приобретает большее значение оттого, что находится здесь?
– А ты как считаешь?
– Возможно, – ответила она, выпрямляясь и держа какой-то листок двумя пальцами.
Она подошла с ним к столу. Это была копия письма, написанного месяцем ранее и адресованного Джеффри Бенс-Джонсу. В нем Милрой предлагал встретиться и обсудить его будущность. В последних строках упоминался «выдающийся успех Виктории, позволивший ей получить столь высокую награду».
– Если бы я была циничным человеком, – тихо заметила Беверли, – я бы сказала, что это выглядит как шантаж. Дайте мне то, что я хочу, или…
– Очень изящно.
– В этом-то и заключается вся прелесть. Ничего подозрительного, на взгляд непосвященного человека. Возможно, это объясняет, почему эти документы находятся здесь, а не в больнице, – добавила она.
Айзенменгер кивнул:
– Да, такое опасно хранить в своем кабинете, особенно после того, как письмо было отправлено.
– Видишь? – улыбнулась Беверли. – Я же говорила тебе, что нельзя бросать поиски.
– И все-таки почему оно здесь? – повторил он. – Почему оно выделено из всех остальных документов?
– Потому что в нем есть намек на шантаж. Он хотя и собирал компромат на всех окружающих, но, насколько нам известно, не использовал его. А это ему пришлось унести из отделения, чтобы не нашли Виктория и Джеффри Бенс-Джонс.
Айзенменгер был вынужден согласиться с этим предположением – оно выглядело вполне правдоподобным. Шахин зашел в кабинет Милроя лишь потому, что у него были подозрения, что он сможет там что-нибудь найти, а не потому что ему намекал на это Милрой.
– Да, наверное. Но я не могу себе представить Викторию убийцей.
– А ее мужа?
Он категорично покачал головой:
– Нет. То есть формально он мог бы это совершить, но он не обладает навыками вскрытия.
– Может, она его научила.
– Вскрытию тел и изъятию внутренних органов невозможно научиться теоретически, Беверли. Этому можно научиться только с помощью практических занятий. Вряд ли его женушка могла обучить его этому за кухонным столом.
– Возможно, они совершали убийства вдвоем. Он выполнял тяжелую работу, а она вскрывала.
– Коллективное убийство? Звучит не слишком убедительно.
– Тогда какие предложения?
– Не знаю, – после длительных раздумий вынужден был признать он.
Несмотря на то что ее лечащий врач был вполне удовлетворен видом раны, Елена не могла разделить его оптимизм. Половину ее груди, плеча и верхней части руки занимал синяк, представлявший собой абстракционистское сочетание оттенков багрового, зеленого и желтого. Красные и набухшие швы, на которые она не могла смотреть без слез, с его точки зрения, выглядели «вполне прилично». Все это, вместе взятое, в сочетании с бессонницей, вызванной неудобством кровати, скорее напоминавшей цветочный бордюр, чем место для отдыха, и неудобоваримостью пищи привело к тому, что она находилась не в лучшем расположении духа, поднявшись в половине четвертого утра и направившись в комнату отдыха. Не то чтобы стоявшие там кресла были комфортабельнее, просто в данный момент она предпочитала неудобно сидеть, нежели неудобно лежать.
Когда она проходила мимо островка света у поста медсестер, одна из двух склоненных голов приподнялась и осведомилась:
– Все в порядке? – Сестра-филиппинка хорошо говорила по-английски, но даже иллюзия участия мгновенно разрушалась непроницаемым выражением ее лица. Ее напарница лишь приподняла голову и тут же вернулась к своим записям.
– Не могу заснуть, – ответила Елена.
– Может, вам дать снотворное?
Елена покачала головой:
– Пойду почитаю с полчасика.
Она двинулась дальше и, пройдя небольшое расстояние, снова вступила в островок света у сестринского поста.
О Елене вспомнили лишь в половине восьмого во время смены дежурства, когда было упомянуто ее имя и сестры поняли, что она так и не вернулась в палату.
Только тогда стало понятно, что она исчезла.
– Там же, сэр, и в то же время.
Гомер спал, но сообщение Райта заставило его мгновенно проснуться.
– Что? Где? Когда?
– Рядом с больницей. Гиппокампус-стрит. Сорок минут назад.
Гомер вскочил с кровати, одновременно отдавая распоряжения.
– Он прячется в больнице, Райт. Возьми как можно больше людей и отправляйтесь туда. Начинайте обыскивать больницу.
– Но мы ее уже обыскивали…
– Да какая разница, Райт?! Значит, обыск был проведен недостаточно тщательно. Он проработал в ней много лет и знает ее так же хорошо, как вы свой собственный член. Наверняка там есть тысяча закоулков и потайных мест, о существовании которых вы и не догадываетесь.
– Но разве у нас есть шанс сейчас его там обнаружить?
Но Гомер уже положил трубку, и Райт понял, что попусту тратит свои силы и время.
– И уберите эти чертовы ящики! У нас сегодня санитарная комиссия по вопросам безопасности – их кондрашка хватит, если они увидят, что пожарный выход завален ящиками.
Голос, отдававший эти распоряжения, который Беверли расслышала через открытую дверь, свидетельствовал о том, что его обладатель привык к беспрекословному подчинению и ему присущи властность и самоуверенность. Однако когда его обладательница предстала перед ней воочию, Беверли была поражена ее изящностью и хрупкостью фигуры.
– Инспектор Уортон? – произнесла интересовавшая ее особа и невозмутимо протянула руку. – Ивонна Хэйверс, – представилась она, когда они обменялись рукопожатием.
Пожатие у нее было крепким и решительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Думаю, да. По крайней мере, так считал Милрой.
– То есть?
– Для того чтобы все это проверить, потребуется довольно много времени, но думаю, если сравнить эти результаты с опубликованными, то мы обнаружим существенную разницу.
– Что тут же делает ее одним из главных подозреваемых.
Айзенменгер ничего не ответил и с нахмуренным видом продолжил изучать документы.
– Ну ладно, пока ты здесь ворон считаешь, я, пожалуй, продолжу, – устав от его пассивности, заявила Беверли, вставая.
– Что ты имеешь в виду? Мы же нашли то, что искали.
– Правда? – улыбнулась она, затем насмешливо покачала головой и погладила его по подбородку. – Когда занимаешься обыском, Джон, следует запомнить – нельзя останавливаться сразу после того, как нашел что-то существенное.
Она снова вернулась к стопке папок, в которой они обнаружили документы, посвященные Виктории Бенс-Джонс. Айзенменгер проводил ее взглядом, а затем, потеряв к ней интерес, вновь вернулся к пернатым.
– Зачем он притащил все это домой? – спустя несколько минут пробормотал он. – Остальные папки у него хранятся на работе.
– Ты считаешь, это что-то значит? – не оборачиваясь, спросила Беверли. – Что эта папка приобретает большее значение оттого, что находится здесь?
– А ты как считаешь?
– Возможно, – ответила она, выпрямляясь и держа какой-то листок двумя пальцами.
Она подошла с ним к столу. Это была копия письма, написанного месяцем ранее и адресованного Джеффри Бенс-Джонсу. В нем Милрой предлагал встретиться и обсудить его будущность. В последних строках упоминался «выдающийся успех Виктории, позволивший ей получить столь высокую награду».
– Если бы я была циничным человеком, – тихо заметила Беверли, – я бы сказала, что это выглядит как шантаж. Дайте мне то, что я хочу, или…
– Очень изящно.
– В этом-то и заключается вся прелесть. Ничего подозрительного, на взгляд непосвященного человека. Возможно, это объясняет, почему эти документы находятся здесь, а не в больнице, – добавила она.
Айзенменгер кивнул:
– Да, такое опасно хранить в своем кабинете, особенно после того, как письмо было отправлено.
– Видишь? – улыбнулась Беверли. – Я же говорила тебе, что нельзя бросать поиски.
– И все-таки почему оно здесь? – повторил он. – Почему оно выделено из всех остальных документов?
– Потому что в нем есть намек на шантаж. Он хотя и собирал компромат на всех окружающих, но, насколько нам известно, не использовал его. А это ему пришлось унести из отделения, чтобы не нашли Виктория и Джеффри Бенс-Джонс.
Айзенменгер был вынужден согласиться с этим предположением – оно выглядело вполне правдоподобным. Шахин зашел в кабинет Милроя лишь потому, что у него были подозрения, что он сможет там что-нибудь найти, а не потому что ему намекал на это Милрой.
– Да, наверное. Но я не могу себе представить Викторию убийцей.
– А ее мужа?
Он категорично покачал головой:
– Нет. То есть формально он мог бы это совершить, но он не обладает навыками вскрытия.
– Может, она его научила.
– Вскрытию тел и изъятию внутренних органов невозможно научиться теоретически, Беверли. Этому можно научиться только с помощью практических занятий. Вряд ли его женушка могла обучить его этому за кухонным столом.
– Возможно, они совершали убийства вдвоем. Он выполнял тяжелую работу, а она вскрывала.
– Коллективное убийство? Звучит не слишком убедительно.
– Тогда какие предложения?
– Не знаю, – после длительных раздумий вынужден был признать он.
Несмотря на то что ее лечащий врач был вполне удовлетворен видом раны, Елена не могла разделить его оптимизм. Половину ее груди, плеча и верхней части руки занимал синяк, представлявший собой абстракционистское сочетание оттенков багрового, зеленого и желтого. Красные и набухшие швы, на которые она не могла смотреть без слез, с его точки зрения, выглядели «вполне прилично». Все это, вместе взятое, в сочетании с бессонницей, вызванной неудобством кровати, скорее напоминавшей цветочный бордюр, чем место для отдыха, и неудобоваримостью пищи привело к тому, что она находилась не в лучшем расположении духа, поднявшись в половине четвертого утра и направившись в комнату отдыха. Не то чтобы стоявшие там кресла были комфортабельнее, просто в данный момент она предпочитала неудобно сидеть, нежели неудобно лежать.
Когда она проходила мимо островка света у поста медсестер, одна из двух склоненных голов приподнялась и осведомилась:
– Все в порядке? – Сестра-филиппинка хорошо говорила по-английски, но даже иллюзия участия мгновенно разрушалась непроницаемым выражением ее лица. Ее напарница лишь приподняла голову и тут же вернулась к своим записям.
– Не могу заснуть, – ответила Елена.
– Может, вам дать снотворное?
Елена покачала головой:
– Пойду почитаю с полчасика.
Она двинулась дальше и, пройдя небольшое расстояние, снова вступила в островок света у сестринского поста.
О Елене вспомнили лишь в половине восьмого во время смены дежурства, когда было упомянуто ее имя и сестры поняли, что она так и не вернулась в палату.
Только тогда стало понятно, что она исчезла.
– Там же, сэр, и в то же время.
Гомер спал, но сообщение Райта заставило его мгновенно проснуться.
– Что? Где? Когда?
– Рядом с больницей. Гиппокампус-стрит. Сорок минут назад.
Гомер вскочил с кровати, одновременно отдавая распоряжения.
– Он прячется в больнице, Райт. Возьми как можно больше людей и отправляйтесь туда. Начинайте обыскивать больницу.
– Но мы ее уже обыскивали…
– Да какая разница, Райт?! Значит, обыск был проведен недостаточно тщательно. Он проработал в ней много лет и знает ее так же хорошо, как вы свой собственный член. Наверняка там есть тысяча закоулков и потайных мест, о существовании которых вы и не догадываетесь.
– Но разве у нас есть шанс сейчас его там обнаружить?
Но Гомер уже положил трубку, и Райт понял, что попусту тратит свои силы и время.
– И уберите эти чертовы ящики! У нас сегодня санитарная комиссия по вопросам безопасности – их кондрашка хватит, если они увидят, что пожарный выход завален ящиками.
Голос, отдававший эти распоряжения, который Беверли расслышала через открытую дверь, свидетельствовал о том, что его обладатель привык к беспрекословному подчинению и ему присущи властность и самоуверенность. Однако когда его обладательница предстала перед ней воочию, Беверли была поражена ее изящностью и хрупкостью фигуры.
– Инспектор Уортон? – произнесла интересовавшая ее особа и невозмутимо протянула руку. – Ивонна Хэйверс, – представилась она, когда они обменялись рукопожатием.
Пожатие у нее было крепким и решительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99