Только теперь она смогла рассмотреть все, что сделал с ним артрит.
Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся чуть ли не с виноватым видом.
– Как видите, меня покинула благодать доброго здоровья.
– Давно?
– Вскоре после дела Пендреда. Все началось резко и неожиданно – сначала лодыжки, потом колени, затем руки и все остальное. Не прошло и нескольких недель, как меня начали мучить такие боли, о существовании которых я и не подозревал, – я не мог ходить, не мог даже писать.
– И что это?
– Обычный артрит. – Он снова улыбнулся, но улыбка эта была безрадостной. – Да и какая разница, как это называется? Чем меня только не лечили – стероиды, иммунодепрессанты, метотриксат – все без толку. А сейчас, похоже, этому артриту надоело со мной возиться. Он меня оставил или, по крайней мере, перестал продвигаться дальше, и вот, не прошло и трех лет, как я здесь. На пенсии. Еле волочу ноги.
Беверли не знала, что на это ответить. Он говорил тихим голосом, словно чему-то удивляясь, не проявляя ни жалости к себе, ни раздражения.
– Но вы ведь пришли не для того, чтобы обсуждать мои болячки, – заметив ее неловкость, добавил он. – Вы здесь потому, что убийства начались снова.
– Наверное, это ужасно, что я являюсь сюда таким образом… – откликнулась она.
Он улыбнулся и протянул руку с вывернутыми пальцами и распухшими суставами.
– Да бросьте, сержант. Я очень рад вашему приходу. Задавайте свои вопросы – так я не буду чувствовать себя совсем уж никому не нужным.
– Оставим формальности, зовите меня Беверли.
Его улыбка стала шире.
– А я – Малькольм. Не то чтобы мне очень нравилось это имя, но я решил не менять его. Я мог бы предложить вам чаю или кофе, но сразу предупреждаю – их приготовление займет у меня столько времени, что это потеряет всякий смысл.
– Спасибо, ничего не надо, – покачала головой она.
– Вот и хорошо. – Однако он был явно разочарован, и в его голосе прозвучал оттенок горечи.
– Вы, конечно же, знаете, что произошло? – поспешно осведомилась она.
– Новые убийства в стиле Потрошителя.
– Да, так считается.
Он кивнул:
– И вы приехали ко мне, чтобы выяснить… что?
– Вы проводили для нас обследование Мелькиора и Мартина, и вы знаете их лучше, чем кто-либо другой.
– Знать аутиста невозможно, Беверли. Их невозможно понять, точно так же как и они не могут понять нас. Между нами и ими существует непреодолимый барьер.
– И тем не менее вы понимаете их лучше, чем кто-либо из нас.
Он пожал плечами, которые, правда, приподнялись у него не вполне симметрично.
– Вы знаете, что Мартин исчез?
– Кто же этого не знает? Думаю, старший инспектор Гомер поступил абсолютно правильно, и теперь телевидение то и дело сообщает о том, что в связи с недавно происшедшими убийствами разыскивается Мартин Пендред.
– А к вам не обращались за помощью?
Улыбка его застыла, и он чуть нахмурился.
– Значит, вы здесь неофициально?
– Какая разница? – Он умолк, и она добавила: – Я не занимаюсь этим делом, но это не значит, что оно меня не интересует. Видите ли, мне ясно дали понять: если окажется, что Мелькиор Пендред не был виновен, то моя карьера закончена.
– Из-за одной-единственной ошибки?
– Это хороший повод, – передернула плечами Беверли.
– И теперь вы хотите… что? Найти Мартина Пендреда раньше Гомера?
– Послушайте, Малькольм. Вы знаете не хуже меня, что произойдет, если они найдут Мартина. Его повесят, поскольку он не будет сопротивляться и не сможет себя защитить. Его осудят только потому, что Гомер хочет доказать свою правоту и мою ошибку.
Пинкус задумался.
– А чем движимы вы?
– Мы не ошибались, Малькольм. Те убийства были совершены Мелькиором. И если вы помните, вы тогда считали то же самое.
– Вообще-то меня тогда всего лишь спросили, способен ли Мелькиор убить человека, и я ответил, что способен, – поспешно заметил он. – Но это еще не означает, что на это не способен Мартин.
Она открыла было рот, но у нее перехватило дыхание, и ей потребовалось несколько секунд, прежде чем она улыбнулась и произнесла:
– И думаю, вы были правы. – Она приподняла брови. В каком-то смысле он продолжал оставаться невероятно привлекательным.
– Так вы хотите защитить его от Гомера? Ничего не скажешь, похвальная задача. И чем я могу вам помочь?
– Подскажите мне, где он может скрываться. – Она понимала, что это прозвучало как в детской игре – в таких своеобразных прятках для взрослых, – где Пинкус играл роль воспитателя.
Он еле заметно приподнял плечи, но и это движение, судя по всему, причинило ему боль.
– Если бы я знал, Беверли.
– Но наверняка у вас есть какие-то предположения.
Он поджал губы и умолк, мысленно вернувшись в прошлое. Беверли продолжала смотреть на него, не спуская глаз.
– У меня есть одно предположение, но не знаю, насколько оно верное, – наконец произнес он. – Или, скорее, я могу сказать, где его точно нет.
Беверли нужна была любая информация.
– Аутизм накладывает на людей жесткие ограничения как в сфере восприятия, так и в области эмоциональных переживаний и поступков. Они словно находятся за забором, через который им не перелезть и за которым они ничего не видят. – Беверли промолчала, и он добавил: – Далеко убежать он не мог.
– Знакомые места? – осведомилась она, не в силах скрыть свое разочарование. – Дом, больница? Там все уже проверили и продолжают следить за этими местами каждый день.
Он поднял руку:
– Естественно, как естественно и то, что его там не нашли. Однако вполне возможно, что Мартин Пендред считает безопасным местом совсем не то, которое сочтем таковым вы, я или представители полиции.
– То есть?
– Мартин, как и его брат, страдает очевидными психическими нарушениями – «серьезными проблемами в области обучения», «нуждается в специальном уходе» или как там это сейчас называется. Это не означает, что он глуп. Он просто необучаем, по крайней мере с помощью традиционных методов. Однако я абсолютно убежден в том, что он обладает образной памятью.
– Образной памятью?
Малькольм улыбнулся:
– Фотографической памятью. Мартин и Мелькиор никогда ничего не забывали. Возможно, это усугубляло их невменяемость – представляете, в каком аду живет человек, не способный избавиться от неприятных воспоминаний?
Это заставило ее задуматься.
– То есть вы считаете, что он мог пойти туда, где был лишь однажды?
– Не исключено. – Он сжал свои деформированные руки. – Кроме того, следует учесть еще одно обстоятельство.
– Какое?
– Он был вынужден бежать. Как я уже сказал, он мог укрыться в любом из известных ему мест, но дело в том, что его представления о безопасности могут отличаться от наших. И он почти наверняка сочтет безопасным местом, где можно спрятаться, совсем не то, которое сочли бы таковым вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся чуть ли не с виноватым видом.
– Как видите, меня покинула благодать доброго здоровья.
– Давно?
– Вскоре после дела Пендреда. Все началось резко и неожиданно – сначала лодыжки, потом колени, затем руки и все остальное. Не прошло и нескольких недель, как меня начали мучить такие боли, о существовании которых я и не подозревал, – я не мог ходить, не мог даже писать.
– И что это?
– Обычный артрит. – Он снова улыбнулся, но улыбка эта была безрадостной. – Да и какая разница, как это называется? Чем меня только не лечили – стероиды, иммунодепрессанты, метотриксат – все без толку. А сейчас, похоже, этому артриту надоело со мной возиться. Он меня оставил или, по крайней мере, перестал продвигаться дальше, и вот, не прошло и трех лет, как я здесь. На пенсии. Еле волочу ноги.
Беверли не знала, что на это ответить. Он говорил тихим голосом, словно чему-то удивляясь, не проявляя ни жалости к себе, ни раздражения.
– Но вы ведь пришли не для того, чтобы обсуждать мои болячки, – заметив ее неловкость, добавил он. – Вы здесь потому, что убийства начались снова.
– Наверное, это ужасно, что я являюсь сюда таким образом… – откликнулась она.
Он улыбнулся и протянул руку с вывернутыми пальцами и распухшими суставами.
– Да бросьте, сержант. Я очень рад вашему приходу. Задавайте свои вопросы – так я не буду чувствовать себя совсем уж никому не нужным.
– Оставим формальности, зовите меня Беверли.
Его улыбка стала шире.
– А я – Малькольм. Не то чтобы мне очень нравилось это имя, но я решил не менять его. Я мог бы предложить вам чаю или кофе, но сразу предупреждаю – их приготовление займет у меня столько времени, что это потеряет всякий смысл.
– Спасибо, ничего не надо, – покачала головой она.
– Вот и хорошо. – Однако он был явно разочарован, и в его голосе прозвучал оттенок горечи.
– Вы, конечно же, знаете, что произошло? – поспешно осведомилась она.
– Новые убийства в стиле Потрошителя.
– Да, так считается.
Он кивнул:
– И вы приехали ко мне, чтобы выяснить… что?
– Вы проводили для нас обследование Мелькиора и Мартина, и вы знаете их лучше, чем кто-либо другой.
– Знать аутиста невозможно, Беверли. Их невозможно понять, точно так же как и они не могут понять нас. Между нами и ими существует непреодолимый барьер.
– И тем не менее вы понимаете их лучше, чем кто-либо из нас.
Он пожал плечами, которые, правда, приподнялись у него не вполне симметрично.
– Вы знаете, что Мартин исчез?
– Кто же этого не знает? Думаю, старший инспектор Гомер поступил абсолютно правильно, и теперь телевидение то и дело сообщает о том, что в связи с недавно происшедшими убийствами разыскивается Мартин Пендред.
– А к вам не обращались за помощью?
Улыбка его застыла, и он чуть нахмурился.
– Значит, вы здесь неофициально?
– Какая разница? – Он умолк, и она добавила: – Я не занимаюсь этим делом, но это не значит, что оно меня не интересует. Видите ли, мне ясно дали понять: если окажется, что Мелькиор Пендред не был виновен, то моя карьера закончена.
– Из-за одной-единственной ошибки?
– Это хороший повод, – передернула плечами Беверли.
– И теперь вы хотите… что? Найти Мартина Пендреда раньше Гомера?
– Послушайте, Малькольм. Вы знаете не хуже меня, что произойдет, если они найдут Мартина. Его повесят, поскольку он не будет сопротивляться и не сможет себя защитить. Его осудят только потому, что Гомер хочет доказать свою правоту и мою ошибку.
Пинкус задумался.
– А чем движимы вы?
– Мы не ошибались, Малькольм. Те убийства были совершены Мелькиором. И если вы помните, вы тогда считали то же самое.
– Вообще-то меня тогда всего лишь спросили, способен ли Мелькиор убить человека, и я ответил, что способен, – поспешно заметил он. – Но это еще не означает, что на это не способен Мартин.
Она открыла было рот, но у нее перехватило дыхание, и ей потребовалось несколько секунд, прежде чем она улыбнулась и произнесла:
– И думаю, вы были правы. – Она приподняла брови. В каком-то смысле он продолжал оставаться невероятно привлекательным.
– Так вы хотите защитить его от Гомера? Ничего не скажешь, похвальная задача. И чем я могу вам помочь?
– Подскажите мне, где он может скрываться. – Она понимала, что это прозвучало как в детской игре – в таких своеобразных прятках для взрослых, – где Пинкус играл роль воспитателя.
Он еле заметно приподнял плечи, но и это движение, судя по всему, причинило ему боль.
– Если бы я знал, Беверли.
– Но наверняка у вас есть какие-то предположения.
Он поджал губы и умолк, мысленно вернувшись в прошлое. Беверли продолжала смотреть на него, не спуская глаз.
– У меня есть одно предположение, но не знаю, насколько оно верное, – наконец произнес он. – Или, скорее, я могу сказать, где его точно нет.
Беверли нужна была любая информация.
– Аутизм накладывает на людей жесткие ограничения как в сфере восприятия, так и в области эмоциональных переживаний и поступков. Они словно находятся за забором, через который им не перелезть и за которым они ничего не видят. – Беверли промолчала, и он добавил: – Далеко убежать он не мог.
– Знакомые места? – осведомилась она, не в силах скрыть свое разочарование. – Дом, больница? Там все уже проверили и продолжают следить за этими местами каждый день.
Он поднял руку:
– Естественно, как естественно и то, что его там не нашли. Однако вполне возможно, что Мартин Пендред считает безопасным местом совсем не то, которое сочтем таковым вы, я или представители полиции.
– То есть?
– Мартин, как и его брат, страдает очевидными психическими нарушениями – «серьезными проблемами в области обучения», «нуждается в специальном уходе» или как там это сейчас называется. Это не означает, что он глуп. Он просто необучаем, по крайней мере с помощью традиционных методов. Однако я абсолютно убежден в том, что он обладает образной памятью.
– Образной памятью?
Малькольм улыбнулся:
– Фотографической памятью. Мартин и Мелькиор никогда ничего не забывали. Возможно, это усугубляло их невменяемость – представляете, в каком аду живет человек, не способный избавиться от неприятных воспоминаний?
Это заставило ее задуматься.
– То есть вы считаете, что он мог пойти туда, где был лишь однажды?
– Не исключено. – Он сжал свои деформированные руки. – Кроме того, следует учесть еще одно обстоятельство.
– Какое?
– Он был вынужден бежать. Как я уже сказал, он мог укрыться в любом из известных ему мест, но дело в том, что его представления о безопасности могут отличаться от наших. И он почти наверняка сочтет безопасным местом, где можно спрятаться, совсем не то, которое сочли бы таковым вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99