Айзенменгер встал, но было совершенно очевидно, что он сделал это чисто механически. И его благодарность Пинкусу была чисто формальной. Они остановились в коридоре, ожидая, когда тот откроет им дверь, и Айзенменгер уставился на свою ладонь с таким видом, словно она скрывала разгадку всех его жизненных проблем. Наконец Пинкус отворил дверь, и они вышли на улицу.
– Заглянешь еще как-нибудь? – окликнул Пинкус Беверли.
Она оглянулась и одарила его улыбкой. Он закрыл дверь, вздохнул и покачал головой.
Улицы были запружены машинами, за рулем которых виднелись уставшие жители пригорода, изможденные дальнобойщики и выжатые до предела таксисты. Пробки начались, едва они въехали на окраины города, и чем дальше они продвигались, тем хуже становилась обстановка на дорогах.
Беверли предполагала, что Айзенменгер захочет выйти возле своего дома, хотя он не сказал ни слова за все время пути и лишь отрешенно смотрeл вперед. По дороге они оказались рядом с хирургическим отделением больницы.
– Где он, Беверли? – наконец изрек Айзенменгер.
Ей пришлось резко затормозить, так как ее неожиданно подрезал какой-то хлыщ в коже на навороченном мотоцикле.
– Боюсь, это невозможно угадать, Джон. Думаю, Малькольм прав. Он может быть где угодно.
Айзенменгер вздохнул и впервые за время пути посмотрел в боковое окно.
– Он должен быть где-то рядом. Я в этом уверен.
– Тогда, как мне это ни неприятно, должна признать, что стратегия Гомера оправданна.
– Однако здесь он бывал только в связи со своей работой. Сначала в качестве сотрудника морга, затем – санитара.
– Гомер уже дважды обыскал больницу и морг и сейчас делает это в третий раз.
Айзенменгер молчал в течение нескольких минут; за это время Беверли удалось преодолеть не более десяти метров.
– Господи! – внезапно вскричал Айзенменгер, хлопая по приборной доске. – Морг!
Машина снова тронулась с места, хотя и с такой скоростью, что ее обогнал бы одноногий на костылях.
– Ну и что? Я же сказала тебе, что Гомер уже обыскал его.
– Он обыскал новый, но когда Пендред начинал работать в больнице, морг находился в старом, полуразрушенном здании. Он проработал там всего несколько месяцев, и я уверен, что Гомер ничего о нем не знает.
– Где оно находится? – глядя в зеркало заднего вида, спросила Беверли.
Что там говорил Льюи?
– На Мол-стрит. Знаешь, где это?
– Да. Это в ста метрах отсюда. Назад и направо. – Она указала рукой за спину. – Ясно.
Машины снова двинулись, но они находились в крайнем ряду четырехполосной дороги. Беверли помигала поворотниками и тут же начала выворачивать руль, так что джентльмен, сидевший за рулем белого фургона справа от них, принялся громогласно выражать протест. Однако Беверли не обратила на него никакого внимания, создав еще большую неразбериху на дороге. Она умудрилась въехать точно между фургоном и стоявшей впереди машиной. Послышался скрежет, но Беверли не остановилась. Она продолжала двигаться, сдирая краску со стоявших рядом машин и не замечая возмущенных сигналов из фургона. Айзенменгер кинул взгляд на водителя, лицо которого было искажено гневом и который, выкрикивая ругательства, пытался вылезти из машины. Беверли уже отыскивала глазами промежуток на полосе встречного движения. Не найдя такового, она организовала его самостоятельно, нанеся при этом ущерб серебристому «мерседесу» и «рено», а также еще нескольким неидентифицируемым транспортным средствам.
Когда они двинулись с такой же скоростью в противоположную сторону, Айзенменгер заметил:
– Наверно, твоя страховая компания без ума от тебя.
Беверли продолжала отыскивать лазейки между машинами, чтобы максимально увеличить скорость продвижения.
– Ну давай, давай, – бормотала она себе под нос. – Моя страховая компания – это скопище идиотов, – бросила она Айзенменгеру.
По прошествии нескольких мучительных минут они наконец достигли поворота налево, и Беверли вздохнула с облегчением. Она резко увеличила скорость, свернула направо и тут же налево.
Мол-стрит.
– Ты знаешь, где именно он находится?
– Нет.
Улица была узкой и грязной, с обеих ее сторон вдоль покосившихся кирпичных стен лежали горы мусора. Они медленно миновали типографию, комиссионный магазин и несколько заброшенных учреждений. В одном из дверных проемов стояла изможденная девица с серой кожей, которая проводила их тоскливым взглядом.
– Вон там. – Айзенменгер указал вперед и направо. Это было еще одно пустое заброшенное здание, однако на сей раз одноэтажное и не имевшее выхода на улицу. Рядом с ним находился узкий переулок.
– Откуда ты знаешь?
– Можешь мне поверить.
Это здание, даже будучи новым, вряд ли могло привлечь чей-либо взгляд – его немногочисленные окна были закрыты тонированными стеклами в металлических рамах, вправленных в тускло-серый бетон. Само здание представляло собой обычную коробку – символ глубокой депрессии. «А потом они спрашивают, почему все патологоанатомы такие странные».
– Вон туда. – И он указал в переулок.
Больше сдерживаться она не могла. И вопреки всем социальным, биологическим и психологическим навыкам, которые сформировали из нее цивилизованную личность западного образца начала двадцать первого века – олицетворение конформизма и благопристойности, – она была вынуждена помочиться, лежа обнаженной и на глазах у другого человека.
И возможно, по чистой случайности именно в этот момент он заговорил впервые за много часов, но настолько тихо, что она не смогла ничего расслышать.
– Стой! – Кричать было нельзя, поэтому приходилось говорить громким шепотом, однако Айзенменгер, не обратив на нее никакого внимания, продолжал идти по проулку. – Черт! – пробормотала она себе под нос в ожидании ответа на звонок.
Наконец ей откликнулась констебль Кларк.
– Инспектор Уортон на связи. Нуждаюсь в подкреплении. Мол-стрит, рядом с больницей. Заброшенный морг. У меня есть все основания полагать, что в нем находится Мартин Пендред, возможно с заложницей.
Она не стала дожидаться ответа и кинулась догонять Айзенменгера.
– Мартин, пожалуйста, ответь мне.
Однако тот продолжал что-то тихо бормотать себе под нос, а затем, как она догадалась, бесшумно встал.
– Мартин?
Но он с безжалостным безразличием продолжал произносить свой монолог, который, казалось, не завершится до второго пришествия. Она не могла разглядеть выражение его лица, но оно казалось окаменевшим.
Это заговор. Заклинание.
Тем не менее она не могла поверить своим ушам. Ритм в произносимом им тексте отсутствовал. Что же он произносил?
Она уже дрожала от холода, и хриплое дыхание обжигало горло. Она не могла заставить себя успокоиться, расслабиться и прислушаться к тому, что говорит Мартин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99