.. Сколько синьор заплатит?
— Сто лир.
Прокашлявшись, мальчишка с напускной решительностью бросил:
— Двести,—прикрыл глаза и даже руку проподнял, видимо, ожидая подзатыльника.
— Иди узнавай. Деньги потом,— строго сказал Джованни. Мальчишка мгновенно вскочил с тротуара.
— Ждите меня здесь! — и помчался в другой конец площади.
Лаура вздохнула. Она устала, голова кружилась. Скорей бы выбраться отсюда. Но уйти, сейчас было невозможно, хоть она и не верила, что мальчик что-либо узнает.
Однако Джованни сказал: вероятно, кого-то уже забирали отсюда в больницу, так что, если спросить...
Неожиданно Марко приоткрыл глаза и совершенно отчетливо произнес:
— Спасите... спасите наши души... Ее, Корину... Оттуда не возвращаются...
— Почему ты так думаешь?! — Лаура склонилась к нему.
— Я знаю... Все знаю... Спасите...— Он снова закрыл глаза и ни на что уже не реагировал.
— Ты помнишь, за ним ходили толпы ребят,— глядя на Марко, задумчиво проговорила Лаура.— Даже мальчишки из нашего класса. Они были младше, но считали его своим кумиром. Марко ведь был умницей. Удивительно, почему учителя ставили ему двойки?
Джованни невесело улыбнулся:
— Потому и ставили, что он порой знал больше их и не делал из этого тайны. К тому же всем дерзил. Когда Марко выгнали, родители забрали его от тетки домой. В школе, конечно, папа с его связями все уладил. Мне кажется, что именно тогда парень совсем отбился от рук. Мать, конечно, не работала, но почему-то страшно уста-вала. И вообще, сын у них был как мозоль на левой ноге.
— Ты разве к нему ходил? — удивилась Лаура. В те времена все свободное время Джованни обычно торчал в их дворе.
— Был раза два. Не понравилось мне в их доме. Все вроде бы для выставки: и убранство, и сама хозяйка...
Незаметно на площадь опустились сумерки. Толпы, собиравшиеся вокруг «аттракционов», расходились. Складывали свои мольберты и картины художники. Они шли через площадь не разговаривая, даже не глядя друг на друга, удрученные, хмурые.
Лаура стиснула локоть Джованни и взглядом указала на согбенного старика в надвинутой на глаза шляпе. Он брел несколько в стороне от других и, не подозревая, что на него смотрят, еле волочил ноги.
— Сосед! Синьор Поджио,— шепнула Лаура. Значит, никакой мастерской у него нет. И он такой же нищий, как все то, что предлагают за гроши написать любой портрет е кого угодно... Сейчас и но разглядишь его приятного, умного лица из-за широких полой отарой шляпы. Веро-ятно, подходя к дому, он выпрямит спину, постарается тверже ступать и поднимет голову, чтоб видели его гордый профиль — единственное, что позволяет окружающим думать: этот человек не может, как другие, оказаться на самом дне...
— Бессмысленно еще ждать,— печально сказала. Лау- ра, подавленная видом синьора Поджио. И в эту минуту к ним подлетел их новый знакомый.
— Узнал, все узнал! Давайте мои триста лир!..
— Ах, уже триста?! — улыбнулась Лаура. Она очень обрадовалась, что наконец-то отыщется Корина и они успокоят тетушку Лолу, которая за эти дни совсем извелась.
Но деньги мальчишка получил только тогда, когда сообщил и адрес больницы, и номер автобуса, и даже подробности, как ему удалось все выяснить.
— Очень просто,— небрежно проговорил он.— Пина — есть тут такая — два дня бегала к своему коту, когда его оттарабанили в больницу. На третью ночь он отправился на тот свет, и Пина взвыла,— деловито пояснял паренек и, презрительно сплюнув, добавил: — Радовалась бы, что освободилась, синяки сойдут. Так нет же! Повыла, повыла и нового себе, дура, завела. Он колется, она платит.
Джованни протянул мальчику деньги.
— А, ты? — с дрожью в голосе спросила Лаура.— А ты... этого не делаешь?
— Я— нет! Мне папиросы. Только марихуану.....
— Отдай деньги! Джованни, ты слышишь? Забери у него деньги. Сам купи ему хлеба, колбасы...— взмолилась Лаура.
Джованни усмехнулся. А мальчишка, покрутив перед носом Лауры тремя бумажками, нырнул в толпу.
— Ужасно... ужасно...— Она повисла на руке жениха, не хотела больше ничего ни видеть, ни слышать. Своими руками дать ребенку деньги на эту отраву. Потом он так же, как Корина, украдет у матери единственное колечко, цепочку, последнюю тряпку. И стайет таким же, как Марко.
Неужели Джованни не поразило, что тот ни слова не сказал о своих друзьях, о своей организации молодежи? Однажды Корина уговорила ее сходить на это сборище. Все кричали, топали ногами, свистели, выражая этим свой восторг, одобрение тому, что проповедовал Марко. Но трудно было понять и Корине, и тем более Лауре, почему надо оставить дом и присоединиться к тем толпам немытых, оборванных парней и девушек, что сидят на ступенях базилик.
Корина нее разузнала и потом восторженно расска-эывала: и Латинскую Америку убегает молодежь и живет там, как жили Адам и Ева — ни о чем не заботясь, никому не причиняя вреда, наслаждаясь цветами, синевой неба, свободной любовью. А теперь Марко, очевидно, и не вспомнит'о свободном обществе молодежи, о чем совсем недавно говорил с таким воодушевлением.
— Ужас... Какой ужас,— негромко повторяла Лаура.— И завтра, и послезавтра, и всю жизнь для них все будет так, каксегодня. Только это — и ничего больше. Почему ты молчишь?
— А что можно изменить? Что я могу изменить? — раздраженно спросил Джованни, выслушав ее бессвязные сетования.— Так уж лучше помолчать,— и гораздо мягче добавил: — Каждый отвечает только за себя.
— А как же я? — вырвалось у Лауры.
— Перестань, прошу, перестань! — глухо проговорил Джованни.
Если б Лаура знала, что он возил в машине помимо груза, когда работал на этой проклятой международной линии! Там к нему долго присматривались, нет, не только присматривались — проверяли. Он и не подозревал, какую дотошную проходит проверку...
Ну, а потом разговор был короток. К чему притворяться перед самим собой?! После первого же вполне приличного куша, он понял, в какую влип историю. Первой мыслью было отказаться, даже сбежать, но отступать было некуда. Ему прозрачно намекнули: предателю место в девятом круге Дантова ада. А уйти — значило
предать. И все же однажды он попытался. Напоминание об этой попытке — шрам. Конечно, отказаться открыто не посмел, только попробовал хитростью вывернуться, когда это стало особенно опасно. «Случайно» не ушел в рейс, и удар последовал тоже «случайный» — с кем-то его спутали. В полицию нечего было и соваться.
Но потом пришлось... Это когда начался провал. Большие рыбы, вильнув хвостом, ушли на глубину. Осталась «Мелочь», такая, как они с Агостино. Вот тут-то и произошли «пьяная драка», благодари которой он спокойно отсиживался в тюрьме, пока искали. Потом все затихло. Агостино откупился. А сегодня он опять заговорил об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Сто лир.
Прокашлявшись, мальчишка с напускной решительностью бросил:
— Двести,—прикрыл глаза и даже руку проподнял, видимо, ожидая подзатыльника.
— Иди узнавай. Деньги потом,— строго сказал Джованни. Мальчишка мгновенно вскочил с тротуара.
— Ждите меня здесь! — и помчался в другой конец площади.
Лаура вздохнула. Она устала, голова кружилась. Скорей бы выбраться отсюда. Но уйти, сейчас было невозможно, хоть она и не верила, что мальчик что-либо узнает.
Однако Джованни сказал: вероятно, кого-то уже забирали отсюда в больницу, так что, если спросить...
Неожиданно Марко приоткрыл глаза и совершенно отчетливо произнес:
— Спасите... спасите наши души... Ее, Корину... Оттуда не возвращаются...
— Почему ты так думаешь?! — Лаура склонилась к нему.
— Я знаю... Все знаю... Спасите...— Он снова закрыл глаза и ни на что уже не реагировал.
— Ты помнишь, за ним ходили толпы ребят,— глядя на Марко, задумчиво проговорила Лаура.— Даже мальчишки из нашего класса. Они были младше, но считали его своим кумиром. Марко ведь был умницей. Удивительно, почему учителя ставили ему двойки?
Джованни невесело улыбнулся:
— Потому и ставили, что он порой знал больше их и не делал из этого тайны. К тому же всем дерзил. Когда Марко выгнали, родители забрали его от тетки домой. В школе, конечно, папа с его связями все уладил. Мне кажется, что именно тогда парень совсем отбился от рук. Мать, конечно, не работала, но почему-то страшно уста-вала. И вообще, сын у них был как мозоль на левой ноге.
— Ты разве к нему ходил? — удивилась Лаура. В те времена все свободное время Джованни обычно торчал в их дворе.
— Был раза два. Не понравилось мне в их доме. Все вроде бы для выставки: и убранство, и сама хозяйка...
Незаметно на площадь опустились сумерки. Толпы, собиравшиеся вокруг «аттракционов», расходились. Складывали свои мольберты и картины художники. Они шли через площадь не разговаривая, даже не глядя друг на друга, удрученные, хмурые.
Лаура стиснула локоть Джованни и взглядом указала на согбенного старика в надвинутой на глаза шляпе. Он брел несколько в стороне от других и, не подозревая, что на него смотрят, еле волочил ноги.
— Сосед! Синьор Поджио,— шепнула Лаура. Значит, никакой мастерской у него нет. И он такой же нищий, как все то, что предлагают за гроши написать любой портрет е кого угодно... Сейчас и но разглядишь его приятного, умного лица из-за широких полой отарой шляпы. Веро-ятно, подходя к дому, он выпрямит спину, постарается тверже ступать и поднимет голову, чтоб видели его гордый профиль — единственное, что позволяет окружающим думать: этот человек не может, как другие, оказаться на самом дне...
— Бессмысленно еще ждать,— печально сказала. Лау- ра, подавленная видом синьора Поджио. И в эту минуту к ним подлетел их новый знакомый.
— Узнал, все узнал! Давайте мои триста лир!..
— Ах, уже триста?! — улыбнулась Лаура. Она очень обрадовалась, что наконец-то отыщется Корина и они успокоят тетушку Лолу, которая за эти дни совсем извелась.
Но деньги мальчишка получил только тогда, когда сообщил и адрес больницы, и номер автобуса, и даже подробности, как ему удалось все выяснить.
— Очень просто,— небрежно проговорил он.— Пина — есть тут такая — два дня бегала к своему коту, когда его оттарабанили в больницу. На третью ночь он отправился на тот свет, и Пина взвыла,— деловито пояснял паренек и, презрительно сплюнув, добавил: — Радовалась бы, что освободилась, синяки сойдут. Так нет же! Повыла, повыла и нового себе, дура, завела. Он колется, она платит.
Джованни протянул мальчику деньги.
— А, ты? — с дрожью в голосе спросила Лаура.— А ты... этого не делаешь?
— Я— нет! Мне папиросы. Только марихуану.....
— Отдай деньги! Джованни, ты слышишь? Забери у него деньги. Сам купи ему хлеба, колбасы...— взмолилась Лаура.
Джованни усмехнулся. А мальчишка, покрутив перед носом Лауры тремя бумажками, нырнул в толпу.
— Ужасно... ужасно...— Она повисла на руке жениха, не хотела больше ничего ни видеть, ни слышать. Своими руками дать ребенку деньги на эту отраву. Потом он так же, как Корина, украдет у матери единственное колечко, цепочку, последнюю тряпку. И стайет таким же, как Марко.
Неужели Джованни не поразило, что тот ни слова не сказал о своих друзьях, о своей организации молодежи? Однажды Корина уговорила ее сходить на это сборище. Все кричали, топали ногами, свистели, выражая этим свой восторг, одобрение тому, что проповедовал Марко. Но трудно было понять и Корине, и тем более Лауре, почему надо оставить дом и присоединиться к тем толпам немытых, оборванных парней и девушек, что сидят на ступенях базилик.
Корина нее разузнала и потом восторженно расска-эывала: и Латинскую Америку убегает молодежь и живет там, как жили Адам и Ева — ни о чем не заботясь, никому не причиняя вреда, наслаждаясь цветами, синевой неба, свободной любовью. А теперь Марко, очевидно, и не вспомнит'о свободном обществе молодежи, о чем совсем недавно говорил с таким воодушевлением.
— Ужас... Какой ужас,— негромко повторяла Лаура.— И завтра, и послезавтра, и всю жизнь для них все будет так, каксегодня. Только это — и ничего больше. Почему ты молчишь?
— А что можно изменить? Что я могу изменить? — раздраженно спросил Джованни, выслушав ее бессвязные сетования.— Так уж лучше помолчать,— и гораздо мягче добавил: — Каждый отвечает только за себя.
— А как же я? — вырвалось у Лауры.
— Перестань, прошу, перестань! — глухо проговорил Джованни.
Если б Лаура знала, что он возил в машине помимо груза, когда работал на этой проклятой международной линии! Там к нему долго присматривались, нет, не только присматривались — проверяли. Он и не подозревал, какую дотошную проходит проверку...
Ну, а потом разговор был короток. К чему притворяться перед самим собой?! После первого же вполне приличного куша, он понял, в какую влип историю. Первой мыслью было отказаться, даже сбежать, но отступать было некуда. Ему прозрачно намекнули: предателю место в девятом круге Дантова ада. А уйти — значило
предать. И все же однажды он попытался. Напоминание об этой попытке — шрам. Конечно, отказаться открыто не посмел, только попробовал хитростью вывернуться, когда это стало особенно опасно. «Случайно» не ушел в рейс, и удар последовал тоже «случайный» — с кем-то его спутали. В полицию нечего было и соваться.
Но потом пришлось... Это когда начался провал. Большие рыбы, вильнув хвостом, ушли на глубину. Осталась «Мелочь», такая, как они с Агостино. Вот тут-то и произошли «пьяная драка», благодари которой он спокойно отсиживался в тюрьме, пока искали. Потом все затихло. Агостино откупился. А сегодня он опять заговорил об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48