— Твой муж был с ними? Ведь он докер?
Женщины тоже обернулись к Лауре. У кого в глазах тревога, у кого любопытство, но ни одна не смотрела на нее равнодушно.
— Он... он не мог...— смущенно бормотала Лаура.— Утром, еще утром...— Она не знала, что сказать, что придумать, и наконец, неизвестно почему, вдруг негромко добавила: — Готовилось что-то... не то...— И, так как женщины с еще большим интересом ждали объяснения, она, вспомнив орущую толпу и понимая, что уж этого говорить и вовсе не следует, совсем тихо заключила: — Бывает... кому-то еще это... выгодно.
На какие-то секунды воцарилось молчание, потом зеленщица воскликнула:
— А девочка, пожалуй, права?..— и оглянулась на женщин.
Но они, словно потеряв интерес к разговору, отходили, сразу вспомнив о своих неотложных делах.
— Боюсь, ты попала в самую точку,—Мариаграциа выпустила руку Лауры и оглянулась.— Мой сын тоже так сказал, хоть ему и ни к чему было выходить на улицу.
Лаура знала, что сын зеленщицы безработный.
Возвращалась домой она с неприятным чувством. К чему было намекать на чью-то выгоду? Ничего такого она не думала, а вот вырвалось... Нет, нет, только так ка-
жется, будто не думала — не выходит из головы заманчивое предложение Агостино. Тогда ей казалось, будто Джованни очень повезло, а на самом деле — ловушка. А Марко... Джованни рассказал, как его попутали. Быть может, и здесь кого-то или что-то запутывают. Никому и ничему она, Лаура, теперь не верит.
Когда Джованни пришел домой, от него пахло вином. Не глядя на жену, он сбросил ботинки, лег на диван и уснул. Лаура села за шитье, но на глаза набегали слезы, и она ничего не видела. Первый раз за все время Джованни явился в таком виде. Улегся, даже не сказав, где был. Будто она в чем-то провинилась. А если он и дальше будет себя так вести, если начнет скандалить? Пока он где-то спокойно пил вино, она места себе не находила, волновалась: а вдруг встретит Марко, вдруг там, в центре города, кто-либо из «прежних» его узнает?..
Она не слышала, как распахнулась дверь.
— Ты почему сидишь без света?! — весело спросил Антонио и щелкнул выключателем.— О, оказывается, ты умеешь шить в темноте?!
— Тише! — Лаура прижала палец к губам и взглядом указала на спящего Джованни.
Старик понимающе кивнул и направился в кухню. Лаура последовала за ним.
— Садись, девочка, и слушай, что я тебе расскажу,— с заговорщическим видом произнес Антонио, поставив на стол корзину с яблоками.— Это тебе подарок от моих новых друзей.— И он стал подробно рссказывать о своей поездке, о людях, прекрасных людях, с которыми познакомился.
— Они знали моего сына и твоего отца,— с гордостью продолжал Антонио.— А недели через две-три из Комизо вернется физик, профессор Энрико, который с ним. дружил. Говорят, будто он уже из Америки получал от него письма.
Джованни вошел в кухню и, поздоровавшись со стариком, тоже сел за стол.
— Мы с Лаурой и не надеялись, что вам что-либо удастся узнать!
— Меня Джузеппе даже возил к памятнику! — воскликнул синьор Антонио.— К памятнику русскому герою и к святой стене, где на мраморе имена всех погибших... Мы непременно должны туда все вместе съездить.
Старик еще долго говорил о встречах в Канталупо. Потом Лаура, поставив на стол ужин, сказала о демонстрации, которую видела. В разговор вступил Джованни. Он тоже кое-что узнал: шуму было много, правда, до стрельбы и бомб, как в Милане, не дошло. Но полицейским досталось. По радио передали, будто это устроили коммунисты. На самом же деле люди говорят, что ко всему этому приложили руку неофашисты.
— Всякое болтают. Завтра почитаем в газете,— заключил Джованни.
— Так тебе всю правду и выложат,— усмехнулся Антонио.— Ракетные установки надо привезти из-за океана и у нас понатыкать — вот в чем все дело.
Джованни и Лаура удивленно уставились на старика. Антонио никогда о политике не распространялся и вдруг сегодня... Видно, они там, в селенье, вспоминали не только прошлое.
— Что вы на меня так смотрите? — чуть выпятив губу, спросил старик.— Знаю, о чем думаете. Да, говорили! Обо всем и открыто. Они там не шепчутся по углам.
Какой ты стал воинственный! — рассмеялась Лаура.
— Его сделали коммунистом,— подхватил Джованни.
— Во всяком случае, они так и говорят: не позволим, чтобы на земле, политой партизанской кровью нашей и наших русских компаньо, стояли ракетные установки, нацеленные на жену — они ее знают — и сына героя Федора Поэтана, По-ле-та-ева,— старик постарался по слогам, но правильно произнести трудную фамилию. Да, если б он, Антонио, был помоложе, то перебрался бы жить поближе к этим людям. Это уж точно!
Хорошее настроение старика передалось и молодым. Лаура подумала: не такой уж вокруг мрак — есть люди, которым можно верить, которых не купить и которые не продадут, А может, она не права в отношении Марко? Может, он — как Джованни... Нет, вовсе он не как Джованни! Ее мужу нужна работа. Это для него самое главное.
Ну, а для Марко... Вероятно, всё — его красивые слова и всякие там «общества молодежи» — сводится к одному: пусть кто-то трудится, кто-то на него работает.
Она однажды сказала об этом Джованни, а он, смеясь, ответил: не для женщин такие рассуждения. Полезней спросить у соседок рецепты вкусных недорогих блюд и всяких там соусов или попросить узоры для вязания...
Она обиделась, но старалась, чтобы муж этого не заметил. Когда они были школьниками, Джованни, хоть и был старше, не стыдился переписать задачу, которую она — на класс младше! — для него решила. А как стала женой, так «рецепты для соуса» и «не для женщин такие рассуждения»... Странно, что так все устроено, и Джованни не понимает или не хочет понять, как это странно. Но она когда-нибудь постарается объяснить. Разве то, что они муж и жена, изменило ее, изменило его?..
— Приходится удивляться, синьор Антонио,— с едва уловимой снисходительностью в голосе сказал Джованни,— что вы в ваши годы так легко меняете убеждения.
— Я их вовсе не менял, эти убеждения,—сделав вид, будто не заметил снисходительного тона, проговорил старик и после небольшой паузы добавил: — Много я повидал за свою жизнь...— И, снова помолчав, заключил: — И, вероятно, услышав твои признания там, в Риме, при других убеждениях, не смог и не захотел бы тебя понять...
Лаура испугалась: а вдруг сейчас последует вспышка гнева? Но Джованни негромко и проникновенно произнес:
— Простите.
И, словно не было щекотливого разговора, Антонио непринужденно заметил:
— Ну, что, дети, пора на отдых1 Завтра рано вставать.
От этих вроде бы очень будничных слов Лаура повеселела. Все опять было хорошо. И счастью их маленькой семьи, казалось, ничто не угрожало.
ГЛАВА 10
Увольнение Джованни было как гром среди ясного неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Женщины тоже обернулись к Лауре. У кого в глазах тревога, у кого любопытство, но ни одна не смотрела на нее равнодушно.
— Он... он не мог...— смущенно бормотала Лаура.— Утром, еще утром...— Она не знала, что сказать, что придумать, и наконец, неизвестно почему, вдруг негромко добавила: — Готовилось что-то... не то...— И, так как женщины с еще большим интересом ждали объяснения, она, вспомнив орущую толпу и понимая, что уж этого говорить и вовсе не следует, совсем тихо заключила: — Бывает... кому-то еще это... выгодно.
На какие-то секунды воцарилось молчание, потом зеленщица воскликнула:
— А девочка, пожалуй, права?..— и оглянулась на женщин.
Но они, словно потеряв интерес к разговору, отходили, сразу вспомнив о своих неотложных делах.
— Боюсь, ты попала в самую точку,—Мариаграциа выпустила руку Лауры и оглянулась.— Мой сын тоже так сказал, хоть ему и ни к чему было выходить на улицу.
Лаура знала, что сын зеленщицы безработный.
Возвращалась домой она с неприятным чувством. К чему было намекать на чью-то выгоду? Ничего такого она не думала, а вот вырвалось... Нет, нет, только так ка-
жется, будто не думала — не выходит из головы заманчивое предложение Агостино. Тогда ей казалось, будто Джованни очень повезло, а на самом деле — ловушка. А Марко... Джованни рассказал, как его попутали. Быть может, и здесь кого-то или что-то запутывают. Никому и ничему она, Лаура, теперь не верит.
Когда Джованни пришел домой, от него пахло вином. Не глядя на жену, он сбросил ботинки, лег на диван и уснул. Лаура села за шитье, но на глаза набегали слезы, и она ничего не видела. Первый раз за все время Джованни явился в таком виде. Улегся, даже не сказав, где был. Будто она в чем-то провинилась. А если он и дальше будет себя так вести, если начнет скандалить? Пока он где-то спокойно пил вино, она места себе не находила, волновалась: а вдруг встретит Марко, вдруг там, в центре города, кто-либо из «прежних» его узнает?..
Она не слышала, как распахнулась дверь.
— Ты почему сидишь без света?! — весело спросил Антонио и щелкнул выключателем.— О, оказывается, ты умеешь шить в темноте?!
— Тише! — Лаура прижала палец к губам и взглядом указала на спящего Джованни.
Старик понимающе кивнул и направился в кухню. Лаура последовала за ним.
— Садись, девочка, и слушай, что я тебе расскажу,— с заговорщическим видом произнес Антонио, поставив на стол корзину с яблоками.— Это тебе подарок от моих новых друзей.— И он стал подробно рссказывать о своей поездке, о людях, прекрасных людях, с которыми познакомился.
— Они знали моего сына и твоего отца,— с гордостью продолжал Антонио.— А недели через две-три из Комизо вернется физик, профессор Энрико, который с ним. дружил. Говорят, будто он уже из Америки получал от него письма.
Джованни вошел в кухню и, поздоровавшись со стариком, тоже сел за стол.
— Мы с Лаурой и не надеялись, что вам что-либо удастся узнать!
— Меня Джузеппе даже возил к памятнику! — воскликнул синьор Антонио.— К памятнику русскому герою и к святой стене, где на мраморе имена всех погибших... Мы непременно должны туда все вместе съездить.
Старик еще долго говорил о встречах в Канталупо. Потом Лаура, поставив на стол ужин, сказала о демонстрации, которую видела. В разговор вступил Джованни. Он тоже кое-что узнал: шуму было много, правда, до стрельбы и бомб, как в Милане, не дошло. Но полицейским досталось. По радио передали, будто это устроили коммунисты. На самом же деле люди говорят, что ко всему этому приложили руку неофашисты.
— Всякое болтают. Завтра почитаем в газете,— заключил Джованни.
— Так тебе всю правду и выложат,— усмехнулся Антонио.— Ракетные установки надо привезти из-за океана и у нас понатыкать — вот в чем все дело.
Джованни и Лаура удивленно уставились на старика. Антонио никогда о политике не распространялся и вдруг сегодня... Видно, они там, в селенье, вспоминали не только прошлое.
— Что вы на меня так смотрите? — чуть выпятив губу, спросил старик.— Знаю, о чем думаете. Да, говорили! Обо всем и открыто. Они там не шепчутся по углам.
Какой ты стал воинственный! — рассмеялась Лаура.
— Его сделали коммунистом,— подхватил Джованни.
— Во всяком случае, они так и говорят: не позволим, чтобы на земле, политой партизанской кровью нашей и наших русских компаньо, стояли ракетные установки, нацеленные на жену — они ее знают — и сына героя Федора Поэтана, По-ле-та-ева,— старик постарался по слогам, но правильно произнести трудную фамилию. Да, если б он, Антонио, был помоложе, то перебрался бы жить поближе к этим людям. Это уж точно!
Хорошее настроение старика передалось и молодым. Лаура подумала: не такой уж вокруг мрак — есть люди, которым можно верить, которых не купить и которые не продадут, А может, она не права в отношении Марко? Может, он — как Джованни... Нет, вовсе он не как Джованни! Ее мужу нужна работа. Это для него самое главное.
Ну, а для Марко... Вероятно, всё — его красивые слова и всякие там «общества молодежи» — сводится к одному: пусть кто-то трудится, кто-то на него работает.
Она однажды сказала об этом Джованни, а он, смеясь, ответил: не для женщин такие рассуждения. Полезней спросить у соседок рецепты вкусных недорогих блюд и всяких там соусов или попросить узоры для вязания...
Она обиделась, но старалась, чтобы муж этого не заметил. Когда они были школьниками, Джованни, хоть и был старше, не стыдился переписать задачу, которую она — на класс младше! — для него решила. А как стала женой, так «рецепты для соуса» и «не для женщин такие рассуждения»... Странно, что так все устроено, и Джованни не понимает или не хочет понять, как это странно. Но она когда-нибудь постарается объяснить. Разве то, что они муж и жена, изменило ее, изменило его?..
— Приходится удивляться, синьор Антонио,— с едва уловимой снисходительностью в голосе сказал Джованни,— что вы в ваши годы так легко меняете убеждения.
— Я их вовсе не менял, эти убеждения,—сделав вид, будто не заметил снисходительного тона, проговорил старик и после небольшой паузы добавил: — Много я повидал за свою жизнь...— И, снова помолчав, заключил: — И, вероятно, услышав твои признания там, в Риме, при других убеждениях, не смог и не захотел бы тебя понять...
Лаура испугалась: а вдруг сейчас последует вспышка гнева? Но Джованни негромко и проникновенно произнес:
— Простите.
И, словно не было щекотливого разговора, Антонио непринужденно заметил:
— Ну, что, дети, пора на отдых1 Завтра рано вставать.
От этих вроде бы очень будничных слов Лаура повеселела. Все опять было хорошо. И счастью их маленькой семьи, казалось, ничто не угрожало.
ГЛАВА 10
Увольнение Джованни было как гром среди ясного неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48