Синьор Антонио и Лаура жили ничуть не лучше других, но все же он, бывший клерк, стоял на какую-то ступеньку выше. Окружающие, по-видимому, понимали это и не навязывались ему со своими горестями и бедами, не сетовали, как было принято, на растущие цены, поэтому его несколько удивило то, что тетушка Лола, подавив вздох, продолжала:
— Где только пропадает моя Корина — ума не приложу. Второй день ее нет.
— Придет, заночевала у подруги. Никуда не денется,— постарался успокоить женщину старик, хотя он и помыслить не мог, чтобы такое случилось с его Лаурой.— А вы верно сказали. Хочется дождаться правнуков. Дети в семье — самое большое счастье.— Такой длинной тирады от синьора Антонио никто еще не слышал, и тетушка Лола была польщена его вниманием. .
— Особенно если не знаешь, что сунуть им в раскрытые клювы,— мрачно заметил сидевший на ступеньках веранды Элио. Каждый день он уходил с утра на поиски какого-либо заработка, а потом, чтобы не слышать попреков жены, допоздна торчал во дворе. Но это не всегда
спасало его от гнева супруги. Стелла выскакивала на открытую галерею и, перегнувшись через перила, кричала мужу, этому «бездельнику и дармоеду», чтобы шел домой и занялся делами. Какими именно, она не уточняла, потому что со своим убогим хозяйством прекрасно управлялась сама.
— Ты всегда, Элио, норовишь испортить людям настроение, и сто раз права Стелла, что пилит тебя с утра до ночи! — воскликнула тетушка Лола, досадующая на то, что ей не дали еще поговорить с синьором Антонио — в кои веки выпал такой случай.— Так-то, Элио! Когда в доме столько детворы, надо помалкивать, чтобы не потерять работу. А то ведь, поди, совестно людям в глаза смотреть.
— Чего ты к нему прицепилась? Чего ты моего мужа совестишь?! — выкрикнула появившаяся на веранде Стелла. Упершись кулаками в крутые бока, которые, кстати сказать, не брала никакая голодовка, она, казалось, готова была перешагнуть через перила и ринуться в рукопашную.— И кто тут о совести вспомнил?! Не ты ли продала мне под видом макрели каких-то глубоководных гадов, которые выли и шипели, когда я их пропускала через мясорубку, а от сковородки шел зеленый дым?
Тетушку Лолу точно кипятком ошпарили.
— Это ты меня? Меня имеешь в виду? — взвилась она, делая несколько решительных шагов к веранде и на ходу потуже завязывая юбку, сползавшую с ее узких бедер.— Гады!.. С тобой и рыба взвоет! Синьор Альварес! Синьор Альварес! — прокричала она в сторону маленькой застекленной веранды хозяина.— Как вы допускаете, чтобы в вашем доме бессовестно поносили порядочную женщину, несчастную, безутешную вдову?! Синьор Альварес!..
Но хозяин дома не показывался. Вступаться за свою жилицу только потому, что он изредка тайком и то после выпивки заходит к ней на часок-другой, он не собирался. Даже прикрыл окно, когда Стелла сочла нужным весьма прозрачно намекнуть на эти его визиты.
— О мадонна! В ложке воды готовы друг друга утопить! — выпятив нижнюю губу, пробормотал синьор Антонио, неторопливо направляясь в дом. Хорошо, что Лаура ушла, иначе и ее не пощадили бы злые языки соседей.
Тетушка Лола пожелала ей повеселиться, а в душе гнездится зависть: внучка Антонио — невеста. А ее Корина и девочкой была веселая, жизнерадостная и красивая. Очень красивая, а вот никто не назвал ее ни невестой, ни женой. Матери приходится из кожи лезть, чтобы прокормить и ее, и ребенка.
Над головой Антонио распахнулось окно, и оттуда донеслись раздраженные возгласы: старики Расси, как обычно, «выясняли отношения». И не стыдно пожилым людям становиться посмешищем всего двора!
— Началось,— ни к кому не обращаясь, с досадой сказала Стелла.— И всегда к ночи волынку заводят!
— А как еще старикам время коротать?! Небось в молодые годы находили, чем вечерком заняться...
— А тебе, бездельник и дармоед, и этим лень заняться. Синьор Антонио вошел в комнату и плотно притворил дверь, чтобы не слышать повторяющихся изо дня в день ссор с неизменным набором нелестных эпитетов.
Как он всегда мечтал выбраться из этого подвала, в окно только и видишь стоптанные башмаки да босые пятки. Неужели теперь Лаура отсюда выберется?! Но Джованни пообещал... Да и какой муж при определенном достатке станет держать здесь молодую жену? Вот только как будет с ним самим? Его, старика, Лаура не бросит, но он не хочет быть им в тягость. Вот, может, Филиппе вернется, тогда все устроится, жить у сына не зазорно. Не окончательно же Филиппо пропал в этой своей Америке.
Недавно рассказывали, будто сын не то бакалейщика, не то портного вернулся оттуда с карманами, набитыми долларами. Доллары— это тебе не лиры, курс которых с каждым днем падает. Однако, не в пример, чаще бывает: расставшийся с семьей итальянец в Америке зарабатывает гроши, которых едва хватает на кусок хлеба ему самому, платят ведь им вдвое меньше, чем американцам, и бедняга клянет тот день, когда покинул род-ные места.
Но он, Антонио, привык жить надеждой. Известно ведь: стоит удаче хоть один раз войти в дверь, и все пойдет хорошо — одно к одному. Это так же, как беды: за горем непременно следует горе. Уехал тогда Филиппо, месяца не прошло, как его, Антонио, выбросили на улицу, вскоре умерла Аделаида. Бедняжка ценой жестокой
экономии тайком собрала немножко денег: пригодятся, мол, ему и Лауре хоть на первое время. А уж потом... страшно вспомнить это «потом». И машины за гроши помогал рихтовать, и сигареты брал у туристов, отдавал в лавчонку, чтобы купить дли внучки хоть молока. Не знают ни Лаура, ни соседи, что он долгое время убирал двор на окраине и вообще выполнял Самую грязную работу. Какой-то мальчишка однажды крикнул: «Лорд с метлой». И откуда только взял это чужое слово! Мальчишка — он и есть мальчишка, и все же синьор Антонио, подметая общественные места, старался пониже держать голову, горбился. Но недавно не стало и этого заработка...
В комнату без стука вошел синьор Альварес — тучный, седой человек с дряблым лицом и отвисшими щеками.
— Можно вас поздравить, синьор Антонио? — начал он разговор, который в конце концов должен был закончиться одним: требованием погасить задолженность за квартиру. Дипломатических фраз в запасе синьора Альвареса было не так уж много. И он, получив твердые заверения, что долг будет немедленно уплачен, заметно оживился и доверительно сказал:
— Вы же знаете, синьор Антонио, как трудно сводить концы с концами. Деньги нужны каждый день. И должен вам сказать, на те лиры, что мне не уплатили, скажем, месяц назад, сегодня уже, сами понимаете, купишь чуть ли не в половину меньше товаров.
— Если б я был министром финансов, та ничего подобного бы не допустил,— с серьезным видом сказал Антонио.
Альварес поморгал ресницами, пытаясь сообразить, что имеет в виду его постоялец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Где только пропадает моя Корина — ума не приложу. Второй день ее нет.
— Придет, заночевала у подруги. Никуда не денется,— постарался успокоить женщину старик, хотя он и помыслить не мог, чтобы такое случилось с его Лаурой.— А вы верно сказали. Хочется дождаться правнуков. Дети в семье — самое большое счастье.— Такой длинной тирады от синьора Антонио никто еще не слышал, и тетушка Лола была польщена его вниманием. .
— Особенно если не знаешь, что сунуть им в раскрытые клювы,— мрачно заметил сидевший на ступеньках веранды Элио. Каждый день он уходил с утра на поиски какого-либо заработка, а потом, чтобы не слышать попреков жены, допоздна торчал во дворе. Но это не всегда
спасало его от гнева супруги. Стелла выскакивала на открытую галерею и, перегнувшись через перила, кричала мужу, этому «бездельнику и дармоеду», чтобы шел домой и занялся делами. Какими именно, она не уточняла, потому что со своим убогим хозяйством прекрасно управлялась сама.
— Ты всегда, Элио, норовишь испортить людям настроение, и сто раз права Стелла, что пилит тебя с утра до ночи! — воскликнула тетушка Лола, досадующая на то, что ей не дали еще поговорить с синьором Антонио — в кои веки выпал такой случай.— Так-то, Элио! Когда в доме столько детворы, надо помалкивать, чтобы не потерять работу. А то ведь, поди, совестно людям в глаза смотреть.
— Чего ты к нему прицепилась? Чего ты моего мужа совестишь?! — выкрикнула появившаяся на веранде Стелла. Упершись кулаками в крутые бока, которые, кстати сказать, не брала никакая голодовка, она, казалось, готова была перешагнуть через перила и ринуться в рукопашную.— И кто тут о совести вспомнил?! Не ты ли продала мне под видом макрели каких-то глубоководных гадов, которые выли и шипели, когда я их пропускала через мясорубку, а от сковородки шел зеленый дым?
Тетушку Лолу точно кипятком ошпарили.
— Это ты меня? Меня имеешь в виду? — взвилась она, делая несколько решительных шагов к веранде и на ходу потуже завязывая юбку, сползавшую с ее узких бедер.— Гады!.. С тобой и рыба взвоет! Синьор Альварес! Синьор Альварес! — прокричала она в сторону маленькой застекленной веранды хозяина.— Как вы допускаете, чтобы в вашем доме бессовестно поносили порядочную женщину, несчастную, безутешную вдову?! Синьор Альварес!..
Но хозяин дома не показывался. Вступаться за свою жилицу только потому, что он изредка тайком и то после выпивки заходит к ней на часок-другой, он не собирался. Даже прикрыл окно, когда Стелла сочла нужным весьма прозрачно намекнуть на эти его визиты.
— О мадонна! В ложке воды готовы друг друга утопить! — выпятив нижнюю губу, пробормотал синьор Антонио, неторопливо направляясь в дом. Хорошо, что Лаура ушла, иначе и ее не пощадили бы злые языки соседей.
Тетушка Лола пожелала ей повеселиться, а в душе гнездится зависть: внучка Антонио — невеста. А ее Корина и девочкой была веселая, жизнерадостная и красивая. Очень красивая, а вот никто не назвал ее ни невестой, ни женой. Матери приходится из кожи лезть, чтобы прокормить и ее, и ребенка.
Над головой Антонио распахнулось окно, и оттуда донеслись раздраженные возгласы: старики Расси, как обычно, «выясняли отношения». И не стыдно пожилым людям становиться посмешищем всего двора!
— Началось,— ни к кому не обращаясь, с досадой сказала Стелла.— И всегда к ночи волынку заводят!
— А как еще старикам время коротать?! Небось в молодые годы находили, чем вечерком заняться...
— А тебе, бездельник и дармоед, и этим лень заняться. Синьор Антонио вошел в комнату и плотно притворил дверь, чтобы не слышать повторяющихся изо дня в день ссор с неизменным набором нелестных эпитетов.
Как он всегда мечтал выбраться из этого подвала, в окно только и видишь стоптанные башмаки да босые пятки. Неужели теперь Лаура отсюда выберется?! Но Джованни пообещал... Да и какой муж при определенном достатке станет держать здесь молодую жену? Вот только как будет с ним самим? Его, старика, Лаура не бросит, но он не хочет быть им в тягость. Вот, может, Филиппе вернется, тогда все устроится, жить у сына не зазорно. Не окончательно же Филиппо пропал в этой своей Америке.
Недавно рассказывали, будто сын не то бакалейщика, не то портного вернулся оттуда с карманами, набитыми долларами. Доллары— это тебе не лиры, курс которых с каждым днем падает. Однако, не в пример, чаще бывает: расставшийся с семьей итальянец в Америке зарабатывает гроши, которых едва хватает на кусок хлеба ему самому, платят ведь им вдвое меньше, чем американцам, и бедняга клянет тот день, когда покинул род-ные места.
Но он, Антонио, привык жить надеждой. Известно ведь: стоит удаче хоть один раз войти в дверь, и все пойдет хорошо — одно к одному. Это так же, как беды: за горем непременно следует горе. Уехал тогда Филиппо, месяца не прошло, как его, Антонио, выбросили на улицу, вскоре умерла Аделаида. Бедняжка ценой жестокой
экономии тайком собрала немножко денег: пригодятся, мол, ему и Лауре хоть на первое время. А уж потом... страшно вспомнить это «потом». И машины за гроши помогал рихтовать, и сигареты брал у туристов, отдавал в лавчонку, чтобы купить дли внучки хоть молока. Не знают ни Лаура, ни соседи, что он долгое время убирал двор на окраине и вообще выполнял Самую грязную работу. Какой-то мальчишка однажды крикнул: «Лорд с метлой». И откуда только взял это чужое слово! Мальчишка — он и есть мальчишка, и все же синьор Антонио, подметая общественные места, старался пониже держать голову, горбился. Но недавно не стало и этого заработка...
В комнату без стука вошел синьор Альварес — тучный, седой человек с дряблым лицом и отвисшими щеками.
— Можно вас поздравить, синьор Антонио? — начал он разговор, который в конце концов должен был закончиться одним: требованием погасить задолженность за квартиру. Дипломатических фраз в запасе синьора Альвареса было не так уж много. И он, получив твердые заверения, что долг будет немедленно уплачен, заметно оживился и доверительно сказал:
— Вы же знаете, синьор Антонио, как трудно сводить концы с концами. Деньги нужны каждый день. И должен вам сказать, на те лиры, что мне не уплатили, скажем, месяц назад, сегодня уже, сами понимаете, купишь чуть ли не в половину меньше товаров.
— Если б я был министром финансов, та ничего подобного бы не допустил,— с серьезным видом сказал Антонио.
Альварес поморгал ресницами, пытаясь сообразить, что имеет в виду его постоялец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48