— Я никуда не пойду,— с некоторой досадой ответил он.— Нужно ли об этом еще предупреждать?! Но, с другой стороны, как потом смотреть в глаза своим товарищам?
— Жаль, Тони нет. Но, может, он еще сегодня вернется?
— А что изменится?
Лаура вынуждена была согласиться. Действительно, тут надо сказать или да, или нет. Ничего другого не придумаешь. И хоть они твердо решили: Джованни останется дома, но все же долго еще беседовали об этом.
А утром, когда по обыкновению рано проснулись, Джованни все поглядывал на часы. Потом, позавтракав, как бы между прочим, заметил:
— Я еще не опоздал.
Лаура взглянула на него с такой мольбой и укором, что он поспешно добавил:
— Можно ведь издали посмотреть.
— Нет, нет, Джованни. Прошу тебя, не нужно. К чему тогда мы здесь поселились, не появляемся в центре города? Я не пущу тебя, слышишь?!
— Что сказали бы люди, если б услышали, как жена разговаривает с мужем?! —с наигранной строгостью заметил Джованни.
Но Лаура не отступала.
— Я лишь прошу. Решаешь ты и только ты, но просить тебя я могу?1
Она и сама не выходила из дому до полудня и не выпускала мужа. Теперь и она поглядывала на часы— беспокоилась, что до сих пор не вернулся дед. Джованни понимал ее волнение и напомнил: ведь шофер, который повез старика в Канталупо, родом из тех же мест, вот и не торопится возвращаться в Геную. Значит, надо терпеливо ждать завтрашнего дня.
— Ты обещал починить кран,— робко напомнила Лаура.
— Сейчас займусь, а то когда еще выпадет свободный денек,— без особого энтузиазма согласился Джованни. Схожу к соседке, одолжу немного овощей,—заглянув на кухню, сказала Лаура. Но вовсе не за овощами она собиралась выйти. Хотела посмотреть, кончилась ли уже демонстрация, на которую не пошел Джованни.
Накинув на плечи платок, она выбежала на улицу и дальше — переулками и проходными дворами, самой короткой дорогой — побежала к набережной. Там в лавчонках, что тянулись вдоль всей улицы, опоясывающей порт, она что-либо узнает. Может, все уже кончилось и нечего попусту волноваться?
Но еще издали она услышала какие-то возгласы, гулкие удары — словно металлом били по металлу — и, выбежав из переулка, замерла от страха.
По дороге шла разноголосая растрепанная толпа, Всередине ее двигалось несколько ободранных малолитражек и «фиат», на их крышах были прикреплены репродукторы, через которые неслись неразборчивые выкрики двух длинноволосых неопрятных парней.
Какой-то юркий человечек с пачкой бумаг семенил рядом с орущей толпой и совал прохожим листовки. Подскочив к Лауре, он начал:
— Мы требуем...— и попытался вручить листок серой бумаги.
Лаура отступила, скрывшись за стоявшими на тротуаре женщинами. Из-за их голов она вдруг увидела Марко. Да, это, несомненно, был он — высохший, с блуждающим взглядом. Зажатым в руках стальным прутом Марко ожесточенно колотил в помятую бочку из-под горючего, установленную на какой-то допотопной колымаге,
Как он, Марко, оказался здесь, в Генуе? Хоть бы ее не заметил, а то сболтнет кому-либо в Риме об этой встрече. Хорошо, что Джованни дома, не смешался с этой ватагой. Ведь докеров, рабочих что-то не видно в толпе, а их не. спутаешь с долгогривыми немытыми юнцами и личностями вроде Марко.
Лаура бросилась в переулок. Скорей, скорей домой! Значит, этот тип якшается теперь с террористами. Впрочем, ему, видно, уже все равно, с кем быть. Конечно, Джованни ни слова об этой встрече. К чему лишние волнения?! Марко ее не видел, не мог видеть — на тротуарах стояло столько людей... Но она-то его хорошо разглядела...
— На тебе лица нет,— сказал Джованни, когда она возвратилась.— Кто-нибудь обидел? Где же овощи, за которыми ты ходила?
— Я вовсе не за овощами... Там какой-то ужас, на улице, и эти... «красные бригады»,— Лаура прижала руки к груди,—О святая мадонна, какое счастье, что
ты никуда не пошел.— И она торопливо, сбивчиво рассказала все, умолчав лишь о Марко.
Джованни стал молча убирать все то, что понадобилось для ремонта крана.
— Принимай работу,— рассеянно проговорил он, потом быстро подошел к транзистору, резко бросил: — Надо послушать, вероятно, что-либо сообщат.
Но по одному каналу шла литературная передача, по другому грохотала музыка, по третьему комментировали спортивные соревнования.
Лаура занялась хозяйством, изредка поглядывая на Джованни, который, нахмурившись и упорно глядя в пол, ходил из угла в угол.
— А ведь я кое-что слышал.— Он остановился перед женой, будто вслух продолжал свою мысль.— Один паренек — поговаривают, что он коммунист,— убеждал нас не выходить на улицу. Я еще подумал: хорош коммунист, если отговаривает от борьбы... Быть может, он что-то знал или... просто догадывался, как все это будет выглядеть. Нет, я должен пойти посмотреть.— Джованни решительно направился к дверям.
Однако выйти из дому Лаура не дала ему и на этот раз. В конце концов убедила его выйти в город после обеда, надеясь, что к тому времени уже все разойдутся.
Она нарочно тянула и тянула с обедом, и вдруг, когда они уже собирались сесть за стол, музыка оборвалась. Передавали экстренное сообщение. Коммунисты снова бесчинствуют... Организовали демонстрацию... Полиции, пытавшейся навести на улицах порядок, оказали сопротивление. Двое полицейских отправлены в больницу...
Дальше сообщалось, что в Милане в здание муниципалитета брошена бомба, которая, к счастью, не взорвалась... Бесчинства, зачинщиками которых, по утверждению задержанных, являются левые и коммунисты, наконец прекращены, порядок восстановлен. Ведется
расследование...
— Ты чуть не попал из огня да в полымя,— испуганно заметила Лаура.
Джованни ничего не ответил. Набросив куртку, он хмуро сказал:
— Порядок восстановлен. Я скоро вернусь.
Лаура занялась уборкой, но все валилось из рук. Если б был дома дед, то пошел бы с Джованни, а она, Лаура, не посмела даже сказать об этом. Все равно он поступит по-своему.
Больше она не могла находиться дома. В Колбасном переулке, где и в воскресенье торговали с рук сигаретами, сластями, открытками, было людно. Возле киосков с напитками мужчины горячо обсуждали события сегодняшнего дня, и, так как тихо здесь говорить не привыкли,— полицейские сюда заглядывали редко,— до нее доносились отдельные фразы.
Увидев Мариаграцию, знакомую зеленщицу, которая что-то возбужденно говорила женщинам, Лаура подошла и поздоровалась. Мариаграциа в ответ кивнула и, не прерывая своего повествования, взяла Лауру за руку.
— ...самая настоящая драка. Видела, как один выхватил пистолет. Но полицейский скрутил ему руку, и он выронил оружие. Тогда все другие набросились на этого полицейского. О пресвятая дева! И досталось же ему! — Женщина взглянула на Лауру, руки которой все не выпускала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48