Не приведи бог, если еще с ним случится беда,.. Бедная девочка останется совсем одна в чужом городе, да еще ожидая ребенка.
Лаура не стала возражать, когда он предложил поехать в селенье. А вдруг Джино, Казанова или кто-нибудь из партизан что-то узнают?
И снова Антонио пошел в овощную лавку к Леонардо, и тот же шофер Джузеппе повез их в Канталупо. Зная о беде, постигшей Лауру, он ни о чем не спрашивал и старался отвлечь ее от тяжких дум всевозможными историями, случившимися во время его поездок. На этот раз Антонио примостился в кузове на пустых корзинах из-под овощей.
Там, в Канталупо, товарищи его сына. Они помогут дочери Филиппо. Они — единственная надежда, единственные близкие люди, хоть и знает он, Антонио, их недавно.
На этот раз фургон почему-то не так трясло, и по всем приметам они уже подъезжали к Канталупо. Но шофер не свернул в селенье, а вел машину дальше. Антонио даже подумал — уж не подвела ли память. Но потом догадался: Джузеппе, очевидно, хочет показать Лауре мраморную плиту и ущелье, где сражался ее отец.
Когда грузовик остановился, Джузеппе выскочил из кабины и помог сойти Лауре. Антонио поднялся с корзин, выглянул из фургона и обмер.
Мраморная плита была забрызгана кровью. Из каждого отверстия, куда ударила пуля, проступила капля алой крови, горевшей в зареве восходящего солнца.
— Партизаны закрасили охрой ранения на белом мраморе,— сняв берет, сказал Джузеппе.
— Кто? Кто стрелял? — угрюмо спросил Антонио.
— Неофашисты или молодчики из «красных бригад». Мало ли всякой нечисти...— комкая берет, ответил Джузеппе.— Посмотрите, сколько пуль, с какой ненавистью они расстреливали имя нашего гиганта Федора.
Лаура широко открытыми глазами смотрела на кровавые пятна. Нет, это не только надругательство над мертвыми, это вызов!
— Они угрожают живым! — прошептала она, непроизвольно скользнув ладонями к своей округлой талии.
— Проклятие! — Антонио был бледен. Если б встретился кто-либо из них... Нет, он не настолько стар, чтоб не задушить ублюдка вот этими руками...
— Так это правда, все правда...— тихо сказала Лаура. Разве не то же самое говорили Энрико, Джино, Казанова? Вот она, живая угроза! Когда же такое было, чтобы люди оскверняли святыню?!
— Было, девочка, было! В годы проклятого дуче и Гитлера,— мрачно произнес Антонио.
— О святая Мария! — прошептала Лаура.— Накажи всех, кто хочет смерти нашим детям.
Джузеппе медленно пошел по дороге, всматриваясь в следы, оставленные протекторами машин.
— Вот «пирелли». В этих окрестностях такой машины нет ни у кого. Чужая... На ней-то они и приехали,—
сказал Джузеппе. Он даже присел на корточки, рассма-тривая отпечатки протекторов.
Но ни Лаура, ни Антонио не могли уловить разницы между следами, оставленными колесами машин. Джузеппе стал снова медленно исследовать дорогу.
— Здесь что-то происходило,— сосредоточенно бормотал он.— Да, на «пирелли» ехали преступники. Вот они, не доезжая до плиты, притормозили...— Он пошел быстрее.— Здесь водитель снова дал газ. Невероятно... как машина завиляла...
— Может, отказало рулевое управление? — неуверенно проговорил Антонио.
— Ничуть не бывало... здесь другое...— Джузеппе шаг за шагом приближался к пропасти.— Будто шофер играл в какую-то страшную игру — поворачивал то к середине дороги, то к ущелью...
И вдруг он остановился, потом подошел к самому краю обрыва. Там, внизу, ущелье — темная зелень леса.
—- Здесь! — Джузеппе обернулся. Уверен, что они свалились в пропасть именно здесь. Смотрите!
Теперь и Лаура с Антонио увидели раздавленный куст, куски отколовшегося края дороги, где падала машина.
«Настигла их божья кара»,— подумала Лаура, не испытывая ни сочувствия, ни жалости...
— Да, смерть бывает разной,— как бы отвечая собственным мыслям, пробормотал Антонио и взял за руку Лауру.
— В селенье все узнаем,— сказал Джузеппе. Молча ехали они обратной дорогой в Канталупо.
— Я завезу вас к компаньо Казанова,— сказал Джузеппе, останавливаясь возле таверны.
Навстречу им уже спешил хозяин.
— Спасибо, спасибо, что приехали! — И поцеловал в лоб Лауру.— Поживете у меня. Никуда вас не отпущу!
- Мы ненадолго...— начал было Антонио.
Но Казанова ничего не хотел слушать. Пусть отдыхают. Здесь достаточно места. А уж чтобы они ни в чем не нуждались — сам позаботится. Но прежде всего им — особенно Лауре— надо отдохнуть с дороги.
- А уж завтра, в воскресенье утром,—это он сказал, обращаясь к Джузеппе,— жду всех к себе. - Разговоры потом, сейчас отдыхать...- твердил он.
Лаура с наслаждением вытянулась на пахнувшем травами покрывале, которым был застлан самодельный диван. В печи потрескивал огонь, и, утомленная дорогой и переживаниями, она задремала.
Просыпаясь, слышала негромкие слова своего деда, Казановы, Джузеппе и снова засыпала. И вдруг среди ночи — было уже поздно, потому что дрова в печи догорели,— она проснулась.
За окном возбужденно говорили. Стучали в дверь, и, когда ее открыли, Лаура поняла: что-то вносят в таверну. Она села на постели, прислушиваясь. По возгласам — «осторожней», «заноси его влево», «положите сюда, на лавку» — поняла: принесли не что-то, а кого-то, какого-то человека. Дверь была приоткрыта, но в тусклом свете молодого месяца невозможно было различить, что происходит в соседней комнате.
— Он весь изломан. Сначала боялись его пошевелить.— Голос был детский.— Едва притронешься — он начинает кричать и в себя не приходит...
— Дайте что-нибудь под голову,— донесся глухой простуженный бас.
— Сейчас...— встревоженно произнес Казакова.— Вот подушка, подложи ему под голову, я помогу... Потом вскрик, негромкий стон...
— Первые дни мы вливали ему в рот молоко и не трогали,— снова заговорил мальчик.— Когда несли, бо-ялись — умрет по дороге.
— Сейчас приготовлю отвар из трав... Компаньо Антонио, зажги лампу,— распорядился Казанова, - принеси, рагаццо, из кухни воды, компаньо Антонио покажет, где стоит бочка.
Лаура быстро одевалась, надо помочь мужчинам.
— Видно, свалился со скалы... Счастье, что на выступе кусты самшита задержали... а то бы...
Щурясь от света, Лаура вошла в комнату. Старый пастух в бараньей безрукавке придерживал голову лежавшего на лавке человека, а Казанова осторожно вливал ему в рот какую-то зеленоватую жидкость.
— Глотни, ну еще раз глотни настойки, сразу полегчает,— бормотал Казанова.
Лаура приблизилась и в ужасе вскрикнула. Перед ней в окровавленных тряпках лежал Джованни. Видимо, ее голос, в котором было столько боли, страха, отчаяния,
привел в себя умирающего. Веки его дрогнули, и он хрипло забормотал:
— Мацкольцони... Мацкольцони...— Он умолк, словно обессиленный этими несколькими словами.
Лаура упала на колени возле мужа и шептала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Лаура не стала возражать, когда он предложил поехать в селенье. А вдруг Джино, Казанова или кто-нибудь из партизан что-то узнают?
И снова Антонио пошел в овощную лавку к Леонардо, и тот же шофер Джузеппе повез их в Канталупо. Зная о беде, постигшей Лауру, он ни о чем не спрашивал и старался отвлечь ее от тяжких дум всевозможными историями, случившимися во время его поездок. На этот раз Антонио примостился в кузове на пустых корзинах из-под овощей.
Там, в Канталупо, товарищи его сына. Они помогут дочери Филиппо. Они — единственная надежда, единственные близкие люди, хоть и знает он, Антонио, их недавно.
На этот раз фургон почему-то не так трясло, и по всем приметам они уже подъезжали к Канталупо. Но шофер не свернул в селенье, а вел машину дальше. Антонио даже подумал — уж не подвела ли память. Но потом догадался: Джузеппе, очевидно, хочет показать Лауре мраморную плиту и ущелье, где сражался ее отец.
Когда грузовик остановился, Джузеппе выскочил из кабины и помог сойти Лауре. Антонио поднялся с корзин, выглянул из фургона и обмер.
Мраморная плита была забрызгана кровью. Из каждого отверстия, куда ударила пуля, проступила капля алой крови, горевшей в зареве восходящего солнца.
— Партизаны закрасили охрой ранения на белом мраморе,— сняв берет, сказал Джузеппе.
— Кто? Кто стрелял? — угрюмо спросил Антонио.
— Неофашисты или молодчики из «красных бригад». Мало ли всякой нечисти...— комкая берет, ответил Джузеппе.— Посмотрите, сколько пуль, с какой ненавистью они расстреливали имя нашего гиганта Федора.
Лаура широко открытыми глазами смотрела на кровавые пятна. Нет, это не только надругательство над мертвыми, это вызов!
— Они угрожают живым! — прошептала она, непроизвольно скользнув ладонями к своей округлой талии.
— Проклятие! — Антонио был бледен. Если б встретился кто-либо из них... Нет, он не настолько стар, чтоб не задушить ублюдка вот этими руками...
— Так это правда, все правда...— тихо сказала Лаура. Разве не то же самое говорили Энрико, Джино, Казанова? Вот она, живая угроза! Когда же такое было, чтобы люди оскверняли святыню?!
— Было, девочка, было! В годы проклятого дуче и Гитлера,— мрачно произнес Антонио.
— О святая Мария! — прошептала Лаура.— Накажи всех, кто хочет смерти нашим детям.
Джузеппе медленно пошел по дороге, всматриваясь в следы, оставленные протекторами машин.
— Вот «пирелли». В этих окрестностях такой машины нет ни у кого. Чужая... На ней-то они и приехали,—
сказал Джузеппе. Он даже присел на корточки, рассма-тривая отпечатки протекторов.
Но ни Лаура, ни Антонио не могли уловить разницы между следами, оставленными колесами машин. Джузеппе стал снова медленно исследовать дорогу.
— Здесь что-то происходило,— сосредоточенно бормотал он.— Да, на «пирелли» ехали преступники. Вот они, не доезжая до плиты, притормозили...— Он пошел быстрее.— Здесь водитель снова дал газ. Невероятно... как машина завиляла...
— Может, отказало рулевое управление? — неуверенно проговорил Антонио.
— Ничуть не бывало... здесь другое...— Джузеппе шаг за шагом приближался к пропасти.— Будто шофер играл в какую-то страшную игру — поворачивал то к середине дороги, то к ущелью...
И вдруг он остановился, потом подошел к самому краю обрыва. Там, внизу, ущелье — темная зелень леса.
—- Здесь! — Джузеппе обернулся. Уверен, что они свалились в пропасть именно здесь. Смотрите!
Теперь и Лаура с Антонио увидели раздавленный куст, куски отколовшегося края дороги, где падала машина.
«Настигла их божья кара»,— подумала Лаура, не испытывая ни сочувствия, ни жалости...
— Да, смерть бывает разной,— как бы отвечая собственным мыслям, пробормотал Антонио и взял за руку Лауру.
— В селенье все узнаем,— сказал Джузеппе. Молча ехали они обратной дорогой в Канталупо.
— Я завезу вас к компаньо Казанова,— сказал Джузеппе, останавливаясь возле таверны.
Навстречу им уже спешил хозяин.
— Спасибо, спасибо, что приехали! — И поцеловал в лоб Лауру.— Поживете у меня. Никуда вас не отпущу!
- Мы ненадолго...— начал было Антонио.
Но Казанова ничего не хотел слушать. Пусть отдыхают. Здесь достаточно места. А уж чтобы они ни в чем не нуждались — сам позаботится. Но прежде всего им — особенно Лауре— надо отдохнуть с дороги.
- А уж завтра, в воскресенье утром,—это он сказал, обращаясь к Джузеппе,— жду всех к себе. - Разговоры потом, сейчас отдыхать...- твердил он.
Лаура с наслаждением вытянулась на пахнувшем травами покрывале, которым был застлан самодельный диван. В печи потрескивал огонь, и, утомленная дорогой и переживаниями, она задремала.
Просыпаясь, слышала негромкие слова своего деда, Казановы, Джузеппе и снова засыпала. И вдруг среди ночи — было уже поздно, потому что дрова в печи догорели,— она проснулась.
За окном возбужденно говорили. Стучали в дверь, и, когда ее открыли, Лаура поняла: что-то вносят в таверну. Она села на постели, прислушиваясь. По возгласам — «осторожней», «заноси его влево», «положите сюда, на лавку» — поняла: принесли не что-то, а кого-то, какого-то человека. Дверь была приоткрыта, но в тусклом свете молодого месяца невозможно было различить, что происходит в соседней комнате.
— Он весь изломан. Сначала боялись его пошевелить.— Голос был детский.— Едва притронешься — он начинает кричать и в себя не приходит...
— Дайте что-нибудь под голову,— донесся глухой простуженный бас.
— Сейчас...— встревоженно произнес Казакова.— Вот подушка, подложи ему под голову, я помогу... Потом вскрик, негромкий стон...
— Первые дни мы вливали ему в рот молоко и не трогали,— снова заговорил мальчик.— Когда несли, бо-ялись — умрет по дороге.
— Сейчас приготовлю отвар из трав... Компаньо Антонио, зажги лампу,— распорядился Казанова, - принеси, рагаццо, из кухни воды, компаньо Антонио покажет, где стоит бочка.
Лаура быстро одевалась, надо помочь мужчинам.
— Видно, свалился со скалы... Счастье, что на выступе кусты самшита задержали... а то бы...
Щурясь от света, Лаура вошла в комнату. Старый пастух в бараньей безрукавке придерживал голову лежавшего на лавке человека, а Казанова осторожно вливал ему в рот какую-то зеленоватую жидкость.
— Глотни, ну еще раз глотни настойки, сразу полегчает,— бормотал Казанова.
Лаура приблизилась и в ужасе вскрикнула. Перед ней в окровавленных тряпках лежал Джованни. Видимо, ее голос, в котором было столько боли, страха, отчаяния,
привел в себя умирающего. Веки его дрогнули, и он хрипло забормотал:
— Мацкольцони... Мацкольцони...— Он умолк, словно обессиленный этими несколькими словами.
Лаура упала на колени возле мужа и шептала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48