«У них нет моего портрета, поэтому они не смогут меня найти».
Он по-прежнему мог безбоязненно ходить по ули­цам, ездить на такси, ужинать в ресторанах, посещать клубы. Никто не станет показывать на него пальцем и не побежит за полицией.
Он убил человека, но ему ничто не грозит. Собственно говоря, его жизнь ни в чем не измени­лась. И все же он боялся.
Конечно, это был несчастный случай. Ошибка в до­зе, вызванная вполне понятным избытком энтузиазма. Если смотреть на случившееся объективно, эта женщи­на была виновата не меньше, чем он сам. Даже больше.
Когда он произнес эти слова вслух, яростно грызя ноготь, его товарищ только вздохнул.
– Кевин, если ты собираешься без конца повторять одно и то же, лучше уйди куда-нибудь. Это здорово раз­дражает.
Кевин Морано, высокий элегантный молодой чело­век двадцати двух лет, заставил себя сесть и начал сту­чать наманикюренными пальцами по ручке желтого кожаного кресла с высокой спинкой. У него было гладкое лицо, спокойные голубые глаза и русые волосы средней длины.
Приятную внешность Кевина портило только одно: он начинал дуться при малейшем намеке на критику.
Именно это он и делал сейчас, глядя на своего друга и постоянного спутника. Морано надеялся на его поддерж­ку и был очень разочарован.
– Думаю, у меня есть основания для беспокойства. – В голосе Кевина звучали обида и желание, чтобы его утешили. – Люциус, все полетело к чертовой матери!
– Чушь! – Это слово больше напоминало приказ, чем отрицание. Люциус Данвуд привык командовать Кевином и считал, что по-другому с ним обращаться нельзя.
Он отвернулся к монитору и продолжил вычисле­ния. Как всегда, работа в этой просторной лаборатории, которую он создал в соответствии со своими потребностя­ми и вкусами, приносила ему удовлетворение.
В детстве Люциуса считали вундеркиндом. Этот хо­рошенький мальчик с рыжими кудрями и сияющими глазами обладал поразительными способностями к естественным наукам.
Его любили, баловали и хвалили на каждом шагу.
Чудовище, жившее в душе этого ребенка, было ко­варным и очень терпеливым.
Как и Кевин, он рос в богатой и родовитой семье. Они дружили с детства, а поскольку оба имели одина­ковые вкусы и стремились к одному и тому же, то были почти братьями. Во всяком случае, они очень хорошо понимали друг друга с самых ранних лет – понимали, что скрывалось в глубине их маленьких, нежных тел.
Кевин и Люциус посещали одни и те же школы. И всегда соперничали, что не мешало им большую часть времени проводить вместе. Их объединяло сознание то­го, что куцые моральные нормы, на которых основано общество, для них не существуют.
Мать Кевина никогда особенно не занималась сы­ном. Как только стало возможно, она с облегчением отослала его в закрытую частную школу, чтобы ребенок не мешал ей удовлетворять собственное честолюбие. Мать Люциуса держала мальчика при себе: все ее честолюбие заключалось в успехах сына. Но в одном эти женщины были похожи: на поведение своих сыновей они смотрели сквозь пальцы, выполняли любой каприз, при­учали считать себя избранными и требовать от жизни как можно больше.
Теперь оба стали мужчинами и, как любил говорить Люциус, могли делать все, что им нравится.
Никто из них не зарабатывал себе на жизнь – они могли себе это позволить. Мысль о том, что нужно что-то давать обществу, которое они презирали, казалась обоим смешной. В купленном ими городском доме су­ществовал свой мир и свои правила. И первое правило гласило: никогда не скучать.
Люциус еще раз проверил свои расчеты. Все было правильно. Все идеально. Очень довольный, он поднял­ся, подошел к старинному полированному бару и сме­шал напиток.
– Виски с содовой, – сказал он. – Это тебя под­бодрит.
Кевин только махнул рукой и тяжело вздохнул.
– Кев, не будь скучным!
– Ох, извини. Я немного расклеился, потому что убил человека.
Люциус хмыкнул, взял стаканы с «хайболом» и вер­нулся к своему столу.
– Это не имеет принципиального значения. Вот ес­ли бы имело, я бы чертовски разозлился на тебя. В кон­це концов, я правильно вычислил и вещества, и их дозу. Но тебе не следовало смешивать их вместе.
– Знаю! – Раздосадованный Кевин взял стакан и хмуро уставился в него. – Просто я слишком увлекся. Видишь ли, она оказалась полностью в моей власти! Я даже не думал, что такое возможно.
– Но именно в этом вся соль, верно? – Люциус улыбнулся, подняв стакан, и сделал большой глоток. – Мы никогда не могли добиться от женщин того, что нам хотелось. Взять хотя бы наших матерей. Моя слиш­ком бесхребетна, а твоя бесчувственна.
– По крайней мере, твоя мать тобой интересуется.
– Ты сам не знаешь, как тебе повезло. – Люциус взмахнул стаканом. – Если бы я не держался от матери подальше, она висела бы у меня на шее, как гиря. Ниче­го удивительного, что мой дорогой старый папочка предпочитает жить за городом.
Люциус вытянул ноги.
– Но мы отвлеклись от темы. Женщины! Все они в конце концов оказываются либо скучными интеллектуалками, либо корыстными сучками. Кевин, мы заслу­живаем лучшего. Заслуживаем тех женщин, которых хо­тим, столько, сколько хотим, и именно так, как хотим!
– Да. Конечно. Но когда я понял, что она мертва… О, боже!
– Да-да. – Люциус сел в кресло и алчно потер ру­ки. – Расскажи еще раз.
– Она была такой сексуальной… Красивой, экзо­тичной, уверенной в себе. Именно о такой женщине я и мечтал. А главное, она так и липла ко мне. Я мог бы овладеть ею в такси, в лифте. И набрал кучу очков еще до того, как мы оказались в ее квартире.
– Скоро мы их подсчитаем. – Люциус нетерпеливо махнул рукой. – Продолжай.
– Мне приходилось сдерживать ее. Я не хотел, что­бы это случилось слишком быстро. Хотел, чтобы все выглядело романтично – и для нее, и для меня. Неторопливое обольщение… – Он впервые слабо улыбнул­ся. – И конечно, я стремился набрать как можно боль­ше очков за отведенное время.
– Естественно, – согласился Люциус, снова под­няв стакан.
– И у меня все получилось! Она позволяла делать с собой что угодно. И получала от этого удовольствие, я в этом уверен!
– Да-да. А потом?
– Я попросил ее подождать и дать мне время укра­сить спальню. Все прошло так, как было запланирова­но. Идеально. Освещение, музыка, аромат…
– А потом она отдалась тебе.
– Да. – Кевин внезапно помрачнел. – Я отнес ее в спальню и начал медленно раздевать. Она дрожала и стонала. А потом вдруг начала засыпать.
Люциус побренчал льдом в стакане.
– Ты с самого начала дал ей слишком большую дозу.
– Знаю, черт побери! – Уголки рта Кевина опусти­лись, в голосе зазвучал гнев. – Но я не хотел, чтобы она лежала, как бревно. Хотел, чтобы она пылала и сходила с ума от страсти. Я ведь столько для этого сделал!
– Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87