Сидящие на ступеньках
магазинов мужчины жевали табак и сплевывали на асфальт, образуя липкие
янтарные лужицы, похожие на старые пятна крови. Казалось, они просто
бездельничают, лениво пожевывая и переговариваясь друг с другом, и не
обращают внимания ни на здание суда, ни на что-либо другое.
Но Блейн знал, что они следят за зданием. Они караулят его - человека
с зеркалом в мозгу. Мозг, который, как сказала старая Сара шерифу,
отражает.
Вот что заметил Кирби Рэнд, вот что выдало меня и заставило "Фишхук"
броситься в погоню. А Рэнд, в таком случае, если не слухач, то, по крайней
мере, наводчик. Хотя, какая разница, подумал Блейн. Будь он даже и слухач,
все равно он не смог бы заглянуть в его мозг, который отражает.
А это значит, понял Блейн, что в мозгу у меня что-то вроде
маячка-мигалки, бросающейся в глаза каждому, кто может видеть. Я нигде
теперь не буду в безопасности, нигде не смогу укрыться. Я таскаю за собой
колокол громкого боя, и его легко обнаружит любой слухач или наводчик,
оказавшийся поблизости. Но раньше я таким не был. В этом нет сомнения.
Иначе кто-нибудь сказал бы об этом или это было бы в моей психической
карте.
- Эй, ты, - позвал он спрятавшегося у него в мозге, - вылезай!
Тот завилял хвостом. Он заюлил, как довольный пес. Но остался на
месте.
Блейн отошел от окна и сел на край кровати.
Гарриет должна помочь мне. А может, шериф отпустит меня раньше, как
только все успокоится. Хотя шериф и не обязан меня отпускать, ношение
оружия - вполне достаточный повод для задержания.
- Дружище, - обратился он к своему жизнерадостному спутнику, -
похоже, тебе придется опять поработать. Нас снова может понадобиться
какой-нибудь финт.
Ведь существо в моем разуме уже продемонстрировало один финт - финт
со временем. Или обменом веществ? Неизвестно, то ли я двигался тогда
быстрее, чем все остальные, то ли время замедлилось для всего остального,
кроме меня.
По улице, кашляя, протарахтел допотопный автомобиль. Где-то щебетали
птицы. Да, попал в историю, признался себе Блейн, серьезную историю.
Сидящие на ступеньках мужчины продолжали ждать, изо всех сил стараясь
показать, что здание суда их нисколько не интересует. Все это начинало
Блейну нравиться все меньше и меньше.
Дверь в кабинете шерифа открылась и снова захлопнулась, послышались
шаги. Голоса звучали неразборчиво, и Блейн не стал прислушиваться. Чем
может помочь, если я что-то подслушаю? И вообще, может ли мне что-то
помочь?
Неторопливой поступью, чеканя шаги, шериф пересек кабинет и вышел в
коридор.
Блейн поднял глаза и увидел его, стоящего перед камерой.
- Блейн, - сказал шериф, - пришел отец, чтобы поговорить с тобой.
- Какой отец?
- Святой отец, язычник. Пастырь нашего прихода.
9
Войдя в камеру, священник замигал, стараясь привыкнуть к полумраку.
Блейн встал.
- Я рад, что вы пришли, - сказал он. - К сожалению, самое большее,
что я могу предложить, это присесть здесь на нарах.
- Ничего, - ответил священник. - Меня зовут отец Фланаган. Надеюсь, я
не помешал?
- Ни в коей мере. Рад вас видеть.
Покряхтывая от натуги, отец Фланаган опустился на край койки. Это был
пожилой тучный человек с добрым лицом и морщинистыми, скрюченными артритом
руками.
- Садись, сын мой. Надеюсь, что не отвлек тебя. Сразу хочу
предупредить, что я постоянно влезаю в чужие дела. Видимо, причиной тому -
моя паства, большинство из которой, независимо от возраста, большие дети.
О чем бы ты хотел побеседовать со мной?
- О чем угодно, - ответил Блейн, - кроме разве религии.
- Ты не веришь в бога, сын мой?
- Не особенно, - ответил Блейн. - Обычно размышления на эту тему
приводят меня в замешательство.
Старик покачал головой:
- Наступили безбожные дни. Теперь стало много таких, как ты. Меня это
беспокоит. И святую Церковь-мать тоже. Мы живем в тяжелые для духа
времена. Люди больше предаются боязни зла, чем созерцанию добра. Ходят
разговоры об оборотнях, злых духах и чертях, хотя все это еще сто лет
назад казалось вздором.
Тяжеловесно развернувшись, он уселся боком, чтобы лучше видеть
Блейна.
- Шериф сказал мне, что ты из "Фишхука".
- Думаю, отрицать это бесполезно, - ответил Блейн.
- Мне никогда еще не приходилось говорить с людьми из "Фишхука", -
слегка запинаясь, как будто беседовал скорее с собой, чем с Блейном,
произнес старый священник. - До меня доходили только слухи, а истории о
"Фишхуке", которые я слышал, поразительны и невероятны. Одно время тут жил
торговец, его факторию потом сожгли - но я так и не побывал у него. Люди
бы меня не поняли.
- Судя по тому, что произошло сегодня утром, я тоже думаю, что не
поняли бы, - согласился Блейн.
- Говорят, что у тебя паранормальные...
- Это называется парапсих, - поправил его Блейн. - Будем называть
вещи своими именами.
- Ты и правда таков?
- Не понимаю, чем вызван ваш интерес, святой отец.
- Только познавательными соображениями, - ответил отец Фланаган, -
уверяю, чисто познавательными. Кое-что из этого интересует лично меня. Ты
можешь говорить со мной так же свободно, как на исповеди.
- Когда-то, - сказал Блейн, - науку подозревали в том, что она
скрытый враг всех религиозных догм. Сейчас повторяется тоже самое.
- Потому что люди снова боятся, - произнес священник. - Они запирают
двери на все запоры. Они не выходят по ночам. На воротах и крышах своих
домов рисуют кабалистические знаки и заметь, вместо святого креста -
кабалистические знаки. Они шепотом говорят о таких вещах, о которых никто
не вспоминал со времен средневековья. В глубине своих невежественных душ
они трясутся от страха. От их древней веры мало что осталось. Конечно, они
исполняют обряды, но по выражению лиц, по разговорам я вижу, что делается
у них на душе. Они потеряли простое искусство верить.
- Нет, святой отец, просто они очень растерянные люди.
- Весь мир растерян, - сказал отец Фланаган.
И он прав, подумал Блейн: весь мир в растерянности. Потому что мир
лишился кумира и, несмотря на все старания, никак не может найти другого.
Мир лишился якоря, на котором он держался против бурь необъяснимого и
непонятного, и теперь его несет по океану, не описанному ни в одной лоции.
Одно время кумиром была наука. Она обладала логикой, смыслом,
абсолютной точностью и охватывала все - от элементарных частиц до окраин
Вселенной. Науке можно было доверять, потому что она прежде всего была
общественной мудростью человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
магазинов мужчины жевали табак и сплевывали на асфальт, образуя липкие
янтарные лужицы, похожие на старые пятна крови. Казалось, они просто
бездельничают, лениво пожевывая и переговариваясь друг с другом, и не
обращают внимания ни на здание суда, ни на что-либо другое.
Но Блейн знал, что они следят за зданием. Они караулят его - человека
с зеркалом в мозгу. Мозг, который, как сказала старая Сара шерифу,
отражает.
Вот что заметил Кирби Рэнд, вот что выдало меня и заставило "Фишхук"
броситься в погоню. А Рэнд, в таком случае, если не слухач, то, по крайней
мере, наводчик. Хотя, какая разница, подумал Блейн. Будь он даже и слухач,
все равно он не смог бы заглянуть в его мозг, который отражает.
А это значит, понял Блейн, что в мозгу у меня что-то вроде
маячка-мигалки, бросающейся в глаза каждому, кто может видеть. Я нигде
теперь не буду в безопасности, нигде не смогу укрыться. Я таскаю за собой
колокол громкого боя, и его легко обнаружит любой слухач или наводчик,
оказавшийся поблизости. Но раньше я таким не был. В этом нет сомнения.
Иначе кто-нибудь сказал бы об этом или это было бы в моей психической
карте.
- Эй, ты, - позвал он спрятавшегося у него в мозге, - вылезай!
Тот завилял хвостом. Он заюлил, как довольный пес. Но остался на
месте.
Блейн отошел от окна и сел на край кровати.
Гарриет должна помочь мне. А может, шериф отпустит меня раньше, как
только все успокоится. Хотя шериф и не обязан меня отпускать, ношение
оружия - вполне достаточный повод для задержания.
- Дружище, - обратился он к своему жизнерадостному спутнику, -
похоже, тебе придется опять поработать. Нас снова может понадобиться
какой-нибудь финт.
Ведь существо в моем разуме уже продемонстрировало один финт - финт
со временем. Или обменом веществ? Неизвестно, то ли я двигался тогда
быстрее, чем все остальные, то ли время замедлилось для всего остального,
кроме меня.
По улице, кашляя, протарахтел допотопный автомобиль. Где-то щебетали
птицы. Да, попал в историю, признался себе Блейн, серьезную историю.
Сидящие на ступеньках мужчины продолжали ждать, изо всех сил стараясь
показать, что здание суда их нисколько не интересует. Все это начинало
Блейну нравиться все меньше и меньше.
Дверь в кабинете шерифа открылась и снова захлопнулась, послышались
шаги. Голоса звучали неразборчиво, и Блейн не стал прислушиваться. Чем
может помочь, если я что-то подслушаю? И вообще, может ли мне что-то
помочь?
Неторопливой поступью, чеканя шаги, шериф пересек кабинет и вышел в
коридор.
Блейн поднял глаза и увидел его, стоящего перед камерой.
- Блейн, - сказал шериф, - пришел отец, чтобы поговорить с тобой.
- Какой отец?
- Святой отец, язычник. Пастырь нашего прихода.
9
Войдя в камеру, священник замигал, стараясь привыкнуть к полумраку.
Блейн встал.
- Я рад, что вы пришли, - сказал он. - К сожалению, самое большее,
что я могу предложить, это присесть здесь на нарах.
- Ничего, - ответил священник. - Меня зовут отец Фланаган. Надеюсь, я
не помешал?
- Ни в коей мере. Рад вас видеть.
Покряхтывая от натуги, отец Фланаган опустился на край койки. Это был
пожилой тучный человек с добрым лицом и морщинистыми, скрюченными артритом
руками.
- Садись, сын мой. Надеюсь, что не отвлек тебя. Сразу хочу
предупредить, что я постоянно влезаю в чужие дела. Видимо, причиной тому -
моя паства, большинство из которой, независимо от возраста, большие дети.
О чем бы ты хотел побеседовать со мной?
- О чем угодно, - ответил Блейн, - кроме разве религии.
- Ты не веришь в бога, сын мой?
- Не особенно, - ответил Блейн. - Обычно размышления на эту тему
приводят меня в замешательство.
Старик покачал головой:
- Наступили безбожные дни. Теперь стало много таких, как ты. Меня это
беспокоит. И святую Церковь-мать тоже. Мы живем в тяжелые для духа
времена. Люди больше предаются боязни зла, чем созерцанию добра. Ходят
разговоры об оборотнях, злых духах и чертях, хотя все это еще сто лет
назад казалось вздором.
Тяжеловесно развернувшись, он уселся боком, чтобы лучше видеть
Блейна.
- Шериф сказал мне, что ты из "Фишхука".
- Думаю, отрицать это бесполезно, - ответил Блейн.
- Мне никогда еще не приходилось говорить с людьми из "Фишхука", -
слегка запинаясь, как будто беседовал скорее с собой, чем с Блейном,
произнес старый священник. - До меня доходили только слухи, а истории о
"Фишхуке", которые я слышал, поразительны и невероятны. Одно время тут жил
торговец, его факторию потом сожгли - но я так и не побывал у него. Люди
бы меня не поняли.
- Судя по тому, что произошло сегодня утром, я тоже думаю, что не
поняли бы, - согласился Блейн.
- Говорят, что у тебя паранормальные...
- Это называется парапсих, - поправил его Блейн. - Будем называть
вещи своими именами.
- Ты и правда таков?
- Не понимаю, чем вызван ваш интерес, святой отец.
- Только познавательными соображениями, - ответил отец Фланаган, -
уверяю, чисто познавательными. Кое-что из этого интересует лично меня. Ты
можешь говорить со мной так же свободно, как на исповеди.
- Когда-то, - сказал Блейн, - науку подозревали в том, что она
скрытый враг всех религиозных догм. Сейчас повторяется тоже самое.
- Потому что люди снова боятся, - произнес священник. - Они запирают
двери на все запоры. Они не выходят по ночам. На воротах и крышах своих
домов рисуют кабалистические знаки и заметь, вместо святого креста -
кабалистические знаки. Они шепотом говорят о таких вещах, о которых никто
не вспоминал со времен средневековья. В глубине своих невежественных душ
они трясутся от страха. От их древней веры мало что осталось. Конечно, они
исполняют обряды, но по выражению лиц, по разговорам я вижу, что делается
у них на душе. Они потеряли простое искусство верить.
- Нет, святой отец, просто они очень растерянные люди.
- Весь мир растерян, - сказал отец Фланаган.
И он прав, подумал Блейн: весь мир в растерянности. Потому что мир
лишился кумира и, несмотря на все старания, никак не может найти другого.
Мир лишился якоря, на котором он держался против бурь необъяснимого и
непонятного, и теперь его несет по океану, не описанному ни в одной лоции.
Одно время кумиром была наука. Она обладала логикой, смыслом,
абсолютной точностью и охватывала все - от элементарных частиц до окраин
Вселенной. Науке можно было доверять, потому что она прежде всего была
общественной мудростью человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52