- Она об этом даже и не помышляет.
- А Халум?
Я покачал головой:
- Хотелось бы набраться смелости и предложить ей попробовать. Но пока
я все скрываю от нее. Из страха, ведь она слишком непорочна и к тому же
легко ранима. Печально, не так ли, Ноим, что приходится скрывать нечто
замечательное, нечто удивительное от своей названой сестры.
- И от названого брата тоже!
- Тебе об этом со временем было бы обязательно сказано. Может,
попробуешь?
Глаза его сверкнули.
- И ты думаешь, надо попробовать? Нет, я не хочу!
Он непристойно выругался, что вызвало у меня всего лишь легкую
усмешку.
- Есть надежда, что побратим разделит все, что довелось испытать.
Сейчас это средство откроет пропасть между нами, ибо приходилось бывать в
таких местах, где ты никогда не был. Понимаешь, Ноим?
Брат кивнул. Я ввел его в искушение - это было видно по его лицу. Он
кусал губы и потирал мочку уха, и все, что происходило в его мозгу, было
мне ясно, будто мы уже разделили с ним снадобье с Шумары. Из-за меня Ноим
испытывал серьезное беспокойство: он понял, что я слишком далеко ушел от
заповедей Завета и что, возможно, вскоре у меня будет крупнейший разлад
как с самим собой, так и с законом. Однако ему не давало покоя собственное
любопытство. Он сознавал, что предельная откровенность со своим побратимом
- не бог весть какой грех, и ему трудно было устоять против соблазна
вступить в общение со мной под воздействием этого наркотика. К тому же он
испытывал ревность: ведь я обнажал свою душу перед другими людьми,
какими-то незнакомцами, а не перед ним. Скажу вам честно, когда потом душа
Ноима была открыта передо мной, мои мысли о теперешнем состоянии брата
подтвердились.
Несколько дней мы не говорили об этом. Ноим приходил ко мне на работу
и с восхищением смотрел, как я управляюсь с делами. С делами высочайшей
государственной важности! Он видел, как почтительно относились ко мне
служащие. Брат встретился с тем самым Улманом, которому я давал снадобье и
равнодушная фамильярность которого вызвала у него подозрение. Мы вместе
наведались к Швейцу и опустошили не один графин доброго вина, обсуждая
различные религиозные темы, добродушно и искренне переругиваясь,
возбужденные хмельными напитками. ("Вся моя жизнь, - сказал Швейц, - была
поиском действительных причин того, что я понимал как иррациональное").
Ноим заметил некоторые грамматические вольности в речи Швейца. В другой
вечер мы обедали в обществе маннеранских аристократов в роскошном доме
свиданий на холме, с которого открывалась панорама города. Это были
маленькие, похожие на птиц, мужчины, нарядно одетые, суетливые, и огромные
молодые красавицы-жены. Ноиму быстро наскучили эти худосочные герцоги и
бароны и их разговоры о торговле и драгоценностях. Но он сразу же
насторожился, услышав о каком-то зелье, попавшем в столицу с южного
материка, которое якобы способно распечатать сознание. На это я
откликнулся только вежливым междометием, выражавшим удивление. Увидев мое
лицемерие, Ноим свирепо сверкнул на меня глазами, и даже отказался от
бокала нежного маннеранского брджи: столь натянутыми стали его нервы.
На следующий день мы вместе пошли в Каменный Собор, но не на
исповедь, а просто чтобы посмотреть на древние реликвии, которые всегда
интересовали Ноима. Нам повстречался исповедник Джидд и как-то странно мне
улыбнулся. Я сразу же заметил, что Ноим стал прикидывать, не поймал ли я
его в свои сети? Я видел, как в Ноиме закипает желание вернуться к тому
разговору, но он никак не может решиться. Я же молчал. В конце концов
накануне своего отъезда в Саллу Ноим не выдержал.
- Это твое снадобье... - начал он неуверенно.
Побратим сказал далее, что не сможет считать себя настоящим
побратимом, если не отведает моего снадобья. Эти слова дались ему с
огромным трудом: на верхней губе выступили капельки пота. Мы отправились в
комнату, где нам никто не мог помешать, и я приготовил лекарство. Взяв в
руки бокал, брат дерзко улыбнулся мне, но рука его тряслась так, что он
едва не пролил зелье на пол.
Оно быстро подействовало на нас обоих.
В этот вечер была необычно высокая влажность, густой туман покрыл
весь город и его окрестности. Казалось, он проник и в нашу комнату через
полуоткрытое окно. Я видел, как дрожащие, мерцающие туманные сгустки
танцевали между мной и Ноимом. Первые же ощущения, вызванные наркотиком,
встревожили брата, но я объяснил, что так и должно быть: удвоенное
сердцебиение, ватная голова, высокие зудящие звуки. Теперь мы были
обнажены друг перед другом. Я изучал внутренний мир Ноима, познавал не
только его сущность, но и его представления о самом себе, покрытые налетом
стыда и презрения. Ноим яростно ненавидел свои воображаемые недостаткам, а
их было немало. Он обвинял себя в лени, отсутствии самодисциплины и
честолюбия, недостаточной набожности, небрежном отношении к высоким
обязанностям, физической и душевной слабости. Почему он видел себя таким,
я не мог понять. Рядом с этим вымышленным образом был настоящий Ноим -
человек крутого нрава, преданный тем, кого любил, жесткий по отношению к
глупости, проницательный, отзывчивый, энергичный. Контраст между
выдуманным Ноимом и настоящим был ошеломляющим. Казалось, что он мог
трезво судить обо всем на свете, кроме собственной личности. Я уже и
раньше наблюдал подобные противоречия, экспериментируя с другими
партнерами. Фактически такое презрительное отношение встречалось у всех,
кроме Швейца: очевидно, он не имел воспитанной с детства склонности к
самоуничтожению. Однако Ноим был слишком критичен к себе.
Как и прежде, я увидел собственный образ, отраженный в восприятиях
Ноима, - гораздо более благородный Кинналл Дариваль, чем это казалось мне
самому. Как он идеализировал меня! Я был воплощением всех его
представлений об идеале, человеком действия и доблести, умевшим
осуществлять свою власть и получать желаемое, я был врагом праздности,
примером строжайшей внутренней самодисциплины и набожности. Однако на этом
образе выделялись свежие пятна, ибо теперь я, осквернив Завет, не только
занимался грязным душевным развратом с одним, другим, третьим, но и
соблазнил своего побратима участвовать в преступном эксперименте. Увидел
также Ноим истинную глубину моих чувств к Халум. Сделав это открытие,
которое подтвердило его старые подозрения, он сразу же изменил мой образ,
причем не в лучшую сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64