Халум первая пересекла ее. Я не решался мне
казалось, что войти в сознание своей названой сестры было что-то сродни
лишению ее девичьей чести и нарушением запрета на телесную близость между
назваными родственниками. Я еще боролся с остатками старой веры, когда
между нами пали последние барьеры. А Халум, поняв, что уже ничто не
сдерживает ее, без всяких колебаний проникла в мое сознание. Моим
мгновенным откликом на это была попытка закрыть себя: я не хотел, чтобы
она знала о моем физическом влечении к ней. Но смятение было недолгим, я
прекратил все попытки скрывать свою душу за фиговыми листочками и сам
вошел в сознание Халум. Началось подлинное общение, общение с запутанным
переплетением наших "я".
Я увидел, что нахожусь - а чтобы быть более точным - затерялся среди
зеркально гладких полов и серебристых стен, сквозь которые пробивался
холодный искрящийся свет, подобно кристаллическому свечению некоторых рыб
или насекомых. Это была девственная душа Халум. В нишах этих стен было
аккуратно расставлено все, что составляло ее жизненный опыт: воспоминания,
образы, запахи, вкусы, видения, фантазии, разочарования, восторги. И все
сверкало чистотой. Я не увидел ни следа сексуальных восторгов, ничего из
плотских страстей. То ли Халум из скромности надежно защитила свою
сексуальную сферу от моего проникновения, то ли загнала ее в такой далекий
угол своего сознания, что я не мог добраться до него.
Она встретила меня без страха и с радостью, именно с радостью
соединилась со мной. Когда наши души слились, общение стало полным. Я
плавал в сверкающих глубинах ее души, смывая грязь со своей души, - она
исцеляло, она очищала. Я не знаю, очищаясь, оставлял ли я грязные следы в
ее душе? Мы поглотили друг друга. Во мне душа Халум, которая всю мою жизнь
была моей опорой и моей смелостью, моим идеалом и моей целью, это
холодное, совершенное воплощение неувядающей красоты. И, вероятно, моя
прогнившая насквозь душа стала источником кислоты, брызнувшей на это
сверкающее совершенство. Путешествуя по ее внутреннему миру, я попал в
необычную область, напомнившую мне ту пору юности, когда мне предстояло
бегство в Глин. Прощаясь со мной в доме Ноима, Халум обняла меня, и в ее
объятии я увидел что-то похожее на трепет едва сдерживаемой страсти,
проблеск желаний тела. Меня! Меня! Я решил, что нашел зону чувственности,
но она неожиданно ускользнула, и передо мной сверкала металлическая
поверхность ее души. Возможно, это было нечто, созданное мной из своих
вспенившихся желаний и спроецированное в ее сознание. Не знаю.
Наши души растворились друг в друге - я уже не мог различать, где
кончался я и где начиналась Халум.
Я вышел из транса. Прошла добрая половина ночи. Мы протирали глаза,
трясли наполненными туманом головами, неловко улыбались. Каждый раз,
выходя из транса, я ощущал чувство стыда, что открыл слишком много. К
счастью, это ощущение длится обычно недолго. Я взглянул на Халум и
почувствовал, как горю святой любовью к ней, любовью, в которой совершенно
не было места плоти. Я хотел сказать ей, как когда-то сказал мне Швейц: "Я
люблю тебя!" Но я внезапно подавился этими словами. "Я" застряло у меня в
горле. "Я, я, я, я люблю тебя Халум!" Если бы я мог только вымолвить это
"я". Но оно не слетало с моих губ. Оно было здесь, но оставалось внутри
меня. Я взял ее за руки, она улыбнулась ярко, ясно и безмятежно. Как мне
сказать Халум о своей любви, не оскорбив ее? Поймет ли она меня? Глупости!
Наши души были единой сутью, почему же простой порядок слов может
разрушить что-то? "Я люблю тебя!" Запинаясь, я выдавил:
- Есть... такая любовь... к тебе... такая любовь, Халум...
Она кивнула, как бы говоря: "Молчи! Твои неуклюжие слова нарушают
очарование". Как бы говоря: "Да, такая же любовь существует и к тебе,
Кинналл". Как бы говоря:
"Я люблю тебя, Кинналл!"
Легко встав, она подошла к окну: прохладный свет луны озарял сад
возле дома. Деревья и кусты замерли серебристой тишине. Я поднялся,
подошел к ней и очень нежно прикоснулся к ее плечам. Она встрепенулась и
тихо произнесла что-то нежное. Ей хорошо. Я уверен, ей было хорошо тогда.
Мы не обсуждали случившееся: это испортило бы нам настроение. Мы
могли обменяться впечатлениями и завтра, и еще послезавтра... Я проводил
Халум в ее комнату и робко поцеловал в щеку. Она тоже по-сестрински
поцеловала меня, улыбнулась и затворила за собой дверь. Я долго сидел в
своей комнате, вспоминая последнее общение. Снова во мне заговорил и
миссионер. Я поклялся, что буду активным проводником новой веры. Я выйду
отсюда и познакомлю всех людей Саллы со своим вероучением. Я не стану
больше прятаться в доме побратима. Не желаю оставаться безнадежным
изгнанником среди своего родного народа. Предупреждение Стиррона ничего не
значит. На каком основании он может изгнать меня из Саллы? Я буду обращать
в свою веру сотню человек за неделю. Тысячу, десять тысяч... я самому
Стиррону дам это снадобье, и пусть тогда септарх со своего трона
провозгласит законным это лекарство! Халум вдохновила меня! Утром же я
отправлюсь на поиски своих апостолов!
Во дворе послышался какой-то шум. Я выглянул и увидел краулер - это
Ноим вернулся из деловой поездки. Он вошел в дом, я услышал его шаги в
коридоре, когда он проходил мимо моей комнаты. Затем донесся стук в дверь.
Я выглянул в коридор. Брат стоял возле двери в комнату Халум и
разговаривал с ней. Халум видно не было. Зачем он зашел к ней? Ведь Ноим
для нее всего лишь один из многих друзей. Он должен был сначала
поздороваться со своим побратимом. У меня возникли нехорошие подозрения. Я
усилием воли отказался от них. Их разговор закончился. Дверь в комнату
Халум закрылась. Ноим, не заметив меня, пошел дальше, к своей спальне.
Я никак не мог заснуть. Написал несколько страниц, но ничего путного
не получилось. На заре я вышел немного побродить по затуманенному саду.
Мне послышался далекий крик. Какой-то зверь зовет к себе свою подругу,
подумал я. Некоторые заблудившиеся звери бродят до самого рассвета.
66
Завтракал я один. Это было необычно, но не удивительно: Ноим,
вернувшийся домой посреди ночи после длительной поездки, захотел подольше
поспать, а Халум, наверное, еще не отдохнула после вечернего сеанса.
У меня был отличный аппетит, и я уплетал за всех троих, не переставая
думать о том, как мне удастся сокрушить Завет. Когда я уже допивал чай,
один из конюхов Ноима вломился в столовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
казалось, что войти в сознание своей названой сестры было что-то сродни
лишению ее девичьей чести и нарушением запрета на телесную близость между
назваными родственниками. Я еще боролся с остатками старой веры, когда
между нами пали последние барьеры. А Халум, поняв, что уже ничто не
сдерживает ее, без всяких колебаний проникла в мое сознание. Моим
мгновенным откликом на это была попытка закрыть себя: я не хотел, чтобы
она знала о моем физическом влечении к ней. Но смятение было недолгим, я
прекратил все попытки скрывать свою душу за фиговыми листочками и сам
вошел в сознание Халум. Началось подлинное общение, общение с запутанным
переплетением наших "я".
Я увидел, что нахожусь - а чтобы быть более точным - затерялся среди
зеркально гладких полов и серебристых стен, сквозь которые пробивался
холодный искрящийся свет, подобно кристаллическому свечению некоторых рыб
или насекомых. Это была девственная душа Халум. В нишах этих стен было
аккуратно расставлено все, что составляло ее жизненный опыт: воспоминания,
образы, запахи, вкусы, видения, фантазии, разочарования, восторги. И все
сверкало чистотой. Я не увидел ни следа сексуальных восторгов, ничего из
плотских страстей. То ли Халум из скромности надежно защитила свою
сексуальную сферу от моего проникновения, то ли загнала ее в такой далекий
угол своего сознания, что я не мог добраться до него.
Она встретила меня без страха и с радостью, именно с радостью
соединилась со мной. Когда наши души слились, общение стало полным. Я
плавал в сверкающих глубинах ее души, смывая грязь со своей души, - она
исцеляло, она очищала. Я не знаю, очищаясь, оставлял ли я грязные следы в
ее душе? Мы поглотили друг друга. Во мне душа Халум, которая всю мою жизнь
была моей опорой и моей смелостью, моим идеалом и моей целью, это
холодное, совершенное воплощение неувядающей красоты. И, вероятно, моя
прогнившая насквозь душа стала источником кислоты, брызнувшей на это
сверкающее совершенство. Путешествуя по ее внутреннему миру, я попал в
необычную область, напомнившую мне ту пору юности, когда мне предстояло
бегство в Глин. Прощаясь со мной в доме Ноима, Халум обняла меня, и в ее
объятии я увидел что-то похожее на трепет едва сдерживаемой страсти,
проблеск желаний тела. Меня! Меня! Я решил, что нашел зону чувственности,
но она неожиданно ускользнула, и передо мной сверкала металлическая
поверхность ее души. Возможно, это было нечто, созданное мной из своих
вспенившихся желаний и спроецированное в ее сознание. Не знаю.
Наши души растворились друг в друге - я уже не мог различать, где
кончался я и где начиналась Халум.
Я вышел из транса. Прошла добрая половина ночи. Мы протирали глаза,
трясли наполненными туманом головами, неловко улыбались. Каждый раз,
выходя из транса, я ощущал чувство стыда, что открыл слишком много. К
счастью, это ощущение длится обычно недолго. Я взглянул на Халум и
почувствовал, как горю святой любовью к ней, любовью, в которой совершенно
не было места плоти. Я хотел сказать ей, как когда-то сказал мне Швейц: "Я
люблю тебя!" Но я внезапно подавился этими словами. "Я" застряло у меня в
горле. "Я, я, я, я люблю тебя Халум!" Если бы я мог только вымолвить это
"я". Но оно не слетало с моих губ. Оно было здесь, но оставалось внутри
меня. Я взял ее за руки, она улыбнулась ярко, ясно и безмятежно. Как мне
сказать Халум о своей любви, не оскорбив ее? Поймет ли она меня? Глупости!
Наши души были единой сутью, почему же простой порядок слов может
разрушить что-то? "Я люблю тебя!" Запинаясь, я выдавил:
- Есть... такая любовь... к тебе... такая любовь, Халум...
Она кивнула, как бы говоря: "Молчи! Твои неуклюжие слова нарушают
очарование". Как бы говоря: "Да, такая же любовь существует и к тебе,
Кинналл". Как бы говоря:
"Я люблю тебя, Кинналл!"
Легко встав, она подошла к окну: прохладный свет луны озарял сад
возле дома. Деревья и кусты замерли серебристой тишине. Я поднялся,
подошел к ней и очень нежно прикоснулся к ее плечам. Она встрепенулась и
тихо произнесла что-то нежное. Ей хорошо. Я уверен, ей было хорошо тогда.
Мы не обсуждали случившееся: это испортило бы нам настроение. Мы
могли обменяться впечатлениями и завтра, и еще послезавтра... Я проводил
Халум в ее комнату и робко поцеловал в щеку. Она тоже по-сестрински
поцеловала меня, улыбнулась и затворила за собой дверь. Я долго сидел в
своей комнате, вспоминая последнее общение. Снова во мне заговорил и
миссионер. Я поклялся, что буду активным проводником новой веры. Я выйду
отсюда и познакомлю всех людей Саллы со своим вероучением. Я не стану
больше прятаться в доме побратима. Не желаю оставаться безнадежным
изгнанником среди своего родного народа. Предупреждение Стиррона ничего не
значит. На каком основании он может изгнать меня из Саллы? Я буду обращать
в свою веру сотню человек за неделю. Тысячу, десять тысяч... я самому
Стиррону дам это снадобье, и пусть тогда септарх со своего трона
провозгласит законным это лекарство! Халум вдохновила меня! Утром же я
отправлюсь на поиски своих апостолов!
Во дворе послышался какой-то шум. Я выглянул и увидел краулер - это
Ноим вернулся из деловой поездки. Он вошел в дом, я услышал его шаги в
коридоре, когда он проходил мимо моей комнаты. Затем донесся стук в дверь.
Я выглянул в коридор. Брат стоял возле двери в комнату Халум и
разговаривал с ней. Халум видно не было. Зачем он зашел к ней? Ведь Ноим
для нее всего лишь один из многих друзей. Он должен был сначала
поздороваться со своим побратимом. У меня возникли нехорошие подозрения. Я
усилием воли отказался от них. Их разговор закончился. Дверь в комнату
Халум закрылась. Ноим, не заметив меня, пошел дальше, к своей спальне.
Я никак не мог заснуть. Написал несколько страниц, но ничего путного
не получилось. На заре я вышел немного побродить по затуманенному саду.
Мне послышался далекий крик. Какой-то зверь зовет к себе свою подругу,
подумал я. Некоторые заблудившиеся звери бродят до самого рассвета.
66
Завтракал я один. Это было необычно, но не удивительно: Ноим,
вернувшийся домой посреди ночи после длительной поездки, захотел подольше
поспать, а Халум, наверное, еще не отдохнула после вечернего сеанса.
У меня был отличный аппетит, и я уплетал за всех троих, не переставая
думать о том, как мне удастся сокрушить Завет. Когда я уже допивал чай,
один из конюхов Ноима вломился в столовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64