И тут же, криком: «Да где же, черт, твое виски?» И сама себе ответила: «Сейчас, мадам, несу, мадам». — «Вот так-то лучше, — сказала Алиса. — Не забывай, с кем разговариваешь. И не вздумай дерзить, тебе это так не пройдет. Ты у меня на примете».
«Да, мадам», — ответила она себе. Потом встала и ушла за стойку.
С дальнего края над самым полом был встроен шкафчик. Алиса нагнулась, открыла дверцу и не глядя вытащила бутылку виски «Старый дед». Сняла с полки стакан для воды и отнесла с бутылкой к тому месту, где стоял ее табурет.
«Пожалуйста, мадам».
«Подай на стол. За кого ты меня принимаешь — я что, за стойкой буду пить?»
«Нет, мадам».
«Принеси еще стакан. И бутылку холодного пива».
«Слушаюсь, мадам».
Все это она перенесла на стол возле двери и расставила. «Можешь идти», — сказала она и ответила: «Слушаюсь, мадам».
«Но далеко не уходи, на случай если что-нибудь понадобится».
Наливая себе пиво, она захихикала. Кто-нибудь услышит — подумает, свихнулась. А что, может, и вправду. Она не скупясь налила виски в другой стакан. «Алиса, — сказала она, — приготовились, внимание, марш!» Она повела стаканом и выпила — медленно. Не залпом. Она цедила жгучее неразбавленное виски, и виски горячо разливалось по языку и под языком и при медленном глотке щипало небо, а потом теплом входило в грудь и опускалось до живота. Осушив стакан, она не сразу отняла его от губ. Потом поставила, сказала: «Ах!» и хрипло выдохнула.
В выдохе вернулся нежный запах виски. Теперь она взялась за стакан с пивом. Она положила ногу на ногу и медленно тянула пиво, пока стакан не опустел.
«Господи!» — сказала она.
Казалось ей, она никогда не замечала, как уютна и мила ее закусочная при свете, едва пробивающемся сквозь закрытые жалюзи. Она услышала грузовик на шоссе и встревожилась. А вдруг кто-то помешает — испортит ей день. Нет уж, пусть тогда дверь ломают. Она никому не станет открывать. Она налила на два пальца виски в один стакан и на четыре пальца пива — в другой. «Муху зашибить — тоже есть много способов», — сказала она и опрокинула стакан с виски, а за ним сразу стакан с пивом. Ага, это мысль. Получается другой вкус. Разный вкус — смотря как пить. Почему никто этого не заметил, кроме Алисы? Это стоило бы записать: «Пьешь по-разному — вкус разный». В правом веке она ощутила легкое напряжение, а по жилам на руках побежала странная, приятная боль.
«Некогда им замечать, — сказала она с расстановкой. — Нет времени». Она налила полстакана пива и долила доверху виски. «Интересно, а так кто-нибудь пробовал?»
Металлический держатель для бумажных салфеток стоял напротив и отражал ее лицо. «Привет, детка», — сказала она. Она повела стаканом, и он исказился в блестящем металле так же, как ее лицо. «Рванули, детка. Твое здоровье, детка». И она выпила виски с пивом так, как пьет молоко одолеваемый жаждой. «Ах ты черт, — сказала она, — не так уж плохо. Да. По-моему, неплохо придумано. Хорошо».
Она повернула держатель с салфетками так, чтобы лучше себя видеть. Но изгиб металла ломал ее нос сверху и раздувал бульбой на конце. Она встала, обошла стойку, вынесла из спальни круглое ручное зеркальце и поставила на стол, прислонив к сахарнице. Потом уселась и скрестила ноги. «Эй, а ну-ка! Я хочу тебя угостить». Она налила виски в оба стакана. «Без пива, — сказала она. — Кончилось пиво. Ну, это беда поправимая».
Она подошла к холодильнику и достала еще бутылку пива. «Вот, видишь, — сказала она зеркалу, — сперва мы берем виски — не слишком много… не слишком мало… и добавляем пива, чтобы в самый раз. И пожалуйста». Она толкнула один стакан к зеркалу, выпила из другого. «Некоторые люди пить боятся, — сказала она. — Не умеют».
«Ах, ты не хочешь? Ну, дело твое. Я тебя пить не заставляю. Но и пропасть ему не дам». И она выпила из другого стакана. Щеки у нее пощипывало, как будто прихватило морозом. Она поднесла зеркальце поближе и посмотрела на себя. Глаза были влажные и блестели. Она откинула повисшую прядь волос.
«А если хочешь посидеть в свое удовольствие, это не значит, что можно распускаться». И вдруг перед ней возникло видение, и она опустила зеркало лицом вниз. Видение налетело внезапно и резко, ошеломив, как удар. Может быть, из-за того, что она сидела в потемках, Алиса закричала: «Не хочу об этом думать. Не переношу!»
Но мысль, видение не отступали. Затемненная комната, на белой кровати — мать, парализованная, неподвижная, немая; ее глаза смотрят прямо вверх, а потом белая рука поднимается со стеганого одеяла — жестом отчаяния, прося о помощи. Алиса могла войти украдкой, но как бы тихо она ни кралась, рука поднималась беспомощно и страшно, и Алиса, подержав ее немного, ласково опускала и выходила. Всякий раз, переступая порог этой комнаты, Алиса умоляла руку не подниматься, лежать тихо, замереть, как все тело.
«Я не хочу об этом думать, — закричала она. — С чего это вылезло?» Ее рука задрожала, и бутылка звякнула о стакан. Алиса налила чуть не до краев, выпила, поперхнулась и закашляла так, что едва удержалась от рвоты. «Это приведет тебя в чувство, — сказала она. — Я хочу думать о чем-нибудь другом».
Она вообразила себя в постели с Хуаном, но мысль скользнула дальше. «Я могла бы иметь кого захочу, — похвасталась она. — Сколько их за мной бегало, ей-богу, а я не больно соглашалась». Губы ее оттопырились в грязноватой ухмылке. «А может, стоило, пока могла. Сдаю же… Врешь, гадина, — закричала она, — я сейчас не хуже, чем раньше. Лучше! Кому, на хрен, нужна костлявая сучка, которая ничего не умеет? Настоящему мужчине такого даром не надо. Да мне только выйти, они как мухи налетят».
В бутылке оставалось чуть меньше половины. Она немного пролила мимо и сама над собой засмеялась. «Кажется, я чуть-чуть захмелела», — сказала она.
В дверь громко постучали, Алиса оцепенела и умолкла. Стук раздался снова. Мужской голос сказал:
— Никого. Мне показалось, разговаривают.
— А попробуй еще. Может, они в комнатах, — отозвался женский голос.
Алиса тихо взяла зеркальце и посмотрела на себя. Она кивнула головой и подмигнула себе. Опять постучали.
— Говорю тебе, никого нет.
— Попробуй дверь.
Алиса услышала, как загремела сетчатая дверь.
— Заперто, — сказал мужчина, и женщина ответила:
— Заперто изнутри. Должны быть дома.
Мужчина рассмеялся, и под ногами у него заскрипел гравий.
— Ну, если они дома, значит, им хочется побыть одним. Тебе никогда не хочется побыть одной, малютка? Со мной, я имею в виду.
— Да ну тебя, — сказала женщина. — Мне хочется бутерброд.
— А с этим придется повременить.
Алиса удивилась, почему не слышала ни автомобиля, ни шагов по гравию. «Ну, точно, налакалась», — подумала она. Как отъезжает автомобиль, она прекрасно услышала.
«Прямо не могут, когда что-нибудь не по-ихнему, — сказала Алиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
«Да, мадам», — ответила она себе. Потом встала и ушла за стойку.
С дальнего края над самым полом был встроен шкафчик. Алиса нагнулась, открыла дверцу и не глядя вытащила бутылку виски «Старый дед». Сняла с полки стакан для воды и отнесла с бутылкой к тому месту, где стоял ее табурет.
«Пожалуйста, мадам».
«Подай на стол. За кого ты меня принимаешь — я что, за стойкой буду пить?»
«Нет, мадам».
«Принеси еще стакан. И бутылку холодного пива».
«Слушаюсь, мадам».
Все это она перенесла на стол возле двери и расставила. «Можешь идти», — сказала она и ответила: «Слушаюсь, мадам».
«Но далеко не уходи, на случай если что-нибудь понадобится».
Наливая себе пиво, она захихикала. Кто-нибудь услышит — подумает, свихнулась. А что, может, и вправду. Она не скупясь налила виски в другой стакан. «Алиса, — сказала она, — приготовились, внимание, марш!» Она повела стаканом и выпила — медленно. Не залпом. Она цедила жгучее неразбавленное виски, и виски горячо разливалось по языку и под языком и при медленном глотке щипало небо, а потом теплом входило в грудь и опускалось до живота. Осушив стакан, она не сразу отняла его от губ. Потом поставила, сказала: «Ах!» и хрипло выдохнула.
В выдохе вернулся нежный запах виски. Теперь она взялась за стакан с пивом. Она положила ногу на ногу и медленно тянула пиво, пока стакан не опустел.
«Господи!» — сказала она.
Казалось ей, она никогда не замечала, как уютна и мила ее закусочная при свете, едва пробивающемся сквозь закрытые жалюзи. Она услышала грузовик на шоссе и встревожилась. А вдруг кто-то помешает — испортит ей день. Нет уж, пусть тогда дверь ломают. Она никому не станет открывать. Она налила на два пальца виски в один стакан и на четыре пальца пива — в другой. «Муху зашибить — тоже есть много способов», — сказала она и опрокинула стакан с виски, а за ним сразу стакан с пивом. Ага, это мысль. Получается другой вкус. Разный вкус — смотря как пить. Почему никто этого не заметил, кроме Алисы? Это стоило бы записать: «Пьешь по-разному — вкус разный». В правом веке она ощутила легкое напряжение, а по жилам на руках побежала странная, приятная боль.
«Некогда им замечать, — сказала она с расстановкой. — Нет времени». Она налила полстакана пива и долила доверху виски. «Интересно, а так кто-нибудь пробовал?»
Металлический держатель для бумажных салфеток стоял напротив и отражал ее лицо. «Привет, детка», — сказала она. Она повела стаканом, и он исказился в блестящем металле так же, как ее лицо. «Рванули, детка. Твое здоровье, детка». И она выпила виски с пивом так, как пьет молоко одолеваемый жаждой. «Ах ты черт, — сказала она, — не так уж плохо. Да. По-моему, неплохо придумано. Хорошо».
Она повернула держатель с салфетками так, чтобы лучше себя видеть. Но изгиб металла ломал ее нос сверху и раздувал бульбой на конце. Она встала, обошла стойку, вынесла из спальни круглое ручное зеркальце и поставила на стол, прислонив к сахарнице. Потом уселась и скрестила ноги. «Эй, а ну-ка! Я хочу тебя угостить». Она налила виски в оба стакана. «Без пива, — сказала она. — Кончилось пиво. Ну, это беда поправимая».
Она подошла к холодильнику и достала еще бутылку пива. «Вот, видишь, — сказала она зеркалу, — сперва мы берем виски — не слишком много… не слишком мало… и добавляем пива, чтобы в самый раз. И пожалуйста». Она толкнула один стакан к зеркалу, выпила из другого. «Некоторые люди пить боятся, — сказала она. — Не умеют».
«Ах, ты не хочешь? Ну, дело твое. Я тебя пить не заставляю. Но и пропасть ему не дам». И она выпила из другого стакана. Щеки у нее пощипывало, как будто прихватило морозом. Она поднесла зеркальце поближе и посмотрела на себя. Глаза были влажные и блестели. Она откинула повисшую прядь волос.
«А если хочешь посидеть в свое удовольствие, это не значит, что можно распускаться». И вдруг перед ней возникло видение, и она опустила зеркало лицом вниз. Видение налетело внезапно и резко, ошеломив, как удар. Может быть, из-за того, что она сидела в потемках, Алиса закричала: «Не хочу об этом думать. Не переношу!»
Но мысль, видение не отступали. Затемненная комната, на белой кровати — мать, парализованная, неподвижная, немая; ее глаза смотрят прямо вверх, а потом белая рука поднимается со стеганого одеяла — жестом отчаяния, прося о помощи. Алиса могла войти украдкой, но как бы тихо она ни кралась, рука поднималась беспомощно и страшно, и Алиса, подержав ее немного, ласково опускала и выходила. Всякий раз, переступая порог этой комнаты, Алиса умоляла руку не подниматься, лежать тихо, замереть, как все тело.
«Я не хочу об этом думать, — закричала она. — С чего это вылезло?» Ее рука задрожала, и бутылка звякнула о стакан. Алиса налила чуть не до краев, выпила, поперхнулась и закашляла так, что едва удержалась от рвоты. «Это приведет тебя в чувство, — сказала она. — Я хочу думать о чем-нибудь другом».
Она вообразила себя в постели с Хуаном, но мысль скользнула дальше. «Я могла бы иметь кого захочу, — похвасталась она. — Сколько их за мной бегало, ей-богу, а я не больно соглашалась». Губы ее оттопырились в грязноватой ухмылке. «А может, стоило, пока могла. Сдаю же… Врешь, гадина, — закричала она, — я сейчас не хуже, чем раньше. Лучше! Кому, на хрен, нужна костлявая сучка, которая ничего не умеет? Настоящему мужчине такого даром не надо. Да мне только выйти, они как мухи налетят».
В бутылке оставалось чуть меньше половины. Она немного пролила мимо и сама над собой засмеялась. «Кажется, я чуть-чуть захмелела», — сказала она.
В дверь громко постучали, Алиса оцепенела и умолкла. Стук раздался снова. Мужской голос сказал:
— Никого. Мне показалось, разговаривают.
— А попробуй еще. Может, они в комнатах, — отозвался женский голос.
Алиса тихо взяла зеркальце и посмотрела на себя. Она кивнула головой и подмигнула себе. Опять постучали.
— Говорю тебе, никого нет.
— Попробуй дверь.
Алиса услышала, как загремела сетчатая дверь.
— Заперто, — сказал мужчина, и женщина ответила:
— Заперто изнутри. Должны быть дома.
Мужчина рассмеялся, и под ногами у него заскрипел гравий.
— Ну, если они дома, значит, им хочется побыть одним. Тебе никогда не хочется побыть одной, малютка? Со мной, я имею в виду.
— Да ну тебя, — сказала женщина. — Мне хочется бутерброд.
— А с этим придется повременить.
Алиса удивилась, почему не слышала ни автомобиля, ни шагов по гравию. «Ну, точно, налакалась», — подумала она. Как отъезжает автомобиль, она прекрасно услышала.
«Прямо не могут, когда что-нибудь не по-ихнему, — сказала Алиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63