Она поспевала за ним рысцой.
— Вы надеетесь его вытащить?
— Да.
— Почему же вы сразу не попробовали, а ушли?
Хуан замедлил шаги.
— Я же сказал вам. Два раза сказал.
— А-а, ну да. Значит, это было всерьез?
— Я всегда говорю всерьез, — ответил Хуан.
Они пришли к автобусу, когда солнце уже скользнуло за хребет. Верхние облака все еще были розовыми и розоватой прозрачностью обливали землю и холмы.
Прыщ шмыгнул из-за автобуса навстречу Хуану. В его повадке было какое-то враждебное подобострастие.
— Когда они выезжают? — спросил он.
— Никого не нашел, — лаконично ответил Хуан. — Придется самим. Мне нужна помощь. Куда они к чертям подевались?
— Разбрелись, — сказал Прыщ.
— Ладно, вынимай брезент.
— Там дама на нем спит.
— Ладно, подними ее. Нужны камни, если сможешь найти, и нужны доски или столбы. Придется, наверно, разобрать забор. Но колючую проволоку оставь, скот разбежится. И вот что, Прыщ…
Рот у Прыща открылся, плечи повисли.
— Вы обещали…
— Собери всех мужчин. Мне понадобится помощь. Я возьму большой домкрат под задним сиденьем.
Хуан влез в автобус. Внутри уже было темновато. Он увидел, что на сиденье лежит Ван Брант.
— Вам придется встать, я хочу взять домкрат, — сказал Хуан.
Вдруг он наклонился ниже. Глаза у старика были открыты и закатились, шумный натужный храп рвался из его глотки, в углах рта собралась слюна. Хуан перевернул его на спину, язык у старика запал в горло и преградил путь воздуху. Хуан залез в его открытый рот пальцами и оттянул язык вперед и вниз. Он крикнул: «Прыщ! Прыщ!» — и свободной рукой, золотым обручальным кольцом постучал в стекло.
Прыщ влез в автобус.
— Он заболел, черт побери. Позови кого-нибудь. Посигналь.
Сменить их пришлось мистеру Причарду. Ему это было отвратительно, но отказаться он не мог. Хуан отрезал коротенькую палочку и показал ему, как придерживать западавший язык, уперев палочку в небо, чтобы старик не задохнулся. Мистеру Причарду был омерзителен вид больного, и от кислого запаха, выходившего с тяжелым дыханием, его мутило. Но отказаться он не мог. Он не хотел ни о чем думать. Его ум желал выключиться. Все его существо поминутно скручивалось от леденящих мыслей. В автобус вошла его жена и, увидев его, села на первое место у двери — как можно дальше от него. И даже в сумерках он разглядел царапины и кровь у нее на воротнике. Она с ним не разговаривала.
Он мысленно сказал: «Я, наверно, был невменяем. Не понимаю, как я мог это сделать. Дорогая, ну почему ты не можешь подумать, что я был болен, не в своем уме». Он сказал это в своем уме. Он подарит ей маленькую оранжерейку — и не такую уж маленькую. Он построит ей лучшую оранжерейку на свете. Но долгое время об этом нельзя будет даже заговорить. И путешествие в Мексику — им надо пережить его. Оно будет ужасным, но им надо пережить его. И долго ли не исчезнет из ее глаз это выражение — обида, укор, упрек? Несколько дней она не будет разговаривать — это он знал, — а если и будет, то безукоризненно вежливо: краткие ответы, мягкий голос, и ни одного взгляда в глаза. «О господи, подумал он, — как меня в такое заносит? Почему не я здесь лежу, умираю, а этот старик? Ему уже никогда не придется переживать такое».
Он почувствовал, что под машиной начали работать люди. Он услышал, как воткнулась лопата и хлюпнула грязь, услышал, как бросили камень под колесо. Жена сидела подобравшись, и на губах ее была терпеливая улыбка. Он еще не знал, как она обернет дело, но все в ее руках.
Ей было грустно, и она твердила себе: «Не нужно злых мыслей. Если Элиот поддался низменному, это вовсе не значит, что я должна забыть о своем благородстве и великодушии». В груди трепыхнулось торжество. «Я победила гнев, — прошептала она, — и победила отвращение. Я способна простить его, я знаю, что способна. Но ради него же я не должна торопиться с этим — ради его же блага. Я должна выждать». Лицо ее было преисполнено достоинства и обиды.
У автобуса Прыщ творил чудеса силы и доблести. Его двухцветные штиблеты погибали в грязи. Он губил их почти намеренно. Слой грязи налип на его шоколадные брюки. Он надругался над своим красивым костюмом. Он вонзал лопату в землю, окапывая колеса сзади и с боков, и отшвыривал грязь. Он встал на грязь коленями, чтобы рыть руками. Его волчьи глаза горели от труда, и на лбу выступил пот. Он украдкой поглядывал на Хуана. Хуан забыл их уговор — и как раз тогда, когда Прыщу это было особенно важно. Прыщ втыкал лопату в землю с порывисто-бурной силой.
Эрнест Хортон взял кирку и перешагнул через канаву. Он снял дерн, корни, слой почвы и наткнулся на то, что искал. Каменные обломки некогда обвалившегося холма. Он выковыривал камни и складывал на траве возле ямы. К нему подошла Камилла.
— Я помогу вам носить.
— В грязи измажетесь, — сказал Эрнест.
— Думаете, я могу стать грязнее, чем сейчас? — спросила она.
Он опустил кирку.
— Не хотите дать мне телефон? Я бы вас сводил куда-нибудь.
— Я правду сказала. Я пока нигде не живу. У меня нет телефона.
— Как знаете, — сказал Эрнест.
— Да нет, честно. Где вы остановитесь?
— В «Голливуд-Плазе», — сказал Эрнест.
— Хорошо, если будете в вестибюле послезавтра около семи, я, может быть, зайду.
— Годится, — сказал Эрнест. — Пойдем обедать к Муссо-Франку.
— Я не сказала, что приду. Я сказала — может быть. Не знаю, какое еще будет настроение. Если не появлюсь, не швыряйте часы об стенку. Я уже не соображаю что к чему — до того укаталась.
— Годится, — сказал Эрнест. — Поторчу до половины восьмого.
— Вы молодец, — сказала Камилла.
— Лопух как лопух, — сказал Эрнест. — Большие не поднимайте. Я отнесу. Берите маленькие.
Она взяла в обе руки по камню и отправилась к автобусу.
Хуан подошел к старой изгороди и стал вытаскивать столбы. Он вышатнул восемь штук, но через один, чтобы не упала колючая проволока. Он отнес столбы и пошел за новыми.
Розовая заря бледнела, и на долину спускались сумерки. Хуан опер домкрат на столб, подвел его под полку обода и стал поднимать автобус с одного бока. По мере того как колесо поднималось в яме, Прыщ наталкивал под него камни.
Хуан переставил домкрат, покачал еще, и постепенно одна сторона автобуса поднялась из грязи. Хуан перенес домкрат на другую сторону и стал вывешивать другое колесо.
Эрнест выкапывал камни, а Камилла с Нормой носили их к канаве.
Милдред сказала:
— А мне что делать?
— Уложите поплотнее этот столб, пока я схожу за другим рычагом, — сказал Хуан. Он работал наперегонки с темнотой. Лоб у него блестел от пота. Прыщ, коленями в грязи, бутил яму под колесом, и другая сторона автобуса поднималась над кюветом.
— Поднимем с запасом, — сказал Хуан, — чтобы не переделывать снова. Я хочу уложить столбы под колеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63