Теперь же на обоих бамперах было четко выведено простое слово «Любимая». И все, кто знал автобус, знали его как «Любимую». Сейчас «Любимая» была парализована: задние колеса сняты, зад висел в воздухе, опираясь на десятисантиметровый брус, перекинутый между козлами.
Хуан держал новую коронную шестерню, катал в ней ведущую.
— Поднеси поближе свет, — сказал он Прыщу и прокатил шестеренку по всему кольцу. — Помню, раз поставил новое кольцо со старой шестеренкой — сразу полетело.
— Когда зуб ломается, гремит прилично, — сказал Прыщ. — Звук такой, как будто он сквозь пол в тебя летит. Как вы думаете, почему он сломался?
Хуан держал кольцевую шестерню перед собой торцом и медленно вел по ней малую, проверяя на просвет зацепление.
— Не знаю, — ответил он. — В металле и вообще в машинах много непонятного. Возьми Форда. Он выпустит сотню машин, и две или три из них — ни к черту. Не что-нибудь одно барахлит, — вся машина барахло. И рессоры, и мотор, и помпа, и вентилятор, и карбюратор. Она вся помаленьку разваливается, и никто не знает, почему так. Возьми другую машину, тоже с конвейера, — вроде такая же, как все, да не такая. В ней что-то есть, чего в других нет. В ней силы больше. Как в крепком человеке. Делай с ней что хочешь — все выдержит.
— У меня была такая, — сказал Прыщ. — «Форд-А». Я ее продал. Спорить могу, она еще бегает. Ездил на ней три года и десяти центов на ремонт не истратил.
Луан положил новые шестерни на подножку и поднял с земли старую. Он пальцем потрогал обломок зуба.
— Металл — хитрая вещь, — сказал он. — Иногда он как будто устает. Знаешь, у нас в Мексике люди держали по два, по три мясных ножа. Одним пользовались, а остальные втыкали в землю. Говорили: «Лезвие отдыхает». Не знаю, так ли, но эти ножи можно было заточить, как бритву. Я думаю, никто не понимает металла, даже те, кто его делает. Давай посадим шестерню. Ну-ка поднеси туда свет.
Хуан положил доску с роликами позади автобуса, лег на нее спиной и, отталкиваясь ногами, въехал под днище.
— Передвинь свет немного левее. Нет, выше. Вот. Теперь пихни мне ящик с инструментами, можешь?
Руки Хуана работали четко: масло капнуло ему на щеку. Он стер его тыльной стороной ладони.
— Поганая работенка.
Прыщ заглянул к нему под автобус.
— Может, повешу лампу тут на гайку? — спросил он.
— Да нет, через минуту надо будет перенести, — ответил Хуан.
Прыщ сказал:
— Хорошо бы вы сегодня починили. В своей кровати охота поспать. В кресле ничего не отдыхаешь.
Хуан фыркнул.
— Ты видал, как они разозлились, когда нам пришлось вернуться из-за шестерни? Можно подумать, я нарочно это устроил. До того были злы, что и на Алису накинулись из-за порога. Наверное, думают, она их сама печет. В дороге люди очень не любят задержек.
— Спали на наших кроватях, — заметил Прыщ. — Не понимаю, чего они разоряются. В креслах-то спали мы с вами да Алиса с Нормой. А хуже всех — эти, Причарды. Не девушка, конечно, не Милдред, а старики. Им все чего то кажется, что их надувают. Он мне сто раз сказал, что он там президент или еще кто и он этого так не оставит. Возмутительно, говорит. А сам с женой спал на вашей кровати. Интересно, где Миддред спала? — Глаза у Прыща слегка заблестели.
— На диване, наверно, — сказал Хуан. — А может, с папой, с мамой. Который игрушками торгует, ночевал в комнате Нормы.
— Этот мне понравился, — сказал Прыщ, — он не ругался. Сказал, что с удовольствием заночует. А чем занимается, не говорил. Зато Причарды за всех пошумели — не Милдред, а старики. А знаете, куда они едут, мистер Чикой? По Мексике. Милдред учит в колледже испанский. Она им будет вместо переводчицы.
Хуан вставил шпонку и несильными ударами загнал ее до конца. Потом выбрался из-под автобуса.
— Давай собирать задний мост.
Свет просачивался в небо из-за гор. В сером и черном, бесцветная, занималась заря, и в ней белые и синие предметы стали серебряными и красными, а темно-зеленые были черны. Черны и белы были молодые листья больших дубов, и очертания гор обозначились резко. Слабо порозовели восточные кромки тяжелых и пузатых облаков, колобками катившихся по небу.
Внезапно в закусочной вспыхнул свет и вырвал из небытия грядку гераней перед домом. Хуан оглянулся на свет.
— Алиса встала, — сказал он. — Скоро кофе поспеет. Давай кончать с задним мостом.
Мужчины работали слаженно. Каждый знал, что делать. Каждый делал свое. Прыщ тоже лежал на спине, затягивал гайки на картере, и от дружной работы рождалось хорошее чувство.
Хуан напряг руку, подтягивая гайку, ключ сорвался, и он ссадил костяшку пальца. Густая черная кровь потекла по грязной руке. Он пососал ссадину, и вокруг рта осталось кольцо темного масла.
— Сильно ободрали? — спросил Прыщ.
— Да нет, это, наверно, к удаче. Без крови работу не сделаешь. Так мой отец говорил. — Он опять пососал палец; кровь шла тише.
Тепло и розовый отсвет зари исподволь разливались вокруг, и электрический свет как будто терял яркость.
— Интересно, сколько еще приедет на «борзом», — праздно полюбопытствовал Прыщ. И тут из хорошего чувства к мистеру Чикою родилась волнующая мысль. Мысль была такая пронзительная, что стало даже больно. — Мистер Чикой… — начал он с запинкой, робким, униженным, умоляющим тоном.
Хуан перестал навинчивать гайку и ждал просьбы — о выходном, о прибавке, о чем-нибудь. Просьба была неминуема. Она слышалась в голосе и для Хуана означала неприятность. Неприятности всегда так начинались.
Прыщ молчал. Он не находил слов.
— Чего ты хочешь? — осторожно спросил Хуан.
— Мистер Чикой, мы не могли бы договориться… вы не могли бы, ну… больше не звать меня Прыщом?
Хуан отнял ключ от гайки и повернул голову. Оба лежали на спине, лицом друг к другу. Хуан видел воронки от старых прыщей, набухающие бугорки и один в соку, тугой, с желтой головкой, готовый лопнуть. Хуан смотрел, и взгляд его смягчался. Он сообразил. До него вдруг дошло — и он удивился, что только сейчас, а не раньше.
— Как тебя звать? — грубо спросил он.
— Эд, — ответил Прыщ. — Эд Карсон, я дальний родственник Кита Карсона. Пока этими не пошел, меня в школе звали Китом. — Голос был намеренно ровный, но грудь его тяжело подымалась и он сопел носом.
Хуан отвернулся и снова взглянул на массивный шар дифференциала.
— Ладно, — сказал он, — давай ставить домкраты. — Он выехал из-под автобуса. — Сперва накачай туда масло.
Прыщ быстро ушел в гараж и вернулся со шприцем, таща за собой воздушный шланг. Он повернул кран, и воздух с шипением вошел в шприц со смазкой. Шприц попукивал, нагоняя в картер смазку, пока она не полезла наружу. Прыщ ввернул пробку.
Хуан сказал:
— Кит, вытри руки и погляди, как там у Алисы кофе, ладно?
Прыщ пошел к закусочной. Перед дверью, под большим дубом было еще почти черно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Хуан держал новую коронную шестерню, катал в ней ведущую.
— Поднеси поближе свет, — сказал он Прыщу и прокатил шестеренку по всему кольцу. — Помню, раз поставил новое кольцо со старой шестеренкой — сразу полетело.
— Когда зуб ломается, гремит прилично, — сказал Прыщ. — Звук такой, как будто он сквозь пол в тебя летит. Как вы думаете, почему он сломался?
Хуан держал кольцевую шестерню перед собой торцом и медленно вел по ней малую, проверяя на просвет зацепление.
— Не знаю, — ответил он. — В металле и вообще в машинах много непонятного. Возьми Форда. Он выпустит сотню машин, и две или три из них — ни к черту. Не что-нибудь одно барахлит, — вся машина барахло. И рессоры, и мотор, и помпа, и вентилятор, и карбюратор. Она вся помаленьку разваливается, и никто не знает, почему так. Возьми другую машину, тоже с конвейера, — вроде такая же, как все, да не такая. В ней что-то есть, чего в других нет. В ней силы больше. Как в крепком человеке. Делай с ней что хочешь — все выдержит.
— У меня была такая, — сказал Прыщ. — «Форд-А». Я ее продал. Спорить могу, она еще бегает. Ездил на ней три года и десяти центов на ремонт не истратил.
Луан положил новые шестерни на подножку и поднял с земли старую. Он пальцем потрогал обломок зуба.
— Металл — хитрая вещь, — сказал он. — Иногда он как будто устает. Знаешь, у нас в Мексике люди держали по два, по три мясных ножа. Одним пользовались, а остальные втыкали в землю. Говорили: «Лезвие отдыхает». Не знаю, так ли, но эти ножи можно было заточить, как бритву. Я думаю, никто не понимает металла, даже те, кто его делает. Давай посадим шестерню. Ну-ка поднеси туда свет.
Хуан положил доску с роликами позади автобуса, лег на нее спиной и, отталкиваясь ногами, въехал под днище.
— Передвинь свет немного левее. Нет, выше. Вот. Теперь пихни мне ящик с инструментами, можешь?
Руки Хуана работали четко: масло капнуло ему на щеку. Он стер его тыльной стороной ладони.
— Поганая работенка.
Прыщ заглянул к нему под автобус.
— Может, повешу лампу тут на гайку? — спросил он.
— Да нет, через минуту надо будет перенести, — ответил Хуан.
Прыщ сказал:
— Хорошо бы вы сегодня починили. В своей кровати охота поспать. В кресле ничего не отдыхаешь.
Хуан фыркнул.
— Ты видал, как они разозлились, когда нам пришлось вернуться из-за шестерни? Можно подумать, я нарочно это устроил. До того были злы, что и на Алису накинулись из-за порога. Наверное, думают, она их сама печет. В дороге люди очень не любят задержек.
— Спали на наших кроватях, — заметил Прыщ. — Не понимаю, чего они разоряются. В креслах-то спали мы с вами да Алиса с Нормой. А хуже всех — эти, Причарды. Не девушка, конечно, не Милдред, а старики. Им все чего то кажется, что их надувают. Он мне сто раз сказал, что он там президент или еще кто и он этого так не оставит. Возмутительно, говорит. А сам с женой спал на вашей кровати. Интересно, где Миддред спала? — Глаза у Прыща слегка заблестели.
— На диване, наверно, — сказал Хуан. — А может, с папой, с мамой. Который игрушками торгует, ночевал в комнате Нормы.
— Этот мне понравился, — сказал Прыщ, — он не ругался. Сказал, что с удовольствием заночует. А чем занимается, не говорил. Зато Причарды за всех пошумели — не Милдред, а старики. А знаете, куда они едут, мистер Чикой? По Мексике. Милдред учит в колледже испанский. Она им будет вместо переводчицы.
Хуан вставил шпонку и несильными ударами загнал ее до конца. Потом выбрался из-под автобуса.
— Давай собирать задний мост.
Свет просачивался в небо из-за гор. В сером и черном, бесцветная, занималась заря, и в ней белые и синие предметы стали серебряными и красными, а темно-зеленые были черны. Черны и белы были молодые листья больших дубов, и очертания гор обозначились резко. Слабо порозовели восточные кромки тяжелых и пузатых облаков, колобками катившихся по небу.
Внезапно в закусочной вспыхнул свет и вырвал из небытия грядку гераней перед домом. Хуан оглянулся на свет.
— Алиса встала, — сказал он. — Скоро кофе поспеет. Давай кончать с задним мостом.
Мужчины работали слаженно. Каждый знал, что делать. Каждый делал свое. Прыщ тоже лежал на спине, затягивал гайки на картере, и от дружной работы рождалось хорошее чувство.
Хуан напряг руку, подтягивая гайку, ключ сорвался, и он ссадил костяшку пальца. Густая черная кровь потекла по грязной руке. Он пососал ссадину, и вокруг рта осталось кольцо темного масла.
— Сильно ободрали? — спросил Прыщ.
— Да нет, это, наверно, к удаче. Без крови работу не сделаешь. Так мой отец говорил. — Он опять пососал палец; кровь шла тише.
Тепло и розовый отсвет зари исподволь разливались вокруг, и электрический свет как будто терял яркость.
— Интересно, сколько еще приедет на «борзом», — праздно полюбопытствовал Прыщ. И тут из хорошего чувства к мистеру Чикою родилась волнующая мысль. Мысль была такая пронзительная, что стало даже больно. — Мистер Чикой… — начал он с запинкой, робким, униженным, умоляющим тоном.
Хуан перестал навинчивать гайку и ждал просьбы — о выходном, о прибавке, о чем-нибудь. Просьба была неминуема. Она слышалась в голосе и для Хуана означала неприятность. Неприятности всегда так начинались.
Прыщ молчал. Он не находил слов.
— Чего ты хочешь? — осторожно спросил Хуан.
— Мистер Чикой, мы не могли бы договориться… вы не могли бы, ну… больше не звать меня Прыщом?
Хуан отнял ключ от гайки и повернул голову. Оба лежали на спине, лицом друг к другу. Хуан видел воронки от старых прыщей, набухающие бугорки и один в соку, тугой, с желтой головкой, готовый лопнуть. Хуан смотрел, и взгляд его смягчался. Он сообразил. До него вдруг дошло — и он удивился, что только сейчас, а не раньше.
— Как тебя звать? — грубо спросил он.
— Эд, — ответил Прыщ. — Эд Карсон, я дальний родственник Кита Карсона. Пока этими не пошел, меня в школе звали Китом. — Голос был намеренно ровный, но грудь его тяжело подымалась и он сопел носом.
Хуан отвернулся и снова взглянул на массивный шар дифференциала.
— Ладно, — сказал он, — давай ставить домкраты. — Он выехал из-под автобуса. — Сперва накачай туда масло.
Прыщ быстро ушел в гараж и вернулся со шприцем, таща за собой воздушный шланг. Он повернул кран, и воздух с шипением вошел в шприц со смазкой. Шприц попукивал, нагоняя в картер смазку, пока она не полезла наружу. Прыщ ввернул пробку.
Хуан сказал:
— Кит, вытри руки и погляди, как там у Алисы кофе, ладно?
Прыщ пошел к закусочной. Перед дверью, под большим дубом было еще почти черно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63