Ударилось копье Моубрай в щит Барбеллы, расписанный колдунами Сэнгерая, и треснуло оно. Тогда направил некромант свое копье в сердце противницы, но в последний момент отвратил его острие и вонзил его в землю. А потом заключил в объятия демоницу, и хоть сопротивлялась она ему и хлопала своими серебряными крыльями, но очевидцы молвят, что скоро сдалась и сама прильнула к губам избранника в страстном поцелуе.
Немало смущены были сим происшествием обе стороны. Долгую думу думал отец Моубрай, демон Гнева и Скорби Каванах Шестиглавый. Но непреклонной оказалась его прекрасная дочь и настойчив Барбелла, презревший некогда волю жанивашских богов. Пришлось адскому племени согласиться на брак Моубрай и нашего славного повелителя.
Грандиозный праздник затеял Барбелла в своем замке. Повсюду горят разноцветные огни – то духи озер и болот освещают своему повелителю мрак ночи. Гремят фанфары, и сладкоголосое пение услаждает слух. Даже грозные демоны внемлют сим дивным звукам. То русалки и тритоны славят свою новую госпожу и ее великих родичей. А явившийся из тьмы веков дух знаменитого прорицателя Лура посулил молодым долгие лета счастливой и славной жизни.
Полные серебряные котлы золота и самоцветов прислали в Кассарию владыки Сэнгерая и Юсы; лучшее в мире оружие привезли аздакские послы; бочонки с мугагским вином пришли из Таркеи с благопожеланиями от ее повелителя. Бесценные дары везли со всех сторон Ниакроха – из Желвацинии, Тифантии, Ниспа, Канорры, Жаниваша, Лягубля и Гриома, славного своими шелковыми тканями и изделиями из них.
Орки Пальп подарили Барбелле свое самое древнее кладбище, где были погребены лучшие их воины. Тролли открыли старинные пещеры с потерянными сокровищами. Драконы поднесли броню, сделанную из шкур величайших предков.
И прочий мир радовался вместе с Кассаром и его подданными.
Даже сам ужасный владыка Преисподней благословил союз Барбеллы и прекрасной Моубрай и почтил свадебный пир своим присутствием.
А когда празднество было в разгаре, пронесся по всему замку голос Цигры – рока кассарийцев.
И возвестило Цигра непреклонную волю судьбы: могущественны и прекрасны будут дети и потомки демонов и некромантов. Великие и славные деяния суждены им. Многие народы запомнят их имена. Многие будут благословлять. Многие же и содрогнутся. Ничего не должны бояться потомки гордых родов – повелителей Преисподней и повелителей смерти. Однако пусть помнят они, что даже всемогущей судьбе неизвестно, что станет, если ледяная кровь истинною демона смешается с горячей кровью потомка Барбеллы и Моубрай. Суждено ли ему внезапная и страшная кончина либо вечное Ничто; невиданное могущество, которого не прощают боги, либо полный крах, которому ужаснется и ничтожнейший, – в любом случае, только это навсегда может изменить существо, в жилах которого течет кровь Кассаров и Каванаха Шестиглавого, великого маршала Тьмы…»
– Ну а уж после того как папуля, следуя хорошей семейной традиции, женился на мамуле, все окончательно запуталось, – заключил Узандаф.
Вызванный в спальню Зелга библиотечный эльф аккуратно упаковал старинную рукопись в широкую костяную тубу и плотно закрыл резной крышкой.
– И что теперь? – тревожно спросил Зелг.
– Теперь тебе, как и всем нам, впрочем, придется соблюдать меры предосторожности, только-то и всего. Ничего сложного, даже для тебя, – не удержался Узандаф от упрека. – В сущности, опасность угрожает нам лишь в том случае, если демон нас укусит и впрыснет в рану яд либо если ранит до крови и намеренно смешает свою кровь с нашей. То есть в пророчестве речь идет исключительно о физическом смешивании: как, например, рялямсы с молоком. Жениться не воспрещается. Это я к тому, вдруг тебе понравится какая-нибудь демонесса…
Из уважения к чувствам дедушки – все-таки его мать относилась к упомянутым особам – Зелг умолчал о том, в какой ситуации он согласится связать свою судьбу с обитательницей Преисподней. Следовало перевести разговор на другую тему, и такая тема нашлась.
– Да, кстати, – заметил дотошный молодой человек, – ты же говорил, что жаба Юцапфа стоит у нас в подвале, на подставке, покрытая лаком. Как же тогда броня дедушки Барбеллы могла быть сделана из ее шкуры?
– Тоже мне – пухнямский тарантас, – пожала плечами мумия. – Я тебе битый час твержу, что твой пращур мог содрать семь шкур с одной несчастной овцы, не то что с волшебной жабы. У меня до сих пор есть куртка из ее кожи, досталась по наследству – приталенная такая, с широкими отворотами и золотым позументом по воротнику. Хочешь, подарю? Я все равно никуда не выхожу, а куртка мировецкая. В твоем парадном плаще вставка, думаешь, откуда? И в музее хранится образец. А еще одну шкуру он подарил тестю, в знак почтения и сыновней любви. Нашел чему удивляться. Лучше бы опыт перенимал, а то разоримся вконец.
– Уму непостижимо. Я – демон! Что сказала бы матушка Ласика?
– А что бы она сказала?
– Что я окончательно помешался из-за своих бесконечных занятий, раз всерьез рассуждаю о такой чепухе… Стоп! Отчего это мы вдруг разоримся? Думгар отчет показывал – у нас денег куча.
– Куча денег не бывает чрезмерной, – заметил Думгар в присущей ему сдержанной, слегка архаичной манере.
– Как отчего?! – вскричал Узандаф. – Я давно предлагаю продавать автографы по два серебряных пульцигроша. И людям приятно, и нам доход. А ты велел штамповать их безвозмездно. Ладно ты пацифист – хотя бы о детях подумай!
– Каких детях?!
– И не будет никаких детей! Потому что какая уважающая себя барышня пойдет замуж за такого недотепу?
– Если милорд позволит, то я сказал бы, что два серебряных пульцигроша – умеренная и справедливая плата за автограф героев великой войны с Бэхитехвальдом, – кашлянул Думгар. – Если же милорду трудно смириться с подобной мыслью, то для облегчения его душевных мук мы могли бы делать разумные отчисления в пользу Военной академии Рыцарства и Джентльменства или, скажем, Госпиталя Принудительного Милосердия. Весьма известное заведение, и все ваши предки являлись его почетными попечителями. Дотт, не сиди сложа рукава: накапай мессиру Зелгу успокоительного.
– А нам плесни по чашечке эфирчика, – предложила мумия. – Оказывается, это ужасно трудно – воспитывать подрастающее поколение в духе славных традиций предков.
Зелгу было что возразить, но он не успел.
В окно робко побарабанили.
Точнее, это присутствующие знали, что робко. На самом деле стекла звенели и тряслись, как при настоящем землетрясении, и тяжелая серебряная люстра заходила ходуном. Запрыгали стаканы на ночном столике. А знаменитое герцогское зеркало попросту отказалось отражать окружающий мир и обиженно подернулось дымкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116