– Необыкновенная радость. Я вне себя!
– Прошу пожаловать, милорд Гигапонт, – гудел Думгар.
Зелг тоже изобразил крайний восторг и пролепетал:
– Я счастлив приветствовать дядю нашего славного друга Кехертуса в своем скромном замке…
Потом беспомощно оглянулся и горячо зашептал:
– Думгар.
– Да, ваше высочество.
– Думгар, я хочу уточнить одну деталь.
– ?
– А где же дядя?
Впервые за долгое время невозмутимая физиономия голема что-то выразила. Кажется, крайнюю степень растерянности.

* * *

Малое прекрасно!
Эрнест Шумахер
Впоследствии, когда пытались разобраться, кто первым подбросил идею о гигантских размерах дяди, крайнего так и не нашлось.
Думгар апеллировал к невообразимым габаритам самого Кехертуса и к его одобрительному отношению к идее снять ворота с петель.
– Если милорд Кехертус намного младше милорда Гигапонта и, я извиняюсь, гораздо менее известен, – говорил он, – то сам собой напрашивался вывод, что дядя достиг особо крупных размеров.
– Имя-то, имя! – вскрикивал Мадарьяга. – Вы вслушайтесь в звучание. Кого могли наречь Гигапонтом? Только исполинского крошку.
– О нем часто пишут газеты, – шелестел Узандаф. – Газеты пишут только о выдающихся и очень заметных персонах.
И мумия тут же сделала краткий обзор статей, посвященных Гигапонту.
Чаще всего пресса сообщала о его очередной женитьбе.
– Дядя – убежденный холостяк, – пояснял Кехертус. – Не может и недели вытерпеть в браке, но пользуется неслыханной популярностью у дам. Сплошную неправду пишут, что он все время женится. На самом деле он все время разводится.
Кроме того, пресса расписывала чрезвычайную живучесть Гигапонта и его умение выходить победителем из любой схватки.
– Я же говорю: дядя пятьдесят семь раз женился и пятьдесят семь раз остался в живых. Обычные дяди погибают в ласковых объятиях первой супруги.
Пресса утверждала, что только размеры Гигапонта помогли ему избежать верной гибели.
– Мне и в голову не пришло, что вы не видели портрета дяди! – защищался Кехертус. – А снятые ворота его просто покорили. Он в восторге и тронут до глубины души, что с моими родственниками случается крайне редко. Я и не упомню, видел ли его когда-то настолько счастливым.
– Вот-вот, не видел! Вообразите, каково мне было, – жаловался Зелг. – Все машут, все говорят какие-то приветственные слова, а я никогошеньки визуально не обнаруживаю. Вот признайтесь честно, кто видел дядю своими глазами?
– Я, – молвил Крифиан. – Но тут нет ничего удивительного. Грифоны отличаются уникальным зрением. Это наша национальная особенность.
– Я, – вздохнул Кехертус. – Мне его маменька как-то показывала при случае. А потом я опирался исключительно на родственное чутье.
– Ну, в этом точно нет ничего удивительного, – ухмыльнулся Дотт, отпаивая молодого герцога и его кузена лекарственной бамбузякой. – Флюиды – это вам не кот начихал. Это мистическая, я бы сказал, связь.
– Ты сам-то что-нибудь видел?
– Кого это беспокоит?
– Ты так убедительно выглядел, – молвил Зелг, восхищенно разглядывая кузена. – Да и граф с маркизом и даже господин Фафут настолько естественно себя вели, что у меня не возникло и тени подозрения.
– Пообщаешься с мое с душенькой Кукамуной, научишься изображать что угодно, – вздохнул Юлейн.
– Положение обязывает, – согласился граф да Унара. – Хотя мы с маркизом в какой-то момент решили, что дядя невидим простому смертному, и нас его отсутствие уже не смущало.
– Мне надо выпить еще, – признался Зелг. – Не умеренно, а так, чтобы снова поверить в себя.

Немножко слишком виски будет как раз достаточно.
NN
Разговор сей происходил в малом тронном зале, куда участники событий удалились, чтобы перевести дух перед началом Бесстрашного Суда. Староста Иоффа тихо хихикал в углу, осчастливленный кувшинчиком славного таркейского винца. К нему примкнули и Альгерс с Ианидой, и Гописса с Мумезой, причем впервые за длинный исторический период обескураженные дамы не протестовали против возлияний. Кажется, они и сами нуждались в добром глотке, чтобы восстановить пошатнувшееся душевное равновесие.
К тому моменту, когда выяснилось, что дядю Гигапонта в подробностях можно рассмотреть только в мощный крупноскоп, большинство встречавших крепко опасались за свой рассудок.
Сентиментальный Кехертус, весь прошлый вечер предававшийся ностальгическим воспоминаниям детства, расписал старшего родственника самыми яркими красками. Он с увлечением рассказывал о дальних странствиях, из которых Гигапонт вообще никогда не вылазил; о побежденных им врагах, которые, судя по этому рассказу, громоздились где-то штабелями; о прекрасных дамах, тоскующих по очаровательному кавалеру. Он только забыл упомянуть, что его дядя – чрезвычайно ядовитый, стремительный, но крохотный паучок.
– Дядя пошел в бабушку, а папа – в дедушку, – объяснил Кехертус вопиющую разницу масштабов.
Сам виновник переполоха, прослушав второй раз ораторию «Одинокий паук», взгрустнул, заказал к обеду что-нибудь эдакое и удалился в отведенные ему покои, спешно обустроенные домовыми применительно к новым условиям, отдохнуть с дороги.
Что же до остальных, то для них передышка оказалась краткой.
Громыхнуло, полыхнуло оранжевым пламенем – языки огня взметнулись к потолку и смирно опали, прижимаясь к ногам величественного и кошмарного существа, которое буквально выросло из каменного пола в самом центре зала.
Ростом оно было с Думгара, в плечах – ненамного уже. Длинный, сплюснутый по бокам череп завершался прекрасно развитой нижней челюстью с двойным частоколом зубов; мощные перепончатые крылья в черно-оранжевых пятнах защищали спину не хуже стальной брони; черные провалы глаз, казалось, выжигали душу. Оно производило впечатление несокрушимой силы и нездешнего могущества.
Существо повело головой и шевельнуло толстым хвостом, сплошь покрытым мелкими острыми колючками. Затем обвело присутствующих таким грозным взглядом, будто весь мир сидел перед ним на скамье подсудимых, и издало странный, трескучий звук, от которого Зелга мороз продрал по коже.
– Его честь судья Бедерхем! – возвестил Думгар, не моргнув глазом.

* * *
Забегая вперед, скажем, что в преисподней еще долгое время обсуждали события того года. Не последнее место в бурных дебатах занимали впечатления демона Бедерхема, и пища для них появилась сразу по прибытии.
Не успел судья принять подобающую позу, чтобы благосклонно выслушать приветствия хозяев кассарийского замка, как в малый тронный зал ввалилось счастливое, безумное, энергичное существо, волокущее диковинное изваяние. Оно (изваяние) и приковало к себе все взгляды.
То была статуя ничем не примечательной личности, явно человеческого происхождения, выполненная, впрочем, с величайшим мастерством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116