Остальные рыцари будут сражаться с твоими подданными. Но отклонить вызов Князя ты не можешь. Это расценивается как оскорбление. Затем через герольда будет объявлено, что вместо самого Князя на бой выйдет Карающий Меч его, как всегда было и всегда будет. Вот тут не растеряйся, не упусти момент и воспользуйся правом выставить от своего имени другого воина.
– Зачем?
– Затем, что Сатаран Змеерукий непобедим. Вспомни хотя бы об озере. Он – бессменный помощник моего отца, командир крылатых легионов. Он может все. Даже я побаиваюсь его клинка и его жала.
– Какого жала?
– В пасти Сатарана вместо языка – ядовитое жало, похожее на жало осы. Только оно крепче стали и пробивает любую броню, кроме той, что я принесла тебе. Однако тебе не одолеть такого противника. Латы Аргобба защитят тебя, но не спасут. Выбери среди своих воинов того, кем ты можешь пожертвовать, иначе сражение закончится, даже не начавшись.
– А вот это большая тактическая ошибка, моя принцесса, – заметил Думгар. – Теперь, насколько я успел изучить мессира Зелга, он сам выступит против милорда Сатарана. И никто не сумеет убедить его в обратном.
– Это же чистой воды безумие, – прошептала демонесса.
– А подставлять других – непорядочно, – пояснил Зелг. – Спасибо, что предупредили, мадам. Кстати, можно узнать – а какой вас видел Барбелла?
– Такой же. Но по иной причине. Я никогда не скрывала от него своего истинного лица. И смею надеяться, что он принимал и любил меня такой, какая я есть.

* * *
Надо полагать, что Агапий Лилипупс не нашел в смерти того вечного покоя, который обещают жрецы и философы. Похоже, быть мертвым ему вовсе не понравилось, ибо на заклинание вызова он отозвался не просто быстро, а с неприличной даже поспешностью.
Но возвратимся на несколько минут назад, дабы не путать причины и следствия.
Небольшая, однако внушительная процессия, состоящая из кассарийского некроманта, Такангора с золотой клеткой в руках и с Бумсиком и Хрюмсиком (которым в случае неповиновения была обещана короткая, но яркая и насыщенная судьба свиных отбивных), Думгара, Карлюзы с Левалесой и осликом, доктора Дотта, Узандафа, феи Гризольды и лорда Таванеля, Кехертуса, Крифиана, а также генерала Галармона в сопровождении самых близких знакомых бригадного сержанта Лилипупса, произвела фурор среди местного населения, выйдя из огненного портала на Лисалийских холмах.
Эти места издревле являлись предметом споров между королями Тиронги и герцогами да Кассарами.
Мало кто захочет жить на земле, которую оспаривают друг у друга великие владыки, а потому здешние жители были сплошь не-людьми. Отчего Агапия Лилипупса похоронили именно в Лисалии, остается только догадываться. Пейзажи тут отменные, природа восхитительная, однако никто не замечал за сержантом склонности к лирическому и возвышенному. Говоря грубым солдатским языком, «на эти лесистые натюрморты ему было глубоко все равно, пока не возводить укрепления против потенциального противника».
Скромный могильный холмик, украшенный строгой гранитной плитой и поросший огромными ромашками, Зелгу в общем и целом понравился. Он подумал, что если однажды упокоится с миром, то покоиться желает не в мрачном и сыром фамильном склепе, в престижной урне для праха производства «Тякюсения и племянники», а вот под таким именно холмиком – с ромашками, мотыльками, солнечными полуднями, тихими лунными ночами и нежным пением дриад в соседней роще.
Прелестных полуобнаженных дриад, чьи безупречные алебастровые тела мягко, и молочно светились в свете серебристой луны, он представил особенно ярко.
Что там дополнительно сработало при мысли о дриадах, ни один специалист до сих пор не может объяснить, только заклинание даже не пришлось произносить вслух.
Зелг еще инстинктивно облизывался, невероятным усилием воли заставляя погаснуть волновавшую воображение упоительную картину, а могильный холм уже вздыбился, будто его пробивал настойчивый молодой гриб. Поползла сырая земля, пахнущая червями и прелыми листьями; скорбно поникли те самые цветики, съехала к ногам некроманта гранитная плита, которую с трудом подняли бы четыре здоровых мужчины, и на свет появилась лысая шишковатая макушка благородного зеленого цвета.
Опыт – великое дело.
Молодой некромант даже не подскочил от неожиданности, а ухитрился придать лицу выражение, призванное пояснить миру, что, собственно, невелика трудность – возвращать жизнь давно казненным троллям.

Если удалось с первого раза, постарайся скрыть удивление.
«Закон Мельника»
Карлюза быстро застрочил что-то в своей тетрадке.
– Что вы пишете? – поинтересовался Думгар.
– Летописирую, – скромно, но веско пояснил троглодит. – Для грядущего. Остроумно-оригинальный способ возбуждения умерших к жизни есть открытие мессира Зелга. Счастлив присутствовать при оном.
Осел взбрыкнул.
– Глупское животное, – пожал плечиками Карлюза. – Неуч длиннохвостоухий.
– Приятное пробуждение, – сказал голос, от которого покачнулись генерал Галармон и все его спутники. – Такие ничего себе курочки. Упитанные, фигуристые, грудки так туда-сюда покачиваются – и есть за чем приударить.
Такангор со все возрастающим интересом наблюдал за тем, как из свежей земли выкапывается могучее существо, кого-то ему отчаянно напоминавшее.
Когда Агапий Лилипупс окончательно освободился из могильного плена и явился миру во всей красе, минотавр понял, что бригадный сержант является если не точной копией, то, во всяком случае, двоюродным братом демона Кальфона. Он был существенно ниже генерала Топотана, зато в плечах – едва ли не шире. Длинные руки походили на метательную «ложку» катапульты. Грудная клетка вызывала непроизвольные ассоциации с корпусами боевых галер. И весь он был крепкий, зеленый, пупырчатый и смачный – как огурчик.
Любопытно, что восстановленная целокупность его нисколько не удивила. Будто отрубленные головы сплошь и рядом снова вырастают на прежних местах.
И душевных метаний, связанных со смертью и воскрешением, тоже не наблюдалось. Возможно, более нервное и впечатлительное создание на его месте испытало бы несколько неприятных мгновений; пыталось осмыслить происходящее; нуждалось в дружеской поддержке. Скорее всего, оно поставило бы окружающим хотя бы один вопрос.
Но цельная натура Лилипупса не требовала всех этих харцуцуйских церемоний. Ожил – и прекрасно. О чем тут говорить?
Повертев массивной шеей, на которой снова укрепилась его громадная голова, он пару раз рыкнул – проверил голос, а также подергал себя за уши. Затем ковырнул пальцем в носу, сплюнул песок, набившийся в рот. На том это импровизированное медицинское обследование и завершилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116