Того самого, некогда знаменитого, а ныне не существующего ордена, рыцари которого посвятили свою жизнь и смерть борьбе с королем Бэхитехвальда.
Один за другим уходили они в запредельный мир через врата Генсена, и никто не вернулся. Они не просто погибли в Бэхитехвальде – они канули в неизвестность. Напрасно Узандаф пытался в свое время вызвать чью-нибудь душу, призвать хоть кого-нибудь из погибших кельмотов. Напрасно искал он хотя бы безмолвную тень.
Оказалось, что могущественный некромант не властен над теми, кто пересек черту, разделяющую Ниакрох и пространство Бэхитехвальда. Оттуда не возвращался никто – ни живым, ни мертвым.
«В год десять тысяч семьсот тридцать третий от Сотворения Ниакроха старший магистр ордена кельмотов лорд Уэрт Орельен да Таванель, кавалер Золотого меча, официально сложил свои полномочия перед великим магистром Барбазоном д'Удетто и передал ему свое завещание. Согласно оному все движимое и недвижимое имущество лорда Таванеля в случае его смерти либо по истечении пятидесяти лет переходит в полное и безраздельное владение ордена с единственным условием – постоянно вносить его имя в списки, дабы не было оно забыто.
Поскольку лорд Таванель является единственным представителем своего славного многими героями и мыслителями рода и иных наследников его фамилии не существует, орден обязался хранить священную память о господах Таванель, понеже сам будет существовать.
После того Уэрт Орельен да Таванель самолично обошел всех членов ордена, включая простых рыцарей и послушников, и пригласил их на прощальный пир. Сей пир был дан в главном зале, на первом этаже башни Генсена и длился ровно до полуночи.
После двенадцатого удара часов лорд удалился в молельню вместе с великим магистром и двумя ближайшими друзьями, которым вскоре предстояло повторить его подвиг. Вознеся хвалу Тотису и попросив его укрепить храброго рыцаря в решимости совершить великое деяние на благо людей, кельмоты простились со своим товарищем.
Затем лорд Таванель надел боевые доспехи и вооружился мечом.
Все члены ордена собрались у Врат, провожая очередного кельмота в неведомое.
Через два часа после полуночи Уэрт Орельен да Таванель пересек Черту».
– Вот, собственно, и все, – заключил Узандаф. – Разумеется, он тоже не вернулся. Полвека спустя его замок и имущество пустили с молотка, а средства ушли в казну ордена. Его имя честно вносилось во все списки еще лет пятьсот, но при предшественнике графа да Унара орден запретили, многих рыцарей и магистров отправили в изгнание; кое-кто поплатился головой за свои убеждения, хотя официального процесса не было. Забыли всех. Таванель не стал исключением, тем более что память о нем хранить больше некому.
Теперь, когда ты о нем заговорил, мне кажется, я вспоминаю его. Голубоглазый, высокий, всегда улыбался. Он долгое время служил в рыцарской кавалерии, потом стал капитаном в элитном полку меченосцев.
– Очень похож, – закивала Гризольда, услышав описание. – С поправкой на бесплотность. За прошедшие века он и сам мог позабыть свой облик.
– Нередкое явление, – подтвердил Дотт. – Многие призраки лишены лица, ибо ни восстановить подлинное, бывшее при жизни, ни вообразить новое не в состоянии. Почему-то очень часто это происходит с хорошенькими женщинами, которые не отходили от зеркал. Кажется, уж кто-кто, а они должны наизусть знать каждую свою черточку. Нет. Терзаются, мучаются, лепят внешность с чужих портретов, а толку – чуть. Гладкая поверхность, как шар. И туда же, на танцы, – заворчал он уже о своем. – Кавалеров подманивают. А зачем мне дама без лица? Чем она мне интересна? Разве что безупречной фигурой, но это редкость.
– Ты отвлекаешься, – заметил Узандаф.
– Головной полк, – со странной гордостью произнес Мадарьяга. – Тоже, по-своему, смертники.
– Мой папенька в молодости служил в головном полку. Еще до того, как стал странствующим рыцарем и познакомился с маменькой, – вставил Такангор.
– Я вызывал всех рыцарей, отправившихся в Бэхитехвальд, поименно, по спискам, – продолжил Узандаф. – Поверь мне, никакой души Таванеля в природе нет и быть не может. Я имею в виду природу Ниакроха.
– Слыхал я о всяких самозванцах, – хмыкнул вампир, – но о душе-самозванке слышу впервые. Это что-то новенькое.
Все это случилось накануне, а теперь Зелг, затаив дыхание, ждал, когда перед ним появится лорд Таванель. Кто он? Каким будет? В чем заключается его дело? И очень боялся не узнать его, не заметить, что-то упустить и совершить страшную ошибку, которая может дорого обойтись душе, рассчитывающей на помощь.
Фея Гризольда волновалась не меньше и то и дело просыпала табак на шикарные черно-красные драконьи крылья, которые служили некроманту плащом.
* * *
Ни один поэт не интерпретирует природу так свободно, как правовед интерпретирует право.
Жан Жироду
У судьи Бедерхема и впрямь было чему поучиться. Он с блеском решал самые сложные и запутанные дела. Дотошные и придирчивые люди, вероятно, назвали бы его метод радикальным, но никто не мог отрицать, что он действует.
Возьмем, к примеру, тех же вавилобстеров. Дело: «Грыза против Плупезов».
Когда на место истца встал пожилой гоблин в дорогом кафтане, сшитом по последнему слову аздакской моды, Бедерхем немного побуравил его взглядом, а затем рявкнул:
– Ты проходил у меня по какому-нибудь делу? Твое лицо мне знакомо.
– Не я, ваша честь, – пролепетал несчастный, теряясь под огненным взором демона. – Мой папочка, Грыза-старший.
– Да-да-да, – довольно закивал Бедерхем. – Дело о краже вавилобстеров. Ответчик не явился в суд. Семья до сих пор утверждает, что он охотится на борзых козлят. Чего же ты хочешь?
– Справедливости! – возопил гоблин. – Папочка умер восемнадцать лет назад и теперь является всем и каждому в семье. Требует отмщения.
– Я его понимаю, – милостиво заметил судья. – Месть – сладкое чувство.
– Сам я ненавижу вавилобстеров. У меня при одном только их виде чесотка начинается. Но папочка упрямый. Он и при жизни был зануда, только вечно занят. Что спасало семью и ближайших друзей. А теперь у него куча свободного времени. Он нас со свету сживет этими вавилобстерами. Помогите, ваша честь. Пусть Плупезы хоть как-нибудь ответят за бесчинства Хупелги.
Зелг хотел было сказать, что раз кража не доказана, то семья ответчика не должна страдать, иначе какое же это правосудие? Он собрался предложить перенести разбирательство на следующий год, вплоть до получения точной информации, но ему сделалось неудобно: бедный старичок уже умер, не дождавшись рассмотрения дела, а его детей еще жальче.
Вот тут он и узнал, что такое класс!
– Герцог слышал тебя, – сказал судья гоблину. – Он повелевает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Один за другим уходили они в запредельный мир через врата Генсена, и никто не вернулся. Они не просто погибли в Бэхитехвальде – они канули в неизвестность. Напрасно Узандаф пытался в свое время вызвать чью-нибудь душу, призвать хоть кого-нибудь из погибших кельмотов. Напрасно искал он хотя бы безмолвную тень.
Оказалось, что могущественный некромант не властен над теми, кто пересек черту, разделяющую Ниакрох и пространство Бэхитехвальда. Оттуда не возвращался никто – ни живым, ни мертвым.
«В год десять тысяч семьсот тридцать третий от Сотворения Ниакроха старший магистр ордена кельмотов лорд Уэрт Орельен да Таванель, кавалер Золотого меча, официально сложил свои полномочия перед великим магистром Барбазоном д'Удетто и передал ему свое завещание. Согласно оному все движимое и недвижимое имущество лорда Таванеля в случае его смерти либо по истечении пятидесяти лет переходит в полное и безраздельное владение ордена с единственным условием – постоянно вносить его имя в списки, дабы не было оно забыто.
Поскольку лорд Таванель является единственным представителем своего славного многими героями и мыслителями рода и иных наследников его фамилии не существует, орден обязался хранить священную память о господах Таванель, понеже сам будет существовать.
После того Уэрт Орельен да Таванель самолично обошел всех членов ордена, включая простых рыцарей и послушников, и пригласил их на прощальный пир. Сей пир был дан в главном зале, на первом этаже башни Генсена и длился ровно до полуночи.
После двенадцатого удара часов лорд удалился в молельню вместе с великим магистром и двумя ближайшими друзьями, которым вскоре предстояло повторить его подвиг. Вознеся хвалу Тотису и попросив его укрепить храброго рыцаря в решимости совершить великое деяние на благо людей, кельмоты простились со своим товарищем.
Затем лорд Таванель надел боевые доспехи и вооружился мечом.
Все члены ордена собрались у Врат, провожая очередного кельмота в неведомое.
Через два часа после полуночи Уэрт Орельен да Таванель пересек Черту».
– Вот, собственно, и все, – заключил Узандаф. – Разумеется, он тоже не вернулся. Полвека спустя его замок и имущество пустили с молотка, а средства ушли в казну ордена. Его имя честно вносилось во все списки еще лет пятьсот, но при предшественнике графа да Унара орден запретили, многих рыцарей и магистров отправили в изгнание; кое-кто поплатился головой за свои убеждения, хотя официального процесса не было. Забыли всех. Таванель не стал исключением, тем более что память о нем хранить больше некому.
Теперь, когда ты о нем заговорил, мне кажется, я вспоминаю его. Голубоглазый, высокий, всегда улыбался. Он долгое время служил в рыцарской кавалерии, потом стал капитаном в элитном полку меченосцев.
– Очень похож, – закивала Гризольда, услышав описание. – С поправкой на бесплотность. За прошедшие века он и сам мог позабыть свой облик.
– Нередкое явление, – подтвердил Дотт. – Многие призраки лишены лица, ибо ни восстановить подлинное, бывшее при жизни, ни вообразить новое не в состоянии. Почему-то очень часто это происходит с хорошенькими женщинами, которые не отходили от зеркал. Кажется, уж кто-кто, а они должны наизусть знать каждую свою черточку. Нет. Терзаются, мучаются, лепят внешность с чужих портретов, а толку – чуть. Гладкая поверхность, как шар. И туда же, на танцы, – заворчал он уже о своем. – Кавалеров подманивают. А зачем мне дама без лица? Чем она мне интересна? Разве что безупречной фигурой, но это редкость.
– Ты отвлекаешься, – заметил Узандаф.
– Головной полк, – со странной гордостью произнес Мадарьяга. – Тоже, по-своему, смертники.
– Мой папенька в молодости служил в головном полку. Еще до того, как стал странствующим рыцарем и познакомился с маменькой, – вставил Такангор.
– Я вызывал всех рыцарей, отправившихся в Бэхитехвальд, поименно, по спискам, – продолжил Узандаф. – Поверь мне, никакой души Таванеля в природе нет и быть не может. Я имею в виду природу Ниакроха.
– Слыхал я о всяких самозванцах, – хмыкнул вампир, – но о душе-самозванке слышу впервые. Это что-то новенькое.
Все это случилось накануне, а теперь Зелг, затаив дыхание, ждал, когда перед ним появится лорд Таванель. Кто он? Каким будет? В чем заключается его дело? И очень боялся не узнать его, не заметить, что-то упустить и совершить страшную ошибку, которая может дорого обойтись душе, рассчитывающей на помощь.
Фея Гризольда волновалась не меньше и то и дело просыпала табак на шикарные черно-красные драконьи крылья, которые служили некроманту плащом.
* * *
Ни один поэт не интерпретирует природу так свободно, как правовед интерпретирует право.
Жан Жироду
У судьи Бедерхема и впрямь было чему поучиться. Он с блеском решал самые сложные и запутанные дела. Дотошные и придирчивые люди, вероятно, назвали бы его метод радикальным, но никто не мог отрицать, что он действует.
Возьмем, к примеру, тех же вавилобстеров. Дело: «Грыза против Плупезов».
Когда на место истца встал пожилой гоблин в дорогом кафтане, сшитом по последнему слову аздакской моды, Бедерхем немного побуравил его взглядом, а затем рявкнул:
– Ты проходил у меня по какому-нибудь делу? Твое лицо мне знакомо.
– Не я, ваша честь, – пролепетал несчастный, теряясь под огненным взором демона. – Мой папочка, Грыза-старший.
– Да-да-да, – довольно закивал Бедерхем. – Дело о краже вавилобстеров. Ответчик не явился в суд. Семья до сих пор утверждает, что он охотится на борзых козлят. Чего же ты хочешь?
– Справедливости! – возопил гоблин. – Папочка умер восемнадцать лет назад и теперь является всем и каждому в семье. Требует отмщения.
– Я его понимаю, – милостиво заметил судья. – Месть – сладкое чувство.
– Сам я ненавижу вавилобстеров. У меня при одном только их виде чесотка начинается. Но папочка упрямый. Он и при жизни был зануда, только вечно занят. Что спасало семью и ближайших друзей. А теперь у него куча свободного времени. Он нас со свету сживет этими вавилобстерами. Помогите, ваша честь. Пусть Плупезы хоть как-нибудь ответят за бесчинства Хупелги.
Зелг хотел было сказать, что раз кража не доказана, то семья ответчика не должна страдать, иначе какое же это правосудие? Он собрался предложить перенести разбирательство на следующий год, вплоть до получения точной информации, но ему сделалось неудобно: бедный старичок уже умер, не дождавшись рассмотрения дела, а его детей еще жальче.
Вот тут он и узнал, что такое класс!
– Герцог слышал тебя, – сказал судья гоблину. – Он повелевает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116