Вот супругу пришибить… в смысле деликатно призвать к порядку – это всегда пожалуйста. Имею бесценный опыт семейных конфликтов с победоносной маменькой. Если что – обращайтесь.
– Я могу твердо рассчитывать на ваше обещание? – спросил Даэлис, с надеждой заглядывая в алые глаза генерала.
– Разумеется!
* * *
О поединке между Форалбергом Беспощадным и князем Гуго ди Гампакортой специальный корреспондент Бургежа выразился так: «Уж не знаю, на что он там рассчитывал, этот Ненасытный, но каноррского оборотня он явно видел впервые. И морда у парня, надо сказать, была озадаченная».
Старинная пословица гласит: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. В принципе, Форалберг ничего не имел против народной мудрости и даже слыл большим любителем подобного рода фразочек, с удовольствием пересыпая свою речь меткими высказываниями, которые прошли лучшую из возможных проверок – проверку временем. Но в данном конкретном случае он мнения народа не разделял. И, узнав, кто будет его противником, поблек и увял, как нежный цветок в морозы.
Кровожадный демон охотно слушал бы рассказы о слепом оборотне хоть каждый день, регулярно, как проповеди ересиарха, но предпочел бы избежать визуального контакта. В отличие от маразмирующего Иоффиного дедушки, утверждавшего, что внуков он «глазами наблюдает, а разумом не постигает», Форалберг как раз был готов на все, чтобы не «наблюдать глазами» Гуго ди Гампакорту.
Да и славное Зелгово воинство, особенно та его часть, что была по техническим причинам лишена удовольствия видеть драку, случившуюся между кассарийским и каноррским оборотнем, оказалось поколеблено до самых основ.
Когда князь ди Гампакорта распахнул свои тяжелые крылья, когда привычный образ аристократа и вельможи уступил место устрашающей бэхитехвальдской твари, кое-кому из шеннанзинцев чуть не сделалось дурно.
Дело, как мы уже говорили однажды, было вовсе не во впечатляющих размерах и не в грозном облике, а в том, что не объяснить словами и глазами как раз не увидеть, а можно только ощутить.
Бездна разверзлась перед несчастным Форалбергом, и сия бездна показалась ему во сто крат страшнее, чем привычная огненная геенна, чем кипящие лавой адские провалы и пропасти, в которых метались и стонали души, обреченные на вечную муку.
Когда-то, в далекой юности, в которую теперь он и сам верил с большим трудом, тогда еще не Беспощадный и вовсе не повелитель Ненасытных, а всего лишь еще один из несметного адского воинства, Форалберг поспорил с такими же, как он сам, шалопаями – своими приятелями, что поднимется выше облаков и окунется в черную бездну ночного неба.
Он побился об заклад, что глотнет хотя бы один глоток ледяного мрака вселенной и расскажет остальным, чем эта необъятная тьма отличается от тьмы Преисподней. Но на поверку оказалось, что рассказать это невозможно. Нельзя ни понять, ни объяснить, что такое бесконечность и вечность. Это можно только знать от рождения, но для этого нужно родиться богом.
Там, на недоступной высоте, в самом сердце отчаянного и невыносимого одиночества, в великолепной сверкающей черноте, демон прикоснулся к самому краешку тайны. В вечном безмолвии, где стали мгновенно бесполезны проклятия и заклинания, он не услышал, но почувствовал чей-то голос. Ему помстилось – с него заживо сдирают шкуру, так звучал тот голос, и он ринулся вниз, не помня себя от ужаса, и так и не узнал, что говорила ему бесконечная тьма.
В пустых глазницах Гуго ди Гампакорты плескались ее озерца. Форалберг ни с чем не мог ее спутать…
* * *
В период брачных игр вавилобстеры – создания обычно кроткие и, несмотря на свои невероятные размеры и бронированный панцирь, даже робкие, способные испугаться одного только писклявого гоблинского вскрика, – становятся совершенно невыносимыми.
Вынести их невозможно не только потому, что мало в мире отыщется титанов, способных поднять взрослого, хорошо откормленного вавилобстера, а еще и по той причине, что именно в это время они чрезвычайно подвижны и нападают буквально на все, что шевелится.
Врачующиеся вавилобстеры производят то же впечатление, что и дядя Гигапонт: кажется, что они везде и всюду.
На мысль о вавилобстерах нас натолкнул поединок между Форалбергом Беспощадным и Гуго ди Гампакортой. Очевидцы утверждали, что они были всюду – хотя как им это удалось, не знает никто.
– Я думал, мы с Малакбелом славно потрудились, – вздохнул Такангор, оценив усилия поединщиков взглядом истинного знатока. – А вот она – настоящая пахота.
– Форалберг сделал что мог, и даже больше того, и в Аду ему задолжали по этому поводу памятник, – заметил добрый Отентал.
– А там популярны памятники национальным героям? – уточнил дотошный доктор Дотт. – С табличкой «За полученные особо тяжкие повреждения»?
– Медицинский юмор? – вкрадчиво поинтересовался Мадарьяга.
– А чем он в принципе отличается от вампирского? – обиделся Дотт.
– Над нашими шутками смеются, – доходчиво пояснил князь. – Над медицинскими – грустят.
– Имел подобное лупасение от Зюзака Грозного, когда разбивал вдрызг редкоценное имущество, – гордо поделился Карлюза. – Но без выкрутасей.
«Выкрутасями» слепого оборотня залюбовался даже Фафетус, в котором они пробудили самые теплые воспоминания о работе дознавателя. И он втайне пожалел, что не имел возможности пройти такую практику с наглядной демонстрацией приемов, когда в том была насущная необходимость.
Нужно ли говорить, что одна восторженная персона в синей рясе в желтый горошек, затаив дыхание, наблюдала «выкрутаси» влюбленными глазами. Мардамон дал себе твердое обещание, что первого же добытого им демона он преподнесет именно Гампакорте, с маленькой скромной карточкой: «От восхищенного почитателя».
– Вот что в газетах описывают словами «летели пух и перья», – с ноткой сочувствия вздохнул Узандаф да Кассар.
Сострадательная мумия была права. Слепой оборотень явно не любил обитателей Преисподней, и несчастный Форалберг, став объектом этой горячей нелюбви, отдувался сейчас за всех.
Мы не знаем, важно ли это читателю, но следом за Мотиссимусом Мулариканским на всякий случай сообщаем: светило солнышко. Его золотые лучики согревали некогда зеленую равнину, нынче напоминающую поле, распаханное под озимые. Или на территорию, тщательно исследованную Бумсиком и Хрюмсиком в поисках чего-нибудь питательного.
Гуго ди Гампакорта, тварь Бэхитехвальда, без конца атаковал своего противника, не спуская с него мертвого безжалостного взгляда, и только иногда проскакивала в черных ямах бывших глаз шальная дикая молния.
Демон отбивался с энергией утопающего матроса.
Впрочем, и с тем же конечным результатом, который старые морские волки, неоднократно ходившие в море Мыдрамыль, определяют как «накрыться Папланхузатом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Я могу твердо рассчитывать на ваше обещание? – спросил Даэлис, с надеждой заглядывая в алые глаза генерала.
– Разумеется!
* * *
О поединке между Форалбергом Беспощадным и князем Гуго ди Гампакортой специальный корреспондент Бургежа выразился так: «Уж не знаю, на что он там рассчитывал, этот Ненасытный, но каноррского оборотня он явно видел впервые. И морда у парня, надо сказать, была озадаченная».
Старинная пословица гласит: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. В принципе, Форалберг ничего не имел против народной мудрости и даже слыл большим любителем подобного рода фразочек, с удовольствием пересыпая свою речь меткими высказываниями, которые прошли лучшую из возможных проверок – проверку временем. Но в данном конкретном случае он мнения народа не разделял. И, узнав, кто будет его противником, поблек и увял, как нежный цветок в морозы.
Кровожадный демон охотно слушал бы рассказы о слепом оборотне хоть каждый день, регулярно, как проповеди ересиарха, но предпочел бы избежать визуального контакта. В отличие от маразмирующего Иоффиного дедушки, утверждавшего, что внуков он «глазами наблюдает, а разумом не постигает», Форалберг как раз был готов на все, чтобы не «наблюдать глазами» Гуго ди Гампакорту.
Да и славное Зелгово воинство, особенно та его часть, что была по техническим причинам лишена удовольствия видеть драку, случившуюся между кассарийским и каноррским оборотнем, оказалось поколеблено до самых основ.
Когда князь ди Гампакорта распахнул свои тяжелые крылья, когда привычный образ аристократа и вельможи уступил место устрашающей бэхитехвальдской твари, кое-кому из шеннанзинцев чуть не сделалось дурно.
Дело, как мы уже говорили однажды, было вовсе не во впечатляющих размерах и не в грозном облике, а в том, что не объяснить словами и глазами как раз не увидеть, а можно только ощутить.
Бездна разверзлась перед несчастным Форалбергом, и сия бездна показалась ему во сто крат страшнее, чем привычная огненная геенна, чем кипящие лавой адские провалы и пропасти, в которых метались и стонали души, обреченные на вечную муку.
Когда-то, в далекой юности, в которую теперь он и сам верил с большим трудом, тогда еще не Беспощадный и вовсе не повелитель Ненасытных, а всего лишь еще один из несметного адского воинства, Форалберг поспорил с такими же, как он сам, шалопаями – своими приятелями, что поднимется выше облаков и окунется в черную бездну ночного неба.
Он побился об заклад, что глотнет хотя бы один глоток ледяного мрака вселенной и расскажет остальным, чем эта необъятная тьма отличается от тьмы Преисподней. Но на поверку оказалось, что рассказать это невозможно. Нельзя ни понять, ни объяснить, что такое бесконечность и вечность. Это можно только знать от рождения, но для этого нужно родиться богом.
Там, на недоступной высоте, в самом сердце отчаянного и невыносимого одиночества, в великолепной сверкающей черноте, демон прикоснулся к самому краешку тайны. В вечном безмолвии, где стали мгновенно бесполезны проклятия и заклинания, он не услышал, но почувствовал чей-то голос. Ему помстилось – с него заживо сдирают шкуру, так звучал тот голос, и он ринулся вниз, не помня себя от ужаса, и так и не узнал, что говорила ему бесконечная тьма.
В пустых глазницах Гуго ди Гампакорты плескались ее озерца. Форалберг ни с чем не мог ее спутать…
* * *
В период брачных игр вавилобстеры – создания обычно кроткие и, несмотря на свои невероятные размеры и бронированный панцирь, даже робкие, способные испугаться одного только писклявого гоблинского вскрика, – становятся совершенно невыносимыми.
Вынести их невозможно не только потому, что мало в мире отыщется титанов, способных поднять взрослого, хорошо откормленного вавилобстера, а еще и по той причине, что именно в это время они чрезвычайно подвижны и нападают буквально на все, что шевелится.
Врачующиеся вавилобстеры производят то же впечатление, что и дядя Гигапонт: кажется, что они везде и всюду.
На мысль о вавилобстерах нас натолкнул поединок между Форалбергом Беспощадным и Гуго ди Гампакортой. Очевидцы утверждали, что они были всюду – хотя как им это удалось, не знает никто.
– Я думал, мы с Малакбелом славно потрудились, – вздохнул Такангор, оценив усилия поединщиков взглядом истинного знатока. – А вот она – настоящая пахота.
– Форалберг сделал что мог, и даже больше того, и в Аду ему задолжали по этому поводу памятник, – заметил добрый Отентал.
– А там популярны памятники национальным героям? – уточнил дотошный доктор Дотт. – С табличкой «За полученные особо тяжкие повреждения»?
– Медицинский юмор? – вкрадчиво поинтересовался Мадарьяга.
– А чем он в принципе отличается от вампирского? – обиделся Дотт.
– Над нашими шутками смеются, – доходчиво пояснил князь. – Над медицинскими – грустят.
– Имел подобное лупасение от Зюзака Грозного, когда разбивал вдрызг редкоценное имущество, – гордо поделился Карлюза. – Но без выкрутасей.
«Выкрутасями» слепого оборотня залюбовался даже Фафетус, в котором они пробудили самые теплые воспоминания о работе дознавателя. И он втайне пожалел, что не имел возможности пройти такую практику с наглядной демонстрацией приемов, когда в том была насущная необходимость.
Нужно ли говорить, что одна восторженная персона в синей рясе в желтый горошек, затаив дыхание, наблюдала «выкрутаси» влюбленными глазами. Мардамон дал себе твердое обещание, что первого же добытого им демона он преподнесет именно Гампакорте, с маленькой скромной карточкой: «От восхищенного почитателя».
– Вот что в газетах описывают словами «летели пух и перья», – с ноткой сочувствия вздохнул Узандаф да Кассар.
Сострадательная мумия была права. Слепой оборотень явно не любил обитателей Преисподней, и несчастный Форалберг, став объектом этой горячей нелюбви, отдувался сейчас за всех.
Мы не знаем, важно ли это читателю, но следом за Мотиссимусом Мулариканским на всякий случай сообщаем: светило солнышко. Его золотые лучики согревали некогда зеленую равнину, нынче напоминающую поле, распаханное под озимые. Или на территорию, тщательно исследованную Бумсиком и Хрюмсиком в поисках чего-нибудь питательного.
Гуго ди Гампакорта, тварь Бэхитехвальда, без конца атаковал своего противника, не спуская с него мертвого безжалостного взгляда, и только иногда проскакивала в черных ямах бывших глаз шальная дикая молния.
Демон отбивался с энергией утопающего матроса.
Впрочем, и с тем же конечным результатом, который старые морские волки, неоднократно ходившие в море Мыдрамыль, определяют как «накрыться Папланхузатом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116