К тому же ей, как и Моубрай Яростной, были ведомы счастье обретения любимого и неистовая, не утихающая с веками боль утраты. В подземном мире одна только она могла понять и выслушать золотоглазую демоницу и ответить на вопросы, которые у нее внезапно возникли.
Переливающийся всеми цветами черной радуги, великолепный замок Фаберграсс нависал над Пропастью Кошмаров, где во множестве роились самые изощренные, жуткие, болезненные страхи смертных существ. Залитая мраком пропасть казалась – или в самом деле была – бездонной. Над ней высилась одиноко стоящая башня. Даже Князь Тьмы не знал всей правды о ней. В Аду говорили, что тут запечатаны кошмары существ бессмертных и всемогущих и что мир рухнет, если они вырвутся на волю. А потому основная работа повелителей Западных пределов Преисподней – не насылать ужасов тьмы на жителей Ниакроха, но беречь их от Первозданного Мрака.
Эдна Фаберграсс встретила маркизу Сартейн в зале Снов, который обе подруги облюбовали для серьезных бесед еще в незапамятные времена.
Герцогиня была прекрасна: белокожая, с алыми глазами и ярко-красными волосами, собранными в диковинную прическу, украшенную диадемой из черных алмазов; в черном наряде; с массивной цепью, на которой висел ключ, будто сработанный из клока тьмы, на великолепной длинной шее. Хрупкая, стройная, изящная, она походила, скорее, на смертную красавицу, а вовсе не на существо, присутствовавшее при расцвете и гибели многих цивилизаций.
– Говорят, ты летала наверх, – произнесла она вместо приветствия.
Ее голос напоминал звон хрустальных льдинок, просыпавшихся на золотой поднос.
– У нас невозможно что-либо утаить, – рассмеялась Моубрай. – Да, я была наверху.
– Как Кассария? – спросила герцогиня, знаком приглашая подругу располагаться удобнее.
Молчаливая рогатая тварь подала бокалы с кипящими напитками.
– Прекрасна по-прежнему, – ответила Моубрай, пытливо вглядываясь в алые глаза.
– Не пытайся пробраться ко мне в голову, – отмахнулась герцогиня. – Ни к чему. Я и сама скажу тебе, что до сих пор, случается, тоскую по черному замку некромантов, по темному парку и мерцающему озеру, по небу, усыпанному звездами, и прохладному ветерку. И по нежным объятиям Вахана. Но ведь ты пришла не за тем, чтобы слушать, о чем еще я тоскую в одиночестве, когда мой дом пустеет и мне нечем себя занять?
– Нет, не за этим, – согласилась маркиза Сартейн.
– Хочешь знать, видела ли я что-либо важное?
– А ты видела?
– Не уверена.
Эдна Фаберграсс пригубила напиток. Подумала. Затем решилась.
– Хорошо, я скажу тебе, что я видела: ничего. Впервые за всю мою долгую жизнь – ни-че-го. Разноцветные огни, пятна тьмы, всплески золотого света. Как если бы…
Она пощелкала тонкими белоснежными пальцами, подбирая нужные слова.
– Как если бы тебе показали краски, которыми еще только будет написана картина, замысел коей не вполне созрел? – предположила Моубрай Яростная.
– О! – звонко рассмеялась хозяйка замка Снов. – Да ты настоящий поэт, дорогая.
– Настоящие поэты – провидцы, – не поддержала ее шутливого тона Моубрай.
– Что ж, ты права. Тебе удалось правильно передать мои ощущения, – серьезно ответила Эдна. – Позволь узнать, это наитие или у тебя есть какие-то новые сведения?
– Смотря что считать новыми сведениями, – пожала плечами Яростная.
– Как там наш правнук? – внезапно спросила герцогиня. Спросила тихо и чуть ли не жалобно, чему, разумеется, не поверили бы те, кто знал могущественную демоницу, чар которой побаивался даже Князь Тьмы.
– Сложный вопрос, дорогая. – Легкая усмешка приподняла уголки безупречно вылепленного рта. – По-разному. Волнуется, переживает за своих подданных и Кассарию, мучается сомнениями, готовится к войне.
– Он постиг знания предков?
– Вряд ли.
– Он укротил свое могущество?
– Весьма своеобразно. Оно полностью покорно ему, но не служит.
– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь.
– Ты всегда и всех понимала, Эдна.
– И тогда становится ясным, отчего я не вижу даже ближайшего будущего. Его просто нет.
– Такое бывало когда-то?
– Если верить Книгам Каваны. Но кто их читал? Для кого их пустые страницы вспыхнули рунами, прорицающими наиболее вероятное будущее? Да нет – кто просто их видел в последний раз?
– Думаю, наш с тобой правнук, – негромко сказала Яростная.
Эдна Фаберграсс запрокинула голову, распахнула огромную пасть, полную сверкающих ядовитых зубов, в которую в считаные мгновения растянулся ее маленький хорошенький ротик, и вылила в нее кувшин огненного зелья.
– Полагаешь, у него есть Книга Каваны? Это не очередная выдумка Князя Тьмы?
– Так мне показалось, но уточнять я не стала.
– Безумие, – прошептала герцогиня.
– Это еще не все. Скажи, когда ты жила в Кассарии, тебе не попадалась на глаза старая картина – темная растрескавшаяся доска, лица почти не видно, одни только глаза, – покрытая письменами?
– «Когда Спящий проснется»?
– Да, да, она.
– Конечно, попадалась, как ты можешь догадаться по моему ответу. Ты же знаешь – это прижизненный портрет прародителя кассарийских некромантов, одного из варваров Гахагунов.
– А на каком языке написан стих?
– Ты тоже обратила внимание на эти руны?
– На них сложно не обратить внимания. Просто я не хотела искать разгадку здесь, внизу, чтобы…
– Чтобы не привлекать внимания Князя к Кассарии?
Моубрай изогнула тонкую бровь:
– А разве ты поступила иначе, великая Эдна?
Герцогиня Фаберграсс искренне рассмеялась:
– Не гневайся на меня, Яростная. Да, я поступила так же, как и ты. Я тоже любила своего мужа.
Тут она замолкла на миг, будто пробуя слово «любила» на вкус. Видимо, вкус его ей не понравился, и она поправила себя:
– Я тоже люблю своего безумного супруга-кассарийца.
– Да и потом, разве нас интересовало, откуда они явились? – призналась Моубрай. – Я искренне полагала, что Барбелла слабее и беззащитнее меня. Просто это уже не было важно. Не так ли?
– Так, – склонила великолепную голову Фаберграсс.
– Варвары, спустившиеся с белых вершин Гилленхорма, – это звучало так забавно и поэтично, что я даже не подумала, а что они там делали, на этих белоснежных вершинах.
Эдна Фаберграсс фыркнула. Никто в Преисподней не стал бы интересоваться происхождением смертных, пусть даже таких талантливых и могущественных, как кассарийские некроманты. Преисподнюю влекла Кассария, не менее, но и не более того.
– Я только потом, после… после того, как Барбелла покинул меня навсегда, стала думать, вспоминать… – Моубрай сделала паузу. Демоны не плачут, им неведомы людские слабости, но что-то все же мешало ей спокойно говорить. – Я не делала это намеренно, просто приходили на ум всякие мелочи. Не то чтобы я хотела этого… скорее, напротив…
– Я понимаю, – сухим голосом, шелестящим, как песок, гонимый ветром в жаркой бангасойской пустыне, прошептала повелительница Снов, – не объясняй, Яростная, я все понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Переливающийся всеми цветами черной радуги, великолепный замок Фаберграсс нависал над Пропастью Кошмаров, где во множестве роились самые изощренные, жуткие, болезненные страхи смертных существ. Залитая мраком пропасть казалась – или в самом деле была – бездонной. Над ней высилась одиноко стоящая башня. Даже Князь Тьмы не знал всей правды о ней. В Аду говорили, что тут запечатаны кошмары существ бессмертных и всемогущих и что мир рухнет, если они вырвутся на волю. А потому основная работа повелителей Западных пределов Преисподней – не насылать ужасов тьмы на жителей Ниакроха, но беречь их от Первозданного Мрака.
Эдна Фаберграсс встретила маркизу Сартейн в зале Снов, который обе подруги облюбовали для серьезных бесед еще в незапамятные времена.
Герцогиня была прекрасна: белокожая, с алыми глазами и ярко-красными волосами, собранными в диковинную прическу, украшенную диадемой из черных алмазов; в черном наряде; с массивной цепью, на которой висел ключ, будто сработанный из клока тьмы, на великолепной длинной шее. Хрупкая, стройная, изящная, она походила, скорее, на смертную красавицу, а вовсе не на существо, присутствовавшее при расцвете и гибели многих цивилизаций.
– Говорят, ты летала наверх, – произнесла она вместо приветствия.
Ее голос напоминал звон хрустальных льдинок, просыпавшихся на золотой поднос.
– У нас невозможно что-либо утаить, – рассмеялась Моубрай. – Да, я была наверху.
– Как Кассария? – спросила герцогиня, знаком приглашая подругу располагаться удобнее.
Молчаливая рогатая тварь подала бокалы с кипящими напитками.
– Прекрасна по-прежнему, – ответила Моубрай, пытливо вглядываясь в алые глаза.
– Не пытайся пробраться ко мне в голову, – отмахнулась герцогиня. – Ни к чему. Я и сама скажу тебе, что до сих пор, случается, тоскую по черному замку некромантов, по темному парку и мерцающему озеру, по небу, усыпанному звездами, и прохладному ветерку. И по нежным объятиям Вахана. Но ведь ты пришла не за тем, чтобы слушать, о чем еще я тоскую в одиночестве, когда мой дом пустеет и мне нечем себя занять?
– Нет, не за этим, – согласилась маркиза Сартейн.
– Хочешь знать, видела ли я что-либо важное?
– А ты видела?
– Не уверена.
Эдна Фаберграсс пригубила напиток. Подумала. Затем решилась.
– Хорошо, я скажу тебе, что я видела: ничего. Впервые за всю мою долгую жизнь – ни-че-го. Разноцветные огни, пятна тьмы, всплески золотого света. Как если бы…
Она пощелкала тонкими белоснежными пальцами, подбирая нужные слова.
– Как если бы тебе показали краски, которыми еще только будет написана картина, замысел коей не вполне созрел? – предположила Моубрай Яростная.
– О! – звонко рассмеялась хозяйка замка Снов. – Да ты настоящий поэт, дорогая.
– Настоящие поэты – провидцы, – не поддержала ее шутливого тона Моубрай.
– Что ж, ты права. Тебе удалось правильно передать мои ощущения, – серьезно ответила Эдна. – Позволь узнать, это наитие или у тебя есть какие-то новые сведения?
– Смотря что считать новыми сведениями, – пожала плечами Яростная.
– Как там наш правнук? – внезапно спросила герцогиня. Спросила тихо и чуть ли не жалобно, чему, разумеется, не поверили бы те, кто знал могущественную демоницу, чар которой побаивался даже Князь Тьмы.
– Сложный вопрос, дорогая. – Легкая усмешка приподняла уголки безупречно вылепленного рта. – По-разному. Волнуется, переживает за своих подданных и Кассарию, мучается сомнениями, готовится к войне.
– Он постиг знания предков?
– Вряд ли.
– Он укротил свое могущество?
– Весьма своеобразно. Оно полностью покорно ему, но не служит.
– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь.
– Ты всегда и всех понимала, Эдна.
– И тогда становится ясным, отчего я не вижу даже ближайшего будущего. Его просто нет.
– Такое бывало когда-то?
– Если верить Книгам Каваны. Но кто их читал? Для кого их пустые страницы вспыхнули рунами, прорицающими наиболее вероятное будущее? Да нет – кто просто их видел в последний раз?
– Думаю, наш с тобой правнук, – негромко сказала Яростная.
Эдна Фаберграсс запрокинула голову, распахнула огромную пасть, полную сверкающих ядовитых зубов, в которую в считаные мгновения растянулся ее маленький хорошенький ротик, и вылила в нее кувшин огненного зелья.
– Полагаешь, у него есть Книга Каваны? Это не очередная выдумка Князя Тьмы?
– Так мне показалось, но уточнять я не стала.
– Безумие, – прошептала герцогиня.
– Это еще не все. Скажи, когда ты жила в Кассарии, тебе не попадалась на глаза старая картина – темная растрескавшаяся доска, лица почти не видно, одни только глаза, – покрытая письменами?
– «Когда Спящий проснется»?
– Да, да, она.
– Конечно, попадалась, как ты можешь догадаться по моему ответу. Ты же знаешь – это прижизненный портрет прародителя кассарийских некромантов, одного из варваров Гахагунов.
– А на каком языке написан стих?
– Ты тоже обратила внимание на эти руны?
– На них сложно не обратить внимания. Просто я не хотела искать разгадку здесь, внизу, чтобы…
– Чтобы не привлекать внимания Князя к Кассарии?
Моубрай изогнула тонкую бровь:
– А разве ты поступила иначе, великая Эдна?
Герцогиня Фаберграсс искренне рассмеялась:
– Не гневайся на меня, Яростная. Да, я поступила так же, как и ты. Я тоже любила своего мужа.
Тут она замолкла на миг, будто пробуя слово «любила» на вкус. Видимо, вкус его ей не понравился, и она поправила себя:
– Я тоже люблю своего безумного супруга-кассарийца.
– Да и потом, разве нас интересовало, откуда они явились? – призналась Моубрай. – Я искренне полагала, что Барбелла слабее и беззащитнее меня. Просто это уже не было важно. Не так ли?
– Так, – склонила великолепную голову Фаберграсс.
– Варвары, спустившиеся с белых вершин Гилленхорма, – это звучало так забавно и поэтично, что я даже не подумала, а что они там делали, на этих белоснежных вершинах.
Эдна Фаберграсс фыркнула. Никто в Преисподней не стал бы интересоваться происхождением смертных, пусть даже таких талантливых и могущественных, как кассарийские некроманты. Преисподнюю влекла Кассария, не менее, но и не более того.
– Я только потом, после… после того, как Барбелла покинул меня навсегда, стала думать, вспоминать… – Моубрай сделала паузу. Демоны не плачут, им неведомы людские слабости, но что-то все же мешало ей спокойно говорить. – Я не делала это намеренно, просто приходили на ум всякие мелочи. Не то чтобы я хотела этого… скорее, напротив…
– Я понимаю, – сухим голосом, шелестящим, как песок, гонимый ветром в жаркой бангасойской пустыне, прошептала повелительница Снов, – не объясняй, Яростная, я все понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116