– Вы произнесли слово «симпатичный»?
– Да. И сам удивлен. Но, кажется, мое черное сердце слегка оттаяло в компании вашего – простите великодушно – несуразного внука и его подданных.
– Скорее уж, друзей.
– Тем более странно.
– У меня не было таких друзей, – признался старый герцог. – Правда, и сам я таким не был.
– Здесь стало тепло и весело, – сказал демон, и никто в Преисподней не поверил бы, что этот голос и интонации принадлежат ему, так грустно и проникновенно они звучали. – Здесь стало как в те далекие времена, когда наши семейства ненадолго прервали давнюю вражду и праздновали свадьбу вашего славного пращура Барбеллы и Моубрай Яростной.
– Как она? – спросила мумия.
– Неплохо. Насколько это возможно в ее возрасте и при ее потерях.
– Ужели она до сих пор что-то чувствует?
– Утверждает, что нет, – признался Бедерхем, – но кого она обманывает? Меня? Себя? Или Князя Тьмы? Вот уж бессмыслица. Любовь сделала ее ледяное сердце уязвимым, и оно уже никогда не перестанет испытывать боль и радость.
– Не знаю, соболезновать или поздравлять.
– И то и другое.
– Если это утешит мою прекрасную бабку, скажите ей, что у меня те же проблемы.
– Вы полюбили мальчика, – предположил судья.
– Кто его не полюбит? Даже Кассария, скажу вам под большим секретом, даже она пришла к нему лично. В образе, о котором мы, гораздо более умелые чародеи и славные воители, и помыслить не могли. И знаете, что он учудил?
– Что?
– Влюбился.
– В кого?
– В Кассарию. Вернее, в образ, который она ему явила. И теперь он затеял пересечь Тудасюдамный мостик.
– Те, кто пересекал Черту, вели себя разумнее, право слово, – поцокал Бедерхем раздвоенным языком. – Я испытываю к нему теплые чувства – то, чего не знал многие тысячи лет. Но я не ощущаю в нем могущества. Я не вижу вашей силы.
– Это горе, – признался Узандаф. – Высокое вдохновение битвы ушло, а власть и сила не пришли. Он может творить мелкие чудеса. Такими впору забавлять народ на ярмарке. Но, случись что, мы должны полагаться только на удачу. Я же почти бессилен.
– Проклятие снято.
– Я всего только обрел свободу и возможность выбора между окончательным уходом и нынешним существованием. Я выбрал этот замок, внука и целую толпу его коллег и друзей. Знаете, барон, мое жилище временами напоминает мне тот самый Детский гвардейский приют. Маловменяемые странствующие жрецы, безумные троглодиты, летучие мыши, страдающие бессонницей, пыхающие дымом феи – всякой твари по паре. Но я не жалуюсь, нет! Мне это стало нравиться. Я чувствую себя не просто живым, но и помолодевшим лет эдак на пятьсот – восемьсот. Но что касается былого могущества: пара тараканов – вот и все, что я могу поднять из праха. Сила оставила меня. А к моему мальчику не пришла.
– Это плохо, – раздельно произнес демон после долгой паузы. – Это очень плохо, особенно в свете последних событий у нас, внизу. Но об этом потом. Сперва разберемся с лордом Таванелем.
– Этот лорд – это тоже очень плохо, – заскрежетала зубами мумия. – Поверьте моему чутью.
– Даже не обсуждается, – согласился судья. – А что теперь делать?
– Уповаю на Кассарию и на ту слабость, которую она питает к Зелгу, – сказал Узандаф. – Просто так подобные вещи не происходят.
– Не происходят, – подтвердил демон. – Воистину так.
Тем временем Карлюза подошел к растерянному троглодиту и сделал церемонный реверанс.
– Карлюза Гогарикс, прозванный Агигопсом, к вашему удовольствию. Кем вы есть?
Неведомый троглодит восхищенно уставился на него и залопотал:
– Ужели тот самый Гогарикс – краса и гордость племени, любезный ученик Зюзака Грозного? Примите мою восхищенность вашим гордым и могучим видом! Имел вас в представлении как ученого крота. Есмь Левалеса Второй, инкогнитой.
Увидев, что его приятель стоит с вытаращенными глазами, Такангор решил вмешаться. Он положил могучую руку на плечо Карлюзе, отчего тот присел на лапах, и только мощный хвост, задуманный природой как надежда и опора всего троглодитского народа, спас положение.
– Что тут у вас? – спросил минотавр.
– Тс-с, – прошептал Карлюза, озираясь по сторонам. – Наступила большая тайна.
К облегчению своему, он увидел, что ветераны «Великой Тякюсении» – отполированные скелеты в сверкающих доспехах, вызывающие у минотавра гордую отеческую улыбку, отконвоировали лорда Таванеля под навес. Там его окружили любезные слуги, стараясь скрасить время вынужденного ожидания.
– Не нравится он мне, – фыркнул Такангор. – Генсен нравился, а этот – нет. Не вышел бы я против него в честном бою.
В честной борьбе побеждает жулик.
Ген. Малкин
– Мембраны мои трепещут от радости, – молвил Карлюза, с интересом разглядывая троглодита.
– Я глубоко изучил ваш трактат «О впукливании и выпукливании», – сообщил тот. – Милорд, – робко обратился он к огромному минотавру, которому едва доходил до колена, – вам изонравился трактат?
– Какой?
– О впукливании и выпукливании.
– Чего?
– Что – «чего»?
– О впукливании и выпукливании – чего?
– В принципе.
– Тогда особенно, – ловко вывернулся Такангор. – Ну, не стойте посреди двора. Карлюза, приглашай своего соотечественника присоединиться к нам в замке. Там вы будете в безопасности, в приличном обществе, но как бы и под арестом.
И странная компания, состоящая из одного исполина и двух неуклюже ковыляющих крох, двинулась в господский дом, где их с нетерпением ожидали.
– Терзаюсь сомнениями, достоин ли я национальной истории? – спросил Карлюза у пришельца.
– Как же вас не предать истории? – удивился тот. – Вы чрезвычайно выпуклая фигура.
Один из воинов-скелетов, обожавший Такангора до дрожи в коленях, заметил, каким взглядом проводил его генерала тот, кто называл себя лордом Таванелем. Ни ненависти, ни злобы, ни неприязни не было в том взгляде. А все же – если бы скелеты имели спины, по которым могли бегать туда-обратно противные толстые мурашки с холодными лапками, он ощутил бы именно это. Даже ему, умершему еще во времена Валтасея Тоюмефа, стало не по себе, когда он случайно заглянул в ледяную бездну, притаившуюся под голубоватыми веками арестованного. И воин дал себе слово обязательно рассказать милорду Топотану о своих впечатлениях – вот только суметь бы найти нужные слова.
* * *
Для начала граф да Унара прочитал уже известный читателю фрагмент четвертой главы из докладной записки библиотекаря Папаты, а от себя добавил, что, будучи несмышленым мальчишкой, встретил как-то лорда Таванеля – того, что сидит сейчас во дворе под конвоем, когда отец впервые взял его с собой на охоту.
Заядлый охотник, старый граф выезжал в самые отдаленные провинции Тиронги, чтобы найти по-настоящему нетронутые уголки. И однажды нелегкая занесла их в Лялятпополис, в окрестности замка Таванель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Да. И сам удивлен. Но, кажется, мое черное сердце слегка оттаяло в компании вашего – простите великодушно – несуразного внука и его подданных.
– Скорее уж, друзей.
– Тем более странно.
– У меня не было таких друзей, – признался старый герцог. – Правда, и сам я таким не был.
– Здесь стало тепло и весело, – сказал демон, и никто в Преисподней не поверил бы, что этот голос и интонации принадлежат ему, так грустно и проникновенно они звучали. – Здесь стало как в те далекие времена, когда наши семейства ненадолго прервали давнюю вражду и праздновали свадьбу вашего славного пращура Барбеллы и Моубрай Яростной.
– Как она? – спросила мумия.
– Неплохо. Насколько это возможно в ее возрасте и при ее потерях.
– Ужели она до сих пор что-то чувствует?
– Утверждает, что нет, – признался Бедерхем, – но кого она обманывает? Меня? Себя? Или Князя Тьмы? Вот уж бессмыслица. Любовь сделала ее ледяное сердце уязвимым, и оно уже никогда не перестанет испытывать боль и радость.
– Не знаю, соболезновать или поздравлять.
– И то и другое.
– Если это утешит мою прекрасную бабку, скажите ей, что у меня те же проблемы.
– Вы полюбили мальчика, – предположил судья.
– Кто его не полюбит? Даже Кассария, скажу вам под большим секретом, даже она пришла к нему лично. В образе, о котором мы, гораздо более умелые чародеи и славные воители, и помыслить не могли. И знаете, что он учудил?
– Что?
– Влюбился.
– В кого?
– В Кассарию. Вернее, в образ, который она ему явила. И теперь он затеял пересечь Тудасюдамный мостик.
– Те, кто пересекал Черту, вели себя разумнее, право слово, – поцокал Бедерхем раздвоенным языком. – Я испытываю к нему теплые чувства – то, чего не знал многие тысячи лет. Но я не ощущаю в нем могущества. Я не вижу вашей силы.
– Это горе, – признался Узандаф. – Высокое вдохновение битвы ушло, а власть и сила не пришли. Он может творить мелкие чудеса. Такими впору забавлять народ на ярмарке. Но, случись что, мы должны полагаться только на удачу. Я же почти бессилен.
– Проклятие снято.
– Я всего только обрел свободу и возможность выбора между окончательным уходом и нынешним существованием. Я выбрал этот замок, внука и целую толпу его коллег и друзей. Знаете, барон, мое жилище временами напоминает мне тот самый Детский гвардейский приют. Маловменяемые странствующие жрецы, безумные троглодиты, летучие мыши, страдающие бессонницей, пыхающие дымом феи – всякой твари по паре. Но я не жалуюсь, нет! Мне это стало нравиться. Я чувствую себя не просто живым, но и помолодевшим лет эдак на пятьсот – восемьсот. Но что касается былого могущества: пара тараканов – вот и все, что я могу поднять из праха. Сила оставила меня. А к моему мальчику не пришла.
– Это плохо, – раздельно произнес демон после долгой паузы. – Это очень плохо, особенно в свете последних событий у нас, внизу. Но об этом потом. Сперва разберемся с лордом Таванелем.
– Этот лорд – это тоже очень плохо, – заскрежетала зубами мумия. – Поверьте моему чутью.
– Даже не обсуждается, – согласился судья. – А что теперь делать?
– Уповаю на Кассарию и на ту слабость, которую она питает к Зелгу, – сказал Узандаф. – Просто так подобные вещи не происходят.
– Не происходят, – подтвердил демон. – Воистину так.
Тем временем Карлюза подошел к растерянному троглодиту и сделал церемонный реверанс.
– Карлюза Гогарикс, прозванный Агигопсом, к вашему удовольствию. Кем вы есть?
Неведомый троглодит восхищенно уставился на него и залопотал:
– Ужели тот самый Гогарикс – краса и гордость племени, любезный ученик Зюзака Грозного? Примите мою восхищенность вашим гордым и могучим видом! Имел вас в представлении как ученого крота. Есмь Левалеса Второй, инкогнитой.
Увидев, что его приятель стоит с вытаращенными глазами, Такангор решил вмешаться. Он положил могучую руку на плечо Карлюзе, отчего тот присел на лапах, и только мощный хвост, задуманный природой как надежда и опора всего троглодитского народа, спас положение.
– Что тут у вас? – спросил минотавр.
– Тс-с, – прошептал Карлюза, озираясь по сторонам. – Наступила большая тайна.
К облегчению своему, он увидел, что ветераны «Великой Тякюсении» – отполированные скелеты в сверкающих доспехах, вызывающие у минотавра гордую отеческую улыбку, отконвоировали лорда Таванеля под навес. Там его окружили любезные слуги, стараясь скрасить время вынужденного ожидания.
– Не нравится он мне, – фыркнул Такангор. – Генсен нравился, а этот – нет. Не вышел бы я против него в честном бою.
В честной борьбе побеждает жулик.
Ген. Малкин
– Мембраны мои трепещут от радости, – молвил Карлюза, с интересом разглядывая троглодита.
– Я глубоко изучил ваш трактат «О впукливании и выпукливании», – сообщил тот. – Милорд, – робко обратился он к огромному минотавру, которому едва доходил до колена, – вам изонравился трактат?
– Какой?
– О впукливании и выпукливании.
– Чего?
– Что – «чего»?
– О впукливании и выпукливании – чего?
– В принципе.
– Тогда особенно, – ловко вывернулся Такангор. – Ну, не стойте посреди двора. Карлюза, приглашай своего соотечественника присоединиться к нам в замке. Там вы будете в безопасности, в приличном обществе, но как бы и под арестом.
И странная компания, состоящая из одного исполина и двух неуклюже ковыляющих крох, двинулась в господский дом, где их с нетерпением ожидали.
– Терзаюсь сомнениями, достоин ли я национальной истории? – спросил Карлюза у пришельца.
– Как же вас не предать истории? – удивился тот. – Вы чрезвычайно выпуклая фигура.
Один из воинов-скелетов, обожавший Такангора до дрожи в коленях, заметил, каким взглядом проводил его генерала тот, кто называл себя лордом Таванелем. Ни ненависти, ни злобы, ни неприязни не было в том взгляде. А все же – если бы скелеты имели спины, по которым могли бегать туда-обратно противные толстые мурашки с холодными лапками, он ощутил бы именно это. Даже ему, умершему еще во времена Валтасея Тоюмефа, стало не по себе, когда он случайно заглянул в ледяную бездну, притаившуюся под голубоватыми веками арестованного. И воин дал себе слово обязательно рассказать милорду Топотану о своих впечатлениях – вот только суметь бы найти нужные слова.
* * *
Для начала граф да Унара прочитал уже известный читателю фрагмент четвертой главы из докладной записки библиотекаря Папаты, а от себя добавил, что, будучи несмышленым мальчишкой, встретил как-то лорда Таванеля – того, что сидит сейчас во дворе под конвоем, когда отец впервые взял его с собой на охоту.
Заядлый охотник, старый граф выезжал в самые отдаленные провинции Тиронги, чтобы найти по-настоящему нетронутые уголки. И однажды нелегкая занесла их в Лялятпополис, в окрестности замка Таванель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116