– Девара учил меня обычаям кидона. Охоте. Езде верхом. Показал, как они разводят огонь, что едят. Как выпускают кровь из лошадей, если нет другой пищи. Научил пользоваться рогаткой, чтобы убивать птиц.
– За что он порезал тебе ухо?
Я попытался вспомнить. Часть времени, проведенного с кидона, словно была окутана густым туманом.
– У него была еда и вода, но он мне ничего не давал. Поэтому… я ушел от него, чтобы самому найти воду и пищу. Он запретил мне уходить, но я все равно ушел. Я думал, что умру от жажды и голода, если этого не сделаю.
Отец кивнул каким-то своим мыслям, и в его глазах загорелся интерес. Он не стал ругать меня за то, что я ослушался Девара. Может быть, посчитал, что я выучил урок, который он хотел мне преподать? Но стоил ли этот урок того, что мне пришлось вынести? Неожиданно во мне вспыхнула ненависть к отцу. Я подавил ее и заставил себя выслушать его вопрос.
– И все? Он за это так с тобой поступил?
– Нет. Нет. Это в первый раз.
– Итак… ты от него ушел. А потом вернулся за едой и пищей?
Я услышал в его вопросе разочарование, смешанное с удивлением.
– Нет, – вскинулся я. – Он меня догнал, сэр. Я не приползал к нему, умоляя о спасении. Когда я уехал от него, он помчался за мной. Он догнал меня на своем талди и порезал ухо, хотя я изо всех сил пытался от него убежать. Я не возвращался к нему и не стоял на месте, дожидаясь, когда он меня пометит. Я бы скорее умер, чем опустился бы до такого.
Наверное, возмущение в моем голосе потрясло отца.
– Ну конечно, Невар. Я знаю, что ты никогда бы так не поступил. Но когда он тебя догнал…
– Я ехал полтора дня, а потом сам нашел воду. Тогда я понял, что буду жить. И решил, что оттуда отправлюсь домой. Но он снова меня догнал, и той ночью я набросился на него и мы сражались, потом разговаривали, он меня учил тому, как кидона выживают на равнинах и как делают разные полезные вещи.
Я тяжело вздохнул и неожиданно почувствовал, что очень устал, словно несколько часов тренировался с сержантом Дюрилом, а не пару минут отвечал на вопросы. Я сказал об этом отцу.
– Я знаю, Невар, и скоро дам тебе отдохнуть. Только скажи мне, почему Девара так с тобой поступил. Пока я этого не услышу – от тебя, – я не буду знать, как себя вести. – Он нахмурился. – Надеюсь, ты понимаешь, что он нанес мне страшное оскорбление? И я не могу допустить, чтобы это сошло ему с рук. Я уже послал людей с приказом его найти. Он мне за все ответит! Но прежде чем я буду судить Девара, мне необходимо понять, что заставило его повести себя именно так.
Я всего лишь человек, Невар. Если между вами произошло что-то такое… чем можно объяснить такую его ярость… даже если, пусть и ненамеренно, ты нанес ему оскорбление, тогда как честный человек ты мне должен об этом рассказать. – Он подвинул кресло поближе к моей кровати и заговорил тише, словно открывал мне огромный секрет. – Боюсь, я получил у Девара гораздо более важный урок, чем ты, и такой же тяжелый. Я ему доверял, сын. Я знал, что он будет с тобой суров, что не станет ради тебя нарушать обычаи кидона. Он был моим врагом, однако врагом, достойным доверия – если эти слова можно употребить рядом. Я верил в его честь воина. Он дал мне слово, что будет учить тебя как самого обычного юного кидона. А потом… совершил такое… Я ошибся, Невар. И ты дорого заплатил за мою ошибку.
Я старался как можно тщательнее подбирать слова, потому что уже обдумал все, что со мной произошло. Если я открою отцу, что хотел стать дикарем, он больше никогда не будет меня уважать. И потому я сказал ему правду в том виде, в каком он мог ее принять.
– Девара сдержал свое слово, отец.
– Он нарушил свое слово. Порезать тебе ухо… Мне пришлось попросить доктора зашить твои раны. У тебя останутся шрамы, но не такие заметные, как хотелось бы Девара. С этим я мог бы смириться, поскольку ты признался, что ослушался его. Если честно, я предполагал, что ты вернешься домой с каким-нибудь шрамом – такова доля солдата. Но сознательно держать тебя под лучами палящего солнца, пока ты был беспомощен, позволить тебе обгореть, лишить воды… он про это ничего не говорил, да и я не слышал, чтобы такому наказанию подвергались воины кидона, проходящие подготовку. Думаю, он ударил тебя по голове. Ты что-нибудь помнишь?
Я покачал головой, и он кивнул, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями.
– Наверное, ты так ничего и не сможешь вспомнить. Частичная амнезия в результате ранения в голову. Думаю, ты довольно долго находился без сознания, раз так сильно обгорел.
Я раздумывал над его словами, которые он произнес в беседе с матерью, и теперь решил повторить их, чтобы он услышал это от меня.
– Ты знал, что я его ослушаюсь. Знал, что я вернусь домой с порезанным ухом – а то и хуже, – если он меня поймает.
Отец помолчал немного. Не думаю, что ему хотелось признаваться в этом мне.
– Я знал, что последствия твоего обучения могут быть и такими. – Он немного отодвинулся и, склонив голову набок, посмотрел на меня. – Как ты думаешь, это стоило того, чему ты у него научился?
Я задумался. Чему я научился у Девара? У меня не было внятного ответа на этот вопрос. Езда верхом и умение выживать в тяжелых условиях. Но что он сделал с моим разумом? Научил ли меня чему-нибудь действительно стоящему, показал ли то, чего я не знал? Или только обманывал, оскорблял и заставлял терпеть лишения? Я понимал, что отец вряд ли поможет мне отыскать ответы на эти вопросы. Значит, лучше их и не поднимать. И сделать так, чтобы отец успокоился.
– Наверное, то, чему я научился, стоит парочки шрамов. Ты же сам говорил, что шрам для солдата обычное дело. – В надежде, что он не станет больше терзать меня вопросами, я добавил: – Отец, прошу тебя, прости его. Я хочу, чтобы все закончилось. Я его ослушался. Он порезал мне ухо, как и обещал. Пусть так все и останется.
Он смотрел на меня, разрываясь между облегчением и удивлением.
– Ты знаешь, что я не могу этого сделать, сын. Он оставил тебя едва живого на нашем пороге, и, если мы позволим кидона хоть раз так поступить с будущим солдатом из благородной семьи, жители равнин посчитают, будто им дозволено творить такое и впредь. Девара не поймет и не оценит ни терпимости, ни прощения. Он будет уважать меня только в том случае, если я завоюю его уважение. – Он потер нос и устало добавил: – Мне следовало подумать об этом, когда я отдавал тебя в его руки. Боюсь, я слишком поздно понял, что совершил. Возможно, мои действия приведут к волнениям среди кидона. Теперь я уже не могу притвориться, будто ничего не произошло, или предоставить другим расхлебывать кашу, которую я заварил. Нет, сын. Я должен знать все, а потом действовать.
Во время его речи я тихонько почесывал заживающие ожоги на левой руке. От жира кожа облезала лохмотьями, и я был похож на рыбу в конце сезона миграции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187