Ее глаза широко раскрылись от удивления – оказывается, ее брату, будущему солдату, могут сниться сны, которые не пристало обсуждать с дамой, но я видел, что она осталась довольна – ведь я назвал ее «дама», а не «ребенок». Она снова откинулась на спинку и проговорила:
– В таком случае, Невар, я больше не буду тебя ни о чем спрашивать.
Да, какими же мы тогда были наивными…
Дни проходили за днями и складывались в месяцы – так сухие листья, падая на землю, постепенно превращаются в перегной. Я старался не думать о том, что со мной произошло, и почти забыл свой страшный сон. Ожоги зажили, зашитое ухо рубцевалось, а порезы стали шрамами, которые остались со мной навсегда. На голове у меня тоже остался шрам, похожий на крохотную проплешину. Я вернулся к обычной жизни, урокам и тренировкам. Но в душе у меня остался неприятный осадок, ведь теперь я знал, что, невзирая на ласковые слова, отец сомневается в моих способностях. Его сомнения стали и моими – и этого противника мне так никогда и не удалось одолеть.
Я сделал всего одну уступку своему недавнему прошлому. Поздней осенью я сказал отцу, что хочу один отправиться на охоту, дабы проверить себя. Он ответил, что это глупо, но я настаивал, и в конце концов он отпустил меня на шесть дней. Я сообщил, что намерен охотиться вдоль плато, начинавшегося неподалеку от берега реки, и действительно двинулся в ту сторону. Сначала я побывал на том месте, где Девара и его женщины стояли лагерем, когда отец решил отдать меня для получения необходимого опыта воину кидона. Пепел и камни, окружавшие кострище, а также след от палатки на земле остались единственным напоминанием о его присутствии. Неподалеку валялись ножны от моей старой кавалерийской сабли, и кожа, которой они были обтянуты, уже начала потихоньку гнить. Самой сабли я нигде не нашел. Может быть, ее забрал какой-нибудь путник, проходивший мимо. Впрочем, вряд ли он оставил бы ножны и взял только сам клинок. Я снова бросил ножны на землю и покинул место стоянки. Человек не может призвать к себе оружие, по крайней мере в моем мире. У меня заныл шрам на голове, я потер его и отвернулся от лагеря Девара. Мне не хотелось о нем думать.
Я направил Гордеца в сторону от нашего дома. С приходом осени степь изменилась, но я это учел и прикинул, сколько времени понадобится моему коню, чтобы проделать расстояние, которое талди Девара промчалась бешеным галопом. Первые два дня я скакал к своей цели галопом по утрам и переходил на шаг днем. Благодаря осенним дождям воды было больше, чем когда мы были здесь с Девара. Крошечные ручейки снова принялись журчать в ущельях и в своих руслах на плато. Я ожидал, что это путешествие в одиночестве вернет мне воспоминания и поможет успокоиться, но весенние события теперь казались еще более странными и непонятными.
Наконец мне удалось найти место, где Девара в последний раз развел костер. Я подъехал к нему днем и долго стоял на краю уступа, глядя на раскинувшуюся передо мной равнину. Закопченные камни оставались на прежнем месте, но вокруг них выросла трава. Я нашел обгоревшую палочку для разжигания огня, которую сделал под руководством Девара, а также обломок подаренной им рогатки.
У меня сложилось впечатление, будто он нарочно сжег все, что давал мне и что я сделал сам. Некоторое время я обдумывал это предположение, заодно вспомнив, как Девара пристрелил кобылу, которая привезла меня домой. Может быть, по его представлениям, я каким-то образом запятнал Кикшу и воин кидона больше не мог ездить на ней? Девара не оставил мне ни одного ответа на мои вопросы, а те, что я находил сам, так навсегда и останутся приправленными сомнениями.
Затем, рискуя жизнью, ну, или по меньшей мере конечностями, я спустился вниз по крутому склону, пытаясь отыскать вход в пещеру. Я много об этом думал и пришел к выводу, что там обязательно должна быть пещера и уступ, куда мы спрыгнули и где Девара дал мне лягушку, вызвавшую галлюцинации. Я не сомневался, что именно так все и было.
Я ничего не нашел. Мне не удалось обнаружить ни уступа, на котором я смог бы устоять, когда спрыгнул вниз, ни пещеры. Я снова взобрался наверх и сел на краю, глядя на далекую реку. Значит, мне все приснилось или явилось плодом воображения, растормошенного дымом того растения, что Девара велел мне жечь в костре. Все, до мельчайшей подробности.
Я развел огонь на прежнем кострище при помощи старого доброго кремня и провел около него ночь, хотя заснуть мне так и не удалось. Завернувшись в одеяло, я смотрел на звездное небо и раздумывал над верованиями дикарей. Может быть, добрый бог подарил им другую правду, отличающуюся от нашей? Или он вообще не имеет над ними власти? Возможно, их исчезающие боги еще не до конца потеряли свою силу и мне довелось побывать в царстве одного из таких языческих божеств? От этой мысли по спине у меня побежали мурашки. Неужели темные жестокие миры действительно существуют всего в одном шаге от страны сновидений?
Добрый бог может сотворить все, что пожелает, так говорит Писание. Нарисовать квадратный круг и превратить деяния тирана в справедливые поступки, взрастить надежду из высохших семян пустыни… Если он может сделать все это для нас, то, вероятно, старые боги обладали таким же могуществом и дарили его своим народам. А вдруг я увидел мир, не предназначенный для глаз моих соплеменников?
Мальчик, стоящий на границе взрослой жизни, нередко задумывается над подобными вопросами, и той ночью я тоже размышлял над ними. Это не слишком способствует мирному сну, и на следующее утро, так и не сомкнув глаз, но не чувствуя усталости, я встал на рассвете. Когда первые лучи осеннего солнца скользнули по уступу, где находился мой лагерь, я понял, что добрый бог решил ответить на мои молитвы. Поток света на мгновение пролился на кучу камней, ослепительно вспыхнувших мириадами крошечных солнц, – это оказались просто вкрапления слюды. Затем солнце поднялось выше, лучи упали под другим углом, и груда булыжников снова приобрела самый обычный скучный серый цвет. Я подошел к ним, присел на корточки и прикоснулся пальцем, почувствовав их реальность. Именно от одного из этих больших камней откололся маленький кусок, который сначала попал в мою рану, а затем вместе со мной и в отцовский дом. По крайней мере, он был настоящим и являлся частью моего мира. Я вскочил в седло Гордеца и направился в сторону дома.
Следующей ночью, словно для оправдания моей лжи отцу, я услышал шорох в кустах, растущих у маленького прудика в дальнем конце ущелья, где я разбил свой лагерь. Подкравшись поближе, я увидел оленя и убил его одним выстрелом. Затем перерезал ему горло, выпустил кровь, располосовал сухожилия на задних ногах и подвесил на кривое деревце, чтобы выпотрошить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187