ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Меня разбудил сигнал побудки. Я чувствовал себя разбитым, будто не спал вовсе. Все тело у меня было покрыто синяками и болело – печальное напоминание о вчерашней глупости.
В голове еще сохранились обрывки сна, совершенно не способствовавшего улучшению настроения. Остальные поднимались так же медленно и с трудом, как и я. И никто не знал, что делать дальше. Должны ли мы по-прежнему находиться в казарме и неужели нас опять оставят голодными? Мой бедный желудок жалобно заурчал, требуя еды, ему было все равно, опозорился его хозяин или нет. Я оделся и побрился, не обращая внимания на синяки и ссадины на лице, и вскоре был готов встретить новый день. Вопрос, который мучил нас всех, задал Спинк:
– Как вы думаете, нам стоит спуститься вниз и идти на завтрак, как будто ничего не случилось, или ждать здесь, пока не позовут?
Ответ пришел скоро. По лестнице взлетел довольно потрепанный капрал Дент и заявил, что мы должны немедленно построиться на плацу. Нас разбудили раньше, чем обычно, поэтому мы успели привести себя в порядок и выглядели вполне прилично, даже Орон и Джаред. Орону, правда, пришлось застегнуть куртку поверх висевшей на перевязи руки, а Джаред, казалось, еще не совсем пришел в себя после вчерашнего, но зато наш дозор вышел на плац в полном составе.
Утро выдалось холодное и хмурое. Мы стояли, глядя на занимающийся рассвет, и ждали. Затем раздался сигнал горна, а мы продолжали стоять, вытянувшись по стойке «смирно», и ждать. Я замерз, страшно хотел есть, а самое главное, был ужасно напуган. Когда наконец появился полковник Стит, я испытал одновременно и облегчение, и самый настоящий ужас. Не меньше часа он читал нам лекцию о традициях каваллы, чести Академии и ответственности каждого за свое подразделение. Он очень подробно объяснил нам, как сильно мы провинились. А потом пообещал всем суровое наказание за вчерашнюю драку, а зачинщиков с позором изгнать из стен Академии. Уже к середине его речи я почувствовал, что и надежда, и аппетит оставили меня.
Мы мрачно шагали на завтрак и с печальным видом вошли в непривычно тихую столовую. Мы дружно принялись за самый обычный завтрак, какой нам подавали каждый день, но он показался еще безвкуснее, нежели обычно, и, несмотря на голодные спазмы, терзавшие меня всю ночь, я довольно быстро понял, что больше не могу проглотить ни крошки. За столом почти никто не разговаривал, только все без конца переглядывались. Кого из нас посчитают зачинщиками драки и выгонят из Академии?
Вернувшись в казарму, чтобы взять книги для утренних занятий, мы первым же делом увидели ответ на свои вопросы. В учебной комнате стояли три собранных сундука. Моего среди них не было, и я испытал такое невероятное облегчение, что мне даже стало стыдно. Джаред смотрел на свой сундук с тупым безразличием. Видимо, все еще находясь под воздействием успокоительного, он не до конца осознавал размеры свалившегося на него несчастья. Трент медленно осел на пол и, не говоря ни слова, закрыл лицо руками. Лоферт, тощий, не слишком умный парень, который вообще редко открывал рот, простонал:
– Это нечестно! – Оглядываясь по сторонам, он искал у нас поддержки. Потом повторил громче: – Это нечестно! Что я сделал такого, чего не делали остальные? Почему я?
Этого никто не знал, и, думаю, мы все в глубине души спрашивали себя, почему выбрали не нас. Вскоре появился капрал Дент, объявивший, что нам пора на занятия. Затем он сообщил, что Джаред, Трент и Лоферт переедут в меблированные комнаты в городе. Отцам всех троих уже отправлены письма с известием об отвратительном проступке их сыновей. Начав строиться, мы почувствовали себя ужасно – нас стало девять, а ведь совсем недавно было двенадцать. Капрал отвел нас ускоренным маршем на первый урок и оставил около двери класса. Войдя внутрь, Трист тихонько проговорил:
– Ну, вот нам и первое отчисление.
– Да уж, – согласился Рори. – И должен признаться, я очень рад, что отчислили не меня.
Мне было гадко и стыдно, потому что я ощущал то же самое.
ГЛАВА 12
ПИСЬМА ИЗ ДОМА
Жизнь в Академии вошла в прежнюю колею, и привычная рутина подействовала на нас, словно лекарство на кровоточащую рану. Вскоре пустые койки и наш поредевший дозор, что особенно бросалось в глаза во время строевой подготовки, больше не казались нам чем-то странным и непривычным. Внешне почти ничего не изменилось, но в глубине души мое отношение к Академии и даже к кавалле стало другим. Ничто больше не казалось мне надежным и прочным, и я не мог быть уверен ни в своем будущем, ни в дружбе, ни в понятиях чести. Я стал свидетелем того, как всего за один день мечты и чаяния трех юношей были разрушены в прах. И не сомневался, что такое легко может произойти и со мной.
Если отчисление товарищей должно было заставить меня лучше учиться, то руководство Академии своей цели добилось. Я отдавал все свои силы занятиям, перестал думать о доме и даже не позволял себе сравнивать отношение начальства к сыновьям старых аристократов и к нам. Вскоре мы узнали, что ни одного кадета из Брингем-Хауса из Академии не исключили. Зато из Скелтзин-Холла отчислили четверых первокурсников, причем всех по совершенно несерьезным причинам. Безусловно, все наши противники, принимавшие участие в драке, получили взыскания и должны были отработать их на плацу. Наш капрал Дент целый месяц ходил с запавшими от усталости глазами, потому что ему приходилось вставать на час раньше, чтобы отбыть свое наказание. Но это было самое худшее, что выпало на их долю. Через некоторое время я вынужден был согласиться с Рори, однажды сказавшим: «Нас специально подставили, чтобы кого-нибудь отчислить. А мы, друзья мои, повели себя как полные идиоты».
Самое удивительное, что, когда эпизод с отчислением отошел на второй план, я начал получать настоящее удовольствие от жизни в Академии. От нас много требовали, мы были постоянно заняты, но, с другой стороны, все казалось простым и ясным. Весь мой день был расписан по минутам: я вставал, заслышав бой барабана, шел на занятия, делал уроки и безропотно отрабатывал взыскания, ел то, что лежало у меня на тарелке, и засыпал, когда гасили свет. Как и предсказывал отец, у меня появились друзья. При этом я продолжал чувствовать, что отношения между Тристом и Спинком оставались донельзя натянутыми. Мне нравились оба – Спинк за честность и высокие моральные принципы, а Трист за элегантность и ум. Если бы мог, я бы дружил с обоими, однако ни тот ни другой почему-то не были склонны подпускать меня слишком близко к себе.
Думаю, различия между ними особенно сильно проявлялись в том, как они вели себя с Колдером, поскольку сын начальника Академии стал неотъемлемой частью нашей жизни. Я помню, как он появился в нашей учебной комнате в первый раз, без приглашения и совершенно неожиданно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187