И
эта паранойя по отношению к иностранцам. Видите ли, русские очень
беспокоятся о том, что подумают о них другие люди. Для нас невыносима
мысль о том, что мы предстанем в плохом свете или какое-нибудь сравнение
будет не в нашу пользу. Как хозяйка, которая без ума от своего дома, и не
впустит внутрь никого, если там неприбрано. И нас еще очень огорчают
многие вещи. Поэтому мы и прячем себя от всего мира. Но это меняется.
Когда-нибудь мы покажем миру. Я уже не доживу, наверное... но это
случится.
- Что ж, когда это случится, я вздохну с облегчением.
Они немного прошли в молчании. Потом Андреев продолжил:
- Это кино вчера - там был мой отец, с армией Конева, которая
соединилась с американцами в Германии. Несколько месяцев шли разговоры,
что теперь они будут драться с американцами. Отец рассказывал, что
некоторые солдаты плакали, когда слышали это. Они не могли понять, зачем.
- Жизнь может быть безумной.
- А вы ее понимаете?
- Я устал пытаться. Я просто верю, что когда должен - платишь, когда
тебе должны - берешь, что имеешь - защищаешь, если можешь помочь -
помогаешь. А в остальном занимайся своим делом и оставь других в покое.
- И вы не хотите разрушить Советский Союз?
- Нет. Если только он не попытается разрушить нас.
- А если вы решите, что он вот-вот попытается? Вы нанесете
превентивный удар?
Мак-Кейн понял, в чем дело.
- Как Майскевику?
- Нас учили, что капиталисты начнут последнюю, отчаянную войну, они
выйдут из своего последнего окопа и попытаются спасти себя, но не
покорятся неизбежному триумфу мирового социализма.
- Посмотрите на Китай, Японию и всю остальную Азию и расскажите мне
про триумф мирового социализма еще раз. Мне кажется, что все наоборот - и
в окопах сидим не мы. А впрочем, может быть, мы точно так же думаем о вас.
Андреев грустно покачал головой.
- Нет веры, нет веры, - вздохнул он. - Почему всегда получается так?
Знаете ли, я однажды слышал историю про двух потерпевших кораблекрушение.
Они спасались на деревянном сундуке, полном воды и съестного, в море,
полном акул. Но чтобы залезть внутрь сундука, нужно было одному из них
спуститься в воду. А у них было весло, так что второй мог отгонять акул.
Но если бы он не отогнал акулу и позволил бы, чтобы его товарища съели, он
бы один остался с сундуком, полным еды. Они оба знали, что если поверят
друг другу, то, может быть, выживут оба. А если с едой останется только
один, то он-то выживет наверное. И ни один из них не прыгнул в воду,
потому что они не доверяли друг другу. И они умерли от голода, оба, на
сундуке, полном снеди. - Андреев посмотрел на Мак-Кейна. - Здесь та же
проблема. Как ее решить?
Мак-Кейн задумался.
- Я думаю, прежде всего надо решить, кто из нас акула.
Они остановились на площадке перед блоком В. Мак-Кейн посмотрел на
привычную картину, потом его взгляд вернулся к Андрееву. Он неожиданно
удивился: за что мог попасть в такое место такой, казалось бы, безобидный
человек?
- Что вы сделали, чтоб попасть сюда?
- А, это смешная история... Семьи у меня не осталось, и я вызвался
добровольцем, когда колония заселялась. Но им не понравилось кое-что из
того, что я говорил, и вместо того, чтобы отправить меня обратно, они
заперли меня здесь. Подрывной элемент - вот как меня назвали.
- Немногие в вашем возрасте попадают в космос.
- Ха! Насколько я помню, меня это не беспокоило. Забавно. Я даже не
помню, как следует, полет. Кстати, и многие другие чувствовали себя так
же. Как во сне. - Он сделал паузу и потер виски. - Даже если я просто
вспоминаю об этом, и то очень утомляет. Да мне все равно уже пора
отдыхать. Я уже не молод, не то, что вы... Если вы позволите, я, наверное,
пойду.
- Конечно. Спасибо за разговор. Доброй ночи.
Андреев скрылся в камере. Мак-Кейн заметил Скэнлона и Ко за одним из
столов, и направился к ним. Это могло быть плодом его воображения, но
несмотря на слова Андреева о том, что сплетня не распространится, он
чувствовал: множество глаз следит за ним; слишком многие отводили взгляд,
когда он оглядел площадку.
- Как дела у Андреева? - спросил Скэнлон.
- Он всегда казался мне очень одиноким человеком. Поэтому он много
говорит, а я слушаю. Он приехал сюда только потому, что внизу у него нет
семьи. - Мак-Кейн обвел рукой площадку. - Может быть, теперь все они - его
семья. Я не думаю, что он когда-нибудь задумывался о возвращении.
- Да... - Скэнлон с интересом посмотрел на Ко. - А ты когда-нибудь
задумывался о возвращении?
- Нисколько. - Ко набивал свою длинную обкуренную трубку смесью
табака и травок, которую он обычно курил. - В этом нет смысла. Кроме того,
там, откуда я прибыл, не все считают то, что я совершил, почтенным
поступком. -
Ко никогда не говорил, откуда он считал себя родом. - И это очень
важно, конечно. Возможно, что там мне пришлось бы значительно хуже, чем
здесь.
- А ты не хочешь внести свою лепту в то, что многие называют век
Азии? - поинтересовался Мак-Кейн. Ко с шумом раскурил трубку.
- Возможно, я уже сделал это.
Он несколько раз затянулся, и его усилия были вознаграждены облачком
ароматного дыма, который он выдохнул в воздух.
- А что ты сделал? - настаивал Мак-Кейн.
- Может быть, когда-нибудь я расскажу вам об этом, - загадочно
ответил Ко. - В любом случае, чему предназначено случиться, то случится, и
это долгий путь, со мной ли, без меня. Я думаю, что все Христы, Наполеоны,
Гитлеры и Чингиз Ханы вовсе не влияли на историю. Они всего лишь немного
ускоряли или приостанавливали ее ход на пути к неизбежным событиям.
- Так что Азия в любом случае должна была расцвести в двадцать первом
веке?
- Да, конечно. У вас был Мальтус, и вам казалось, что ваши ресурсы
истощаются, у нас был Конфуций. Но люди - вот единственный ресурс, который
важен, ибо человеческий гений творит все остальное - а ведь у нас тридцать
процентов мирового прироста населения. Если взглянуть на это именно так,
то неизбежность происшедшего очевидна.
Скэнлон слушал, наклонив голову набок, словно вещи открывались перед
ним в совершенно новой и неизвестной перспективе.
- Продолжай, Ко. Это мысль. Так ты говоришь, что все это было
неизбежно, так?
- Очевидно. - Ко пожал плечами. - Но Запад сам ускорил процесс.
- То есть? - не понял Мак-Кейн.
- Вы превратили Третий мир в колонии и задержали его развитие на
века. Но поступая так, вы просто натягивали пружину. А когда после Второй
мировой войны пружина распрямилась, ничто не могло сдержать той энергии и
пыла, с которым наверстывалось упущенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
эта паранойя по отношению к иностранцам. Видите ли, русские очень
беспокоятся о том, что подумают о них другие люди. Для нас невыносима
мысль о том, что мы предстанем в плохом свете или какое-нибудь сравнение
будет не в нашу пользу. Как хозяйка, которая без ума от своего дома, и не
впустит внутрь никого, если там неприбрано. И нас еще очень огорчают
многие вещи. Поэтому мы и прячем себя от всего мира. Но это меняется.
Когда-нибудь мы покажем миру. Я уже не доживу, наверное... но это
случится.
- Что ж, когда это случится, я вздохну с облегчением.
Они немного прошли в молчании. Потом Андреев продолжил:
- Это кино вчера - там был мой отец, с армией Конева, которая
соединилась с американцами в Германии. Несколько месяцев шли разговоры,
что теперь они будут драться с американцами. Отец рассказывал, что
некоторые солдаты плакали, когда слышали это. Они не могли понять, зачем.
- Жизнь может быть безумной.
- А вы ее понимаете?
- Я устал пытаться. Я просто верю, что когда должен - платишь, когда
тебе должны - берешь, что имеешь - защищаешь, если можешь помочь -
помогаешь. А в остальном занимайся своим делом и оставь других в покое.
- И вы не хотите разрушить Советский Союз?
- Нет. Если только он не попытается разрушить нас.
- А если вы решите, что он вот-вот попытается? Вы нанесете
превентивный удар?
Мак-Кейн понял, в чем дело.
- Как Майскевику?
- Нас учили, что капиталисты начнут последнюю, отчаянную войну, они
выйдут из своего последнего окопа и попытаются спасти себя, но не
покорятся неизбежному триумфу мирового социализма.
- Посмотрите на Китай, Японию и всю остальную Азию и расскажите мне
про триумф мирового социализма еще раз. Мне кажется, что все наоборот - и
в окопах сидим не мы. А впрочем, может быть, мы точно так же думаем о вас.
Андреев грустно покачал головой.
- Нет веры, нет веры, - вздохнул он. - Почему всегда получается так?
Знаете ли, я однажды слышал историю про двух потерпевших кораблекрушение.
Они спасались на деревянном сундуке, полном воды и съестного, в море,
полном акул. Но чтобы залезть внутрь сундука, нужно было одному из них
спуститься в воду. А у них было весло, так что второй мог отгонять акул.
Но если бы он не отогнал акулу и позволил бы, чтобы его товарища съели, он
бы один остался с сундуком, полным еды. Они оба знали, что если поверят
друг другу, то, может быть, выживут оба. А если с едой останется только
один, то он-то выживет наверное. И ни один из них не прыгнул в воду,
потому что они не доверяли друг другу. И они умерли от голода, оба, на
сундуке, полном снеди. - Андреев посмотрел на Мак-Кейна. - Здесь та же
проблема. Как ее решить?
Мак-Кейн задумался.
- Я думаю, прежде всего надо решить, кто из нас акула.
Они остановились на площадке перед блоком В. Мак-Кейн посмотрел на
привычную картину, потом его взгляд вернулся к Андрееву. Он неожиданно
удивился: за что мог попасть в такое место такой, казалось бы, безобидный
человек?
- Что вы сделали, чтоб попасть сюда?
- А, это смешная история... Семьи у меня не осталось, и я вызвался
добровольцем, когда колония заселялась. Но им не понравилось кое-что из
того, что я говорил, и вместо того, чтобы отправить меня обратно, они
заперли меня здесь. Подрывной элемент - вот как меня назвали.
- Немногие в вашем возрасте попадают в космос.
- Ха! Насколько я помню, меня это не беспокоило. Забавно. Я даже не
помню, как следует, полет. Кстати, и многие другие чувствовали себя так
же. Как во сне. - Он сделал паузу и потер виски. - Даже если я просто
вспоминаю об этом, и то очень утомляет. Да мне все равно уже пора
отдыхать. Я уже не молод, не то, что вы... Если вы позволите, я, наверное,
пойду.
- Конечно. Спасибо за разговор. Доброй ночи.
Андреев скрылся в камере. Мак-Кейн заметил Скэнлона и Ко за одним из
столов, и направился к ним. Это могло быть плодом его воображения, но
несмотря на слова Андреева о том, что сплетня не распространится, он
чувствовал: множество глаз следит за ним; слишком многие отводили взгляд,
когда он оглядел площадку.
- Как дела у Андреева? - спросил Скэнлон.
- Он всегда казался мне очень одиноким человеком. Поэтому он много
говорит, а я слушаю. Он приехал сюда только потому, что внизу у него нет
семьи. - Мак-Кейн обвел рукой площадку. - Может быть, теперь все они - его
семья. Я не думаю, что он когда-нибудь задумывался о возвращении.
- Да... - Скэнлон с интересом посмотрел на Ко. - А ты когда-нибудь
задумывался о возвращении?
- Нисколько. - Ко набивал свою длинную обкуренную трубку смесью
табака и травок, которую он обычно курил. - В этом нет смысла. Кроме того,
там, откуда я прибыл, не все считают то, что я совершил, почтенным
поступком. -
Ко никогда не говорил, откуда он считал себя родом. - И это очень
важно, конечно. Возможно, что там мне пришлось бы значительно хуже, чем
здесь.
- А ты не хочешь внести свою лепту в то, что многие называют век
Азии? - поинтересовался Мак-Кейн. Ко с шумом раскурил трубку.
- Возможно, я уже сделал это.
Он несколько раз затянулся, и его усилия были вознаграждены облачком
ароматного дыма, который он выдохнул в воздух.
- А что ты сделал? - настаивал Мак-Кейн.
- Может быть, когда-нибудь я расскажу вам об этом, - загадочно
ответил Ко. - В любом случае, чему предназначено случиться, то случится, и
это долгий путь, со мной ли, без меня. Я думаю, что все Христы, Наполеоны,
Гитлеры и Чингиз Ханы вовсе не влияли на историю. Они всего лишь немного
ускоряли или приостанавливали ее ход на пути к неизбежным событиям.
- Так что Азия в любом случае должна была расцвести в двадцать первом
веке?
- Да, конечно. У вас был Мальтус, и вам казалось, что ваши ресурсы
истощаются, у нас был Конфуций. Но люди - вот единственный ресурс, который
важен, ибо человеческий гений творит все остальное - а ведь у нас тридцать
процентов мирового прироста населения. Если взглянуть на это именно так,
то неизбежность происшедшего очевидна.
Скэнлон слушал, наклонив голову набок, словно вещи открывались перед
ним в совершенно новой и неизвестной перспективе.
- Продолжай, Ко. Это мысль. Так ты говоришь, что все это было
неизбежно, так?
- Очевидно. - Ко пожал плечами. - Но Запад сам ускорил процесс.
- То есть? - не понял Мак-Кейн.
- Вы превратили Третий мир в колонии и задержали его развитие на
века. Но поступая так, вы просто натягивали пружину. А когда после Второй
мировой войны пружина распрямилась, ничто не могло сдержать той энергии и
пыла, с которым наверстывалось упущенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127