И между ними нет родства или связи.
Лампочка на потолке мигнула три раза: сигнал за пять минут до отбоя.
Хабер и Рашаззи поднялись из-за стола и подошли к ним. Мак-Кейн
подвинулся, давая место Хаберу. Рашаззи залез на верхнюю койку и сел,
свесив ноги.
Ко продолжал:
- Рим был выражением Классического Человека, который не смог овладеть
понятием бесконечности и избегал его, где только возможно. Взгляните на
рисунки, роспись на вазах. Только передний план, никакого фона. Видите -
он избегал вызова расстояний и безграничного пространства. В его зданиях
доминировали фронтоны, подавляя и отрицая внутренность. Он боялся
открытого океана и плавал, не теряя земли из виду. Его мир был миром без
времени: прошлое лежало в сумрачном неменяющемся царстве богов, а на
будущее он не делал никаких планов... Другими словами, все, что было
создано Классическим Человеком, выражало одно восприятие: восприятие
конечного и ограниченного мира. Даже его математика ограничивалась только
изучением конечных статических объектов: геометрических фигур,
ограниченных линиями, тел, ограниченных плоскостями. Время никогда не
рассматривалось, как динамическая переменная - это то, что первым открыл
Зенон, и что вело к неразрешимым парадоксам. Даже система счисления
Классического Человека не содержала ни отрицательных, ни иррациональных
чисел - не потому, что он был интеллектуально неспособен обращаться с
ними, а просто потому, что его видение мира не включало в себя ничего, что
можно было бы описать этими числами. В конечном осязаемом мире числа
только лишь перечисляют конечные, осязаемые предметы. И вполне естественно
то, что доминирующей формой искусства его культуры должна была стать
скульптура: статические конечные объекты, ограниченные поверхностью.
Рашаззи хотел что-то сказать, но потом задумчиво потер подбородок и
кивнул, определенно решив не перебивать. Из дальнего конца камеры донесся
голос гремящего о чем-то Смовака.
- Но Классический Человек умер, и Европа застыла в неподвижности на
столетия упадка, пока не возник Западный Человек. Так возникает каждая
новая культура: в течение тысяч лет не происходит ничего значительного,
пока неожиданно, сметая в сторону старый порядок, и торопясь созидать
новый, не возникнет новый человек с совершенно новым взглядом на мир.
Западный Человек возник на обломках европейского феодализма - и не
перевоплощением Классического Человека, а вновь рожденным, с новыми
началами и принципами.
Западный Человек не только воспринял изменение и бесконечность - он
радовался им - с неиссякаемой, движущей энергией, подобного которой мир
еще не видел. После застоя темных веков все, что создал новый человек,
было восхвалением и символом вновь обретенных свобод. Расчеты Ньютона и
Лейбница были языком вселенной не статичной и ограниченной, но бесконечной
и динамической, вселенной, оружием к изучению которой стали страсть к
научным открытиям, плавания вокруг земного шара. Его искусство отражения
перспективы соединилось с парящими готическими арками в радостном
осознании неограниченного бесконечного пространства. А что стало
доминирующей формой искусства и достигло своего зенита выразительности
вместе с апогеем самой культуры в восемнадцатом веке? Музыка, конечно. Что
же еще воплощала в звуках музыка Моцарта и Бетховена, как не путешествия
скрипок и флейт сквозь богато оркестрованные пространства, пышное
многоцветье барочных портиков и кривые бесконечных расчетов, призвание
разума и силу интеллекта?
Ко остановился и грустно посмотрел в пространство перед собой. В его
голосе появилась нота сожаления.
- Но как и Классический Человек до него - и как любой организм,
который прожил дольше положенного и умирает - Западный Человек тоже не был
бессмертным. И, как и Классический Человек, он отступил перед реальностью,
которой его природа не могла воспринять. И проблемы, которые преследуют
его до сих пор - это последствия.
- Ты хочешь сказать, наши местные, сегодняшние проблемы? - спросил
Рашаззи.
- Да. Классический Человек не мог примириться с бесконечностью
времени и пространства, и Западного Человека создало столкновение с
физической бесконечностью: бесконечность потенциального роста и развития,
которая заложена в сам эволюционный процесс и в творческую мощь разума.
Хотя и свободный от тирании феодализма, Западный Человек тем не менее в
своем видении мира изначально мальтузианец, ограниченный сегодняшним
восприятием и возможностями. Он расширил свой кругозор до горизонта, но не
дальше. Как открыто символизируют это непрерывные функции его математики,
он живет в плавно и равномерно изменяющемся мире, упорядоченном и
цивилизованном, мире, неспособном приспособиться к неожиданным прыжкам.
Случайно ли, что мир Западного Человека начал разваливаться в конце
девятнадцатого века, встав лицом к лицу с разрывами относительности,
квантовой механикой, эволюцией и ограничениями роста промышленной
экономики? Он не может справиться с фазовыми изменениями. Да, конечно,
отдельные личности рассматривали эту концепцию, так же, как и Зенон играл
с математическими бесконечностями; но коллективный разум Западного
Человека был неспособен понять, что значит эта концепция. И таким образом
он вступил в свою собственную темную эпоху упадка.
Мигнул сигнал отбоя. Послышался голос Смовака:
- Эй там, в конце! Пора кончать. Не шумите.
- Оскар, ты шумишь больше, чем все они вместе взятые, - огрызнулся
Мунгабо из-за стола. Группа разошлась по койкам.
- Так подумаешь - мы махонькая часть всего... но если призадуматься,
то ведь правда, - сказал со своей койки Скэнлон, когда Мак-Кейн влез под
одеяло.
- А почему ты так заинтересовался трепом Ко?
- Не знаю. Это новый взгляд на вещи, - Скэнлон помолчал. - Наверное,
человеку приятно думать, кто он есть и что он сделает такого, что значит
хоть что-то, вроде как эти камушки, о которых говорил Ко... По-моему,
каждому приятнее думать, что то, что он сделал, будет устроено в чем-то
стоящем, а не валяться в пыли.
Мак-Кейн повернулся и посмотрел на него. Скэнлон глядел в потолок,
погруженный в мысли. Тут свет выключили.
Полчаса спустя Мак-Кейн все еще лежал в темноте, напрягая все свои
чувства, чтобы уловить ту тишину, которая сказала бы ему, что вся камера
уже заснула. Было не исключено, что система слежки включала в себя
инфракрасные датчики, регистрирующие движения тела в темноте, или другие
штучки, которые Рашаззи не смог обнаружить - в любом случае без риска было
не обойтись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Лампочка на потолке мигнула три раза: сигнал за пять минут до отбоя.
Хабер и Рашаззи поднялись из-за стола и подошли к ним. Мак-Кейн
подвинулся, давая место Хаберу. Рашаззи залез на верхнюю койку и сел,
свесив ноги.
Ко продолжал:
- Рим был выражением Классического Человека, который не смог овладеть
понятием бесконечности и избегал его, где только возможно. Взгляните на
рисунки, роспись на вазах. Только передний план, никакого фона. Видите -
он избегал вызова расстояний и безграничного пространства. В его зданиях
доминировали фронтоны, подавляя и отрицая внутренность. Он боялся
открытого океана и плавал, не теряя земли из виду. Его мир был миром без
времени: прошлое лежало в сумрачном неменяющемся царстве богов, а на
будущее он не делал никаких планов... Другими словами, все, что было
создано Классическим Человеком, выражало одно восприятие: восприятие
конечного и ограниченного мира. Даже его математика ограничивалась только
изучением конечных статических объектов: геометрических фигур,
ограниченных линиями, тел, ограниченных плоскостями. Время никогда не
рассматривалось, как динамическая переменная - это то, что первым открыл
Зенон, и что вело к неразрешимым парадоксам. Даже система счисления
Классического Человека не содержала ни отрицательных, ни иррациональных
чисел - не потому, что он был интеллектуально неспособен обращаться с
ними, а просто потому, что его видение мира не включало в себя ничего, что
можно было бы описать этими числами. В конечном осязаемом мире числа
только лишь перечисляют конечные, осязаемые предметы. И вполне естественно
то, что доминирующей формой искусства его культуры должна была стать
скульптура: статические конечные объекты, ограниченные поверхностью.
Рашаззи хотел что-то сказать, но потом задумчиво потер подбородок и
кивнул, определенно решив не перебивать. Из дальнего конца камеры донесся
голос гремящего о чем-то Смовака.
- Но Классический Человек умер, и Европа застыла в неподвижности на
столетия упадка, пока не возник Западный Человек. Так возникает каждая
новая культура: в течение тысяч лет не происходит ничего значительного,
пока неожиданно, сметая в сторону старый порядок, и торопясь созидать
новый, не возникнет новый человек с совершенно новым взглядом на мир.
Западный Человек возник на обломках европейского феодализма - и не
перевоплощением Классического Человека, а вновь рожденным, с новыми
началами и принципами.
Западный Человек не только воспринял изменение и бесконечность - он
радовался им - с неиссякаемой, движущей энергией, подобного которой мир
еще не видел. После застоя темных веков все, что создал новый человек,
было восхвалением и символом вновь обретенных свобод. Расчеты Ньютона и
Лейбница были языком вселенной не статичной и ограниченной, но бесконечной
и динамической, вселенной, оружием к изучению которой стали страсть к
научным открытиям, плавания вокруг земного шара. Его искусство отражения
перспективы соединилось с парящими готическими арками в радостном
осознании неограниченного бесконечного пространства. А что стало
доминирующей формой искусства и достигло своего зенита выразительности
вместе с апогеем самой культуры в восемнадцатом веке? Музыка, конечно. Что
же еще воплощала в звуках музыка Моцарта и Бетховена, как не путешествия
скрипок и флейт сквозь богато оркестрованные пространства, пышное
многоцветье барочных портиков и кривые бесконечных расчетов, призвание
разума и силу интеллекта?
Ко остановился и грустно посмотрел в пространство перед собой. В его
голосе появилась нота сожаления.
- Но как и Классический Человек до него - и как любой организм,
который прожил дольше положенного и умирает - Западный Человек тоже не был
бессмертным. И, как и Классический Человек, он отступил перед реальностью,
которой его природа не могла воспринять. И проблемы, которые преследуют
его до сих пор - это последствия.
- Ты хочешь сказать, наши местные, сегодняшние проблемы? - спросил
Рашаззи.
- Да. Классический Человек не мог примириться с бесконечностью
времени и пространства, и Западного Человека создало столкновение с
физической бесконечностью: бесконечность потенциального роста и развития,
которая заложена в сам эволюционный процесс и в творческую мощь разума.
Хотя и свободный от тирании феодализма, Западный Человек тем не менее в
своем видении мира изначально мальтузианец, ограниченный сегодняшним
восприятием и возможностями. Он расширил свой кругозор до горизонта, но не
дальше. Как открыто символизируют это непрерывные функции его математики,
он живет в плавно и равномерно изменяющемся мире, упорядоченном и
цивилизованном, мире, неспособном приспособиться к неожиданным прыжкам.
Случайно ли, что мир Западного Человека начал разваливаться в конце
девятнадцатого века, встав лицом к лицу с разрывами относительности,
квантовой механикой, эволюцией и ограничениями роста промышленной
экономики? Он не может справиться с фазовыми изменениями. Да, конечно,
отдельные личности рассматривали эту концепцию, так же, как и Зенон играл
с математическими бесконечностями; но коллективный разум Западного
Человека был неспособен понять, что значит эта концепция. И таким образом
он вступил в свою собственную темную эпоху упадка.
Мигнул сигнал отбоя. Послышался голос Смовака:
- Эй там, в конце! Пора кончать. Не шумите.
- Оскар, ты шумишь больше, чем все они вместе взятые, - огрызнулся
Мунгабо из-за стола. Группа разошлась по койкам.
- Так подумаешь - мы махонькая часть всего... но если призадуматься,
то ведь правда, - сказал со своей койки Скэнлон, когда Мак-Кейн влез под
одеяло.
- А почему ты так заинтересовался трепом Ко?
- Не знаю. Это новый взгляд на вещи, - Скэнлон помолчал. - Наверное,
человеку приятно думать, кто он есть и что он сделает такого, что значит
хоть что-то, вроде как эти камушки, о которых говорил Ко... По-моему,
каждому приятнее думать, что то, что он сделал, будет устроено в чем-то
стоящем, а не валяться в пыли.
Мак-Кейн повернулся и посмотрел на него. Скэнлон глядел в потолок,
погруженный в мысли. Тут свет выключили.
Полчаса спустя Мак-Кейн все еще лежал в темноте, напрягая все свои
чувства, чтобы уловить ту тишину, которая сказала бы ему, что вся камера
уже заснула. Было не исключено, что система слежки включала в себя
инфракрасные датчики, регистрирующие движения тела в темноте, или другие
штучки, которые Рашаззи не смог обнаружить - в любом случае без риска было
не обойтись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127