ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Теперь ее голос не был сладостным шепотом.
— Встань.
Какая-то сила потянула его, давление ее было нежным, как паутина, но крепким, как железо. Мышцы его сжимались помимо воли, но он сопротивлялся. Некоторое время назад он прилагал усилия, чтобы встать, сейчас он изо всех сил пытался остаться лежать.
— Зачем ты противишься мне, — надулась Схоуди. Ее холодная рука, коснувшись его груди, скользнула ниже, к животу. Он вздрогнул и потерял власть над своим телом, когда воля девушки взяла его в тиски. Неодолимая, но неощутимая сила подняла его на ноги. Он качался в темноте, не в силах обрести равновесие. — Мы отдадим им меч, — ворковала Схоуди, — черный меч — о! — мы получим такие прелестные подарки…
— Где… мои… друзья? — хрипло спросил Саймон.
— Молчи, дурачок. Выйди во двор.
Он, беспомощно спотыкаясь, пересек комнату, больно ударяясь о невидимые предметы, качаясь, как неумело управляемая марионетка.
— Вот, — сказала Схоуди.
Дверь распахнулась, петли заскрипели, комната наполнилась мрачным красноватым светом. Она остановилась в дверях, светлые волосы развевал ветер.
— Иди сюда, Саймон. Смотри, какая ночь! Бурная ночь!
Костер во дворе полыхал. Маяк пламени почти достигал покатой крыши и отбрасывал Красные отблески на потрескавшиеся стены аббатства. Дети Схоуди, и маленькие, и постарше, кидали в костер самые разные и странные предметы: ломаные стулья и другую разбитую мебель. Сухостой, добытый из леса, горел с непрерывным шипением. По-видимому, в костер бросали все, что попадалось под руку: камни, кости, битую посуду и осколки цветного стекла из витражей аббатства. Освещенные пляшущим пламенем глаза детей вспыхивали желтым светом, как у лисиц.
Неверным шагом Саймон сошел в заснеженный двор, Схоуди шла следом. Тоскливый вой пронзил ночную тишину, звук отчаянного одиночества. Медленно, как разнежившаяся на солнце черепаха, Саймон повернул голову к зеленоглазой тени, сидящей на вершине холма за поляной. Луч надежды осенил Саймона, когда она подняла морду и снова завыла.
— Кантака! — крикнул он. Имя это прозвучало странно в его непослушных губах. Волчица не подошла ближе. Она снова задрала морду и завыла. Страх и отчаяние слышались в этом звуке так явственно, как будто она говорила по-человечьи.
— Мерзкое животное, — заметила Схоуди брезгливо. — Поедательница детей, воющая на луну. Она не подойдет к дому Схоуди. Она не разрушит моих чар. — Колдунья уставилась на зеленые глаза, и вой Кантаки превратился в повизгивание боли. Через мгновение волчица повернулась и исчезла за холмом. Саймон в душе произнес проклятие и снова изо всех сил попытался освободиться, но по-прежнему остался беспомощным, как котенок, которого держат за шкирку. Только голова, казалось, принадлежала ему, а каждое движение чужого тела было болезненным и трудным. Он медленно обернулся, ища глазами Бинабика и Слудига, и замер, глаза его расширились.
Две скрюченные фигуры, одна маленькая, другая большая, лежали на заснеженной земле у облупленной стены. Слезы замерзли жгучими льдинками на щеках Саймона, но какая-то сила потянула его голову назад, повернула ее и заставила против воли сделать еще один шаг к костру.
— Стой, — сказала Схоуди. Ее широкая белая ночная рубашка развевалась на ветру, ноги были босы. — Я не хочу, чтобы ты подходил слишком близко. Ты можешь обгореть, и это тебя испортит. Стань вон там. — Полной рукой она показала на место в двух шагах, и Саймон, ощущая себя продолжением ее руки, прошел по талому снегу на место, указанное ею.
— Врен! — крикнула, Схоуди. Казалось, ее охватила какая-то безумная радость. — Где веревка? И где ты сам?
Темноволосый парнишка возник в дверях аббатства.
— Я здесь, Схоуди.
— Свяжи его хорошенькие ручки;
Врен рванулся вперед, скользя по обледенелой земле. Он ухватил вялые руки Саймона, оттянув их назад и ловко связал веревкой.
— Зачем ты это делаешь, Врен? — спросил пораженный Саймон. — Мы были добры к тебе.
Хирка ничего не ответил и потуже затянул узлы. Покончив с этим, он положил маленькие руки на плечи Саймона и толкнул его туда, где уже лежали, скорчившись, Слудиг и Бинабик.
Как и у Саймона, руки у них были связаны за спиной. Глаза Бинабика поймали взгляд Саймона, белки их блеснули в отсветах костра. Слудиг дышал, но был без чувств, струйка слюны застыла у него на бороде.
— Друг Саймон, — просипел тролль, но эти слова тяжело дались ему. Маленький человечек набрал воздуха, как бы пытаясь сказать что-то еще, но снова погрузился в молчание.
На другом конце двора Схоуди наклонилась, чтобы очертить круг в тающем снегу, рассыпая струйкой красноватый порошок. Затем она начала царапать знаки на размокшей земле, высунув язык, как старательная ученица. Врен стоял на некотором расстоянии, переводя глаза с нее на Саймона и обратно, причем лицо его не выражало никаких чувств, кроме чисто животного внимания к происходящему.
Перестав подбрасывать в костер, дети столпились у стены аббатства. Одна из малышек уселась на землю в своем тонком одеянии и тихо заплакала, мальчик постарше небрежно погладил ее по головке, как бы успокаивая. Они все неотрывно следили за действиями Схоуди. Ветер раздул костер в дрожащий огненный столб, который окрасил их серьезные мордашки в пунцовый цвет.
— Ну, где Гонза? — спросила Схоуди, плотнее закутываясь в ночную рубашку и выпрямляясь. — Гонза!
— Я приведу ее, Схоуди, — сказал Врен. Он исчез в тени за углом аббатства на несколько мгновений и вернулся с черноволосой девочкой-хиркой, на год или два старше его. Между ними покачивалась тяжелая корзина, задевавшая за все неровности почвы, пока они не опустили ее у пухлых ног Схоуди. Оба затем побежали к остальным детям, сгрудившимся у стены. Вернувшись к ним, Врен стал впереди группы, вытащил из-за пояса нож и начал нервно кромсать им оставшийся кусок веревки. Саймон чувствовал напряжение, исходившее от мальчугана на другом конце двора, но причина этого оставалась неясной для его вялого сознания.
Схоуди нагнулась к корзине и вынула череп, нижняя челюсть которого держалась всего на нескольких полосках высохшей кожи, так что безглазое лицо, казалось, разинуло рот в изумлении. Корзина, как теперь стало понятно Саймону, была доверху наполнена черепами. Ему вдруг стало понятно, куда подевались родители всех этих детей. Его занемевшее тело непроизвольно дернулось, но он отметил это лишь краешком сознания, как будто это произошло с кем-то другим, далеким. Врен ковырял блестящим лезвием конец веревки, лицо его было нахмурено. Саймон вспомнил: среди прочих обязанностей Врена Схоуди упомянула и то, что он был для нее и мясником, и поваром. Сердце его упало.
Схоуди подняла перед собой череп, ее странно миловидное лицо было полностью поглощено созерцанием, как у ученого, внимательно изучающего таблицу сложных математических формул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215