Саймон рассказал Джирики о потерянном мече, но ситхи только пожал плечами, не потеряв спокойствия, что рассердило Саймона. Ничего не поделаешь.
Саймон поднял голову. Он зашел далеко вверх по течению реки в послеполуденной тишине. Дом Джирики с его вывязанными из узлов гобеленами, исчез из поля зрения. Он присел на камень и следил, как белая цапля замерла в мелкой воде заводи, незаметно устремив взгляд в воду, притворяясь безразличной, чтобы не испугать осторожную рыбешку.
Он был уверен, что прошло не меньше трех недель с момента его появления в долине. Последние несколько дней его заточение стало казаться ему неудачной затянувшейся шуткой, которая может всем испортить настроение.
— Что я могу поделать?! — в отчаянии он выковырял из грязи прутик и швырнул его далеко в воду. — Как отсюда выбраться?!
Вспоминая свой грандиозный провал с первой попыткой побега и другие подобные попытки, Саймон сердито фыркнул и швырнул в реку еще один прутик. Каждая попытка приводила его в центр Джао э-Тинукай.
Как мог я быть таким болваном? — горько размышлял он. Почему я думал, что отсюда так легко учти, когда мы с Адиту, чтобы добраться сюда, должны были вырваться из зимы? Прутик немного повертелся на воде, как флюгер, а затем исчез в водовороте.
Вот так и я, думал он. Именно таким я и буду для этих ситхи. Побыл немножко, а потом, прежде чем они успеют понять, что я состарился, — умру. От этой мысли в горле застрял ком ужаса. Вдруг ему страшно захотелось оказаться среди своих, век которых так краток. Он обрадовался бы даже Рейчел Дракону, все лучше, чем эти сладкоголосые бессмертные с кошачьими глазами.
Им овладел беспокойство, он вскарабкался наверх, прочь от воды, через заросли тростника, назад к тропинке. По пути он чуть не столкнулся с ситхи, на котором были только тонкие просторные штаны. Он стоял в прибрежных зарослях, глядя на реку. На миг Саймону показалось, что ситхи следит за ним, но точеное лицо незнакомца не изменило выражения при приближении Саймона. Ситхи продолжал смотреть мимо него, что-то тихонько напевая про себя, какую-то легкую мелодию, полную шипящих звуков и пауз, даже когда юноша прошел рядом. При этом он сосредоточенно смотрел на дерево, наполовину стоявшее в воде.
Саймон не мог сдержаться и рыкнул от раздражения. Что это за создания? Они бродят, как лунатики, несут какую-то околесицу, даже Джирики иногда говорит настолько непонятно, что, кажется, мысли его движутся по кругу, а ведь он самый прямодушный из всей этой братии. И все они смотрят на Саймона как на какое-то насекомое, в тех случаях, когда вообще замечают его.
Несколько раз ему встретились ситхи, которые, он уверен, были Киушапо и Сиянди — те двое, что сопровождали Джирики и Саймона на север от Альдхррта к подножию Урмсхейма, но они не подали вида, что узнали его, и никак его не приветствовали. Саймон, конечно, не мог бы поклясться, что это точно они, но то, как они осторожно отводили глаза при встрече с ним, подтверждало, что он не ошибся.
После перехода через северную пустыню соплеменники Джирики Аннаи и солдат-эркинландец Гримрик погибли на драконьей горе Урмсхейм, у ледяного водопада, известного под названием Дерево Удуна. Они вместе похоронены, смертный и бессмертный. Этого, по словам Джирики, никогда не бывало доселе: подобная связь двух рас была неизвестна на протяжении веков. Теперь Саймон, смертный, пришел в запретное место Джао э-Тинукай. Киушапо и Сиянди, возможно, не одобряют его появления здесь, но им же известно, что он спас их принца Джирики, и они знают, что Саймон — Хикка Стайя, Носитель Белой стрелы, так почему они так усиленно его избегают? Если Саймон ошибся, все равно настоящие Киушапо и Сиянди должны были бы разыскать его, раз уж он единственный смертный среди их племени. Неужели они так рассержены его появлением здесь, что не хотят даже поздороваться? Может быть, им стыдно за Джирики, который привел его в эту тайную долину? Так почему не сказать этого, почему вообще не сказать хоть что-нибудь? По крайней мере дядюшка Джирики Кендарайо'аро ясно и публично признался в своей неприязни к смертным.
Вспомнив об этих обидах, Саймон пришел в дурное расположение духа. Он весь кипел от злости, поднимаясь по склону от реки и даже еле сдержался, чтобы не вернуться к задумчивому ситхи и не ткнуть его носом в топкий берег.
Саймон пустился через долину, на этот раз безо всякой мысли о побеге, а просто чтобы избавиться от этого неуемного раздражения. Он быстро прошагал мимо еще нескольких ситхи. Большинство из них просто гуляли сами по себе, хотя некоторые шли молчаливыми парами. Одни смотрели на него с нескрываемым интересом, другие его совсем не замечали. Одна группа из четырех ситхи тихо сидела, слушая пение пятого; глаза их были устремлены на его изящно двигающиеся руки.
— Милостивый Эйдон, — ворчал Саймон про себя, — о чем они все время думают? Они хуже доктора Моргенса! — Хоть доктор тоже любил надолго предаваться молчанию, которое изредка нарушалось его немелодичным мурлыканием себе под нос, по крайней мере, в конце дня он, бывало, откроет кувшин пива и начнет обучать Саймона истории или станет исправлять его неровный почерк.
Саймон пнул еловую шишку и посмотрел, как она покатилась. Он вынужден все же признать, что ситхи красивы. Их грация, их струящиеся одежды, их спокойные лица — все это заставляло воспринимать себя как какую-то грязную дворнягу, которая натыкается на накрытые парадные столы в доме большого вельможи. Хоть плен и раздражал его, порой какой-то злой внутренний голос уверял, что так и должно быть: он не имеет права находиться здесь, а попав сюда, такой простак, как он, не должен быть отпущен, чтобы не морочить головы смертных рассказами об увиденном. Он как герой сказки Осгал, попавший в волшебную страну: мир уже никогда не будет прежним для него.
Сердитая размашистая походка Саймона замедлилась, он пошел, волоча ноги по густой траве. Вскоре он услышал звук воды, струящейся на камень. Он поднял голову и обнаружил, что, перейдя в долину, очутился под сенью холмов. В нем шевельнулась надежда. Он около Прудов, как назвала их Адиту, недалеко должны быть Летние ворота. Кажется, не думая о том, как найти выход, он смог сделать то, что ему не удавалось столько раз за прошедшие дни.
Пытаясь и дальше делать безразличный вид, благодаря которому он оказался в этом месте, Саймон сошел с тропы, направляясь на шум падающей воды, с притворным равнодушием поглядывая на ветки деревьев над головой, и через несколько шагов покинул освещенное солнцем пространство и оказался в тени, отбрасываемой холмами. Он стал подниматься по склону, усеянному голубыми левкоями и белыми звездочками анемонов. По мере того как шум падающей воды становился громче, ему пришлось сдерживать себя, чтобы не пуститься бегом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215