Он еле сдерживал гнев:
— Помоги мне понять. Скажи мне, что ты делаешь! Король покачал головой.
— Ты не сможешь в этом разобраться, пока, во всяком случае. — Он снова откинулся назад, лицо его вновь погрузилось в тень. И возникло впечатление, что клыкастая голова с черными глазницами — его собственная. Последовало затянувшееся молчание. Гутвульф прислушивался к глухим голосам воронов во дворе.
— Подойди, старый друг, — проговорил, наконец, Элиас медленным размеренным голосом. Когда Гутвульф взглянул на него, король наполовину достал из ножен свой меч с двойной рукояткой. Металл тускло блеснул. Он был черным и ползуче-серым, как пятнистое брюхо какой-то доисторической рептилии. Вороны мгновенно смолкли. — Подойди, — повторил король.
Граф Утаньята не мог оторвать глаз от меча. Остальная часть комнаты погрузилась в серую призрачную мглу: сам меч, казалось, светился, не отражая света, и делал воздух вокруг тяжелым, как камень.
— Ты меня сейчас убьешь, Элиас? — Гутвульф чувствовал, как тяжелеют его слова, каждое из них произносилось с трудом. — Ты освободишь Прейратса от этой необходимости?
— Потрогай этот меч, Гутвульф, — сказал Элиас. Глаза его сверкали все ярче, по мере того как сгущалась тьма в комнате. — Протяни руку и прикоснись к этому мечу, и ты все поймёшь.
— Нет, — слабо запротестовал Гутвульф, с ужасом наблюдая, как рука, помимо его воли, тянется вперед. — Я не хочу трогать эту проклятую штуку… — Рука его зависла прямо над жутким едва мерцающим клинком.
— Проклятая штука? — Элиас засмеялся, и голос его показался далеким. Он взял руку своего друга нежно, как любовник. — Ты не угадаешь, как его называют. Знаешь его имя?
Гутвульф следил за тем, как его пальцы прижимаются к щербатой поверхности меча. Мертвенный холод бесчисленными ледяными иглами пронзил его плоть. Сразу вслед за холодом возникла горящая тьма. Голос Элиаса угасал в отдалении.
— …Джингизу его зовут… — прокричал король. — Имя ему — Скорбь…
И посреди ужасного тумана, который окутал его сердце, через морозное покрывало, которое накрыло его глаза, а потом проникло в них, в уши и в рот, Гутвульф улавливал торжествующую песнь меча. Она пробиралась прямо в него, сначала тихонько, а затем все усиливаясь, — страшная мощная музыка, сперва созвучная его ритмам, а потом поглотившая их, такая, что заглушила его слабые и безыскусные нотки, а потом поглотила всю песню его души, влив ее в свою торжествующую мелодию. Скорбь пела в нем, заполняя его целиком. Он слушал, как она кричит его голосом, как будто он сам стал этим мечом или меч стал самим Гутвульфом. Скорбь ожила и искала чего-то. Гутвульф тоже искал: он был полностью поглощен этой чуждой мелодией. Они с клинком слились воедино.
Скорбь потянулась к своим братьям.
Она их нашла.
Два сверкающих силуэта были там, где он не мог до них дотянуться. Гутвульф жаждал быть с ними, слить с их мелодией свою, чтобы вместе они создали еще более величественную музыку. Он жаждал, охваченный бескровным, лишенным тепла желанием, так пытается звонить треснутый колокол, так тянется к настоящему северу магнит. Они втроем были похожи, он и эти двое, и три песни, не похожие на что-либо слышанное ранее, но каждая из них неполная без двух других. Он тянулся к своим собратьям, стремясь коснуться их, но они были слишком далеки. Между ними была бездна, разделявшая их. Как он ни старался, ему не удавалось приблизить их, он не мог слиться с ними.
Наконец это хрупкое равновесие рухнуло, и он полетел в бесконечную пустоту, он летел, летел, летел…
Постепенно он приходил в себя — Гутвульф, человек, рожденный женщиной, но все же пролетевший через тьму. Ему было жутко.
Время неслось. Он чувствовал, как могильные черви едят его плоть, чувствовал, как разлагается под темной землей, превращается в мельчайшие частицы, которые жаждут закричать, но не имеют голоса; в то же самое время, как быстрый ветер, он летит, смеясь, мимо звезд в бесконечное пространство между жизнью и смертью. На минуту сама дверь Тайны распахнулась, и темная фигура стала в дверях, кивая ему…
Еще долго после того, как Элиас вернул меч в ножны, Гутвульф лежал, задыхаясь, на ступенях перед драконьим троном, глаза его жгли слезы, а пальцы беспомощно сжимались.
— Ну, понял теперь? — спросил король, сияя от удовольствия, как будто он только что угостил друга редким прекрасным вином. — Ты понял, почему мне нельзя проигрывать?
Граф Утаньята медленно поднялся на ноги, одежда его была запачкана и забрызгана. Он без слова отвернулся от своего вельможного господина и, спотыкаясь, направился через Тронный зал, толкнул дверь и вышел в вестибюль, не оглянувшись.
— Понял теперь? — прокричал Элиас ему вслед. Три вороны опустились на подоконник. Они держались вместе, в их желтых тазах было напряжение.
— Гутвульф! — Элиас уже не кричал, но голос его отдавался в тихой комнате, как звон колокола. — Вернись, дружище!
— Посмотри, Бинабик! — закричал Саймон. — Что делают эти птицы?
Тролль проследил за пальцем Саймона. Вороны, как сумасшедшие, носились над ними, делая в небе широкие круги.
— С вероятностью, они питают какую-то тревогу, — Бинабик пожал плечами. — Я не имею очень хорошего знания их обычаев…
— Нет, они что-то ищут, — сказал Саймон взволнованно. — Они что-то ищут! Я знаю! Только взгляни на них!
— В действительности они делают окружности над нами, — Бинабику пришлось напрячь голос, потому что вороны начали перекликаться, и их резкие крики, как лезвиями, резали воздух.
Слудиг тоже остановил лошадь и смотрел вверх на странное Зрелище. Он прищурился.
— Если это не какая-то дьявольщина, — сказа он, — то я не эйдонит. Ворон считался главной птицей князя тьмы в старые времена… — Он замолк, заметив что-то новое. — Вон! — закричал он, указывая рукой, — они же охотятся на какую-то другую птицу.
Теперь и Саймон это увидел: серый силуэт меньшего размера метался среди черных, бешено кидаясь из стороны в сторону. При каждом повороте маленькая птичка натыкалась на крупную; она уже устала, Саймон это ясно видел. Ее петли стали еще более неровными, ей едва удавалось увернуться.
— Это воробей! — воскликнул Саймон. — Такие были у Моргенса! Они его убьют!
Пока он говорил, вороны почуяли, что их добыча теряет силы. Вращающаяся труба сжалась, и карканье стало победоносным. И как раз когда охота почти закончилась, воробей обнаружил просвет и вырвался из черного кольца, устремив свой судорожный полет в направлении купы сосен неподалеку. Вороны с пронзительными криками бросились за ним.
— Я предполагаю, что нет случайности в том, что эта птица здесь, — проговорил Бинабик, развинчивая посох и вытряхивая дротики. — И вороны тоже, они с терпеливостью ждали именно нашего явления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215
— Помоги мне понять. Скажи мне, что ты делаешь! Король покачал головой.
— Ты не сможешь в этом разобраться, пока, во всяком случае. — Он снова откинулся назад, лицо его вновь погрузилось в тень. И возникло впечатление, что клыкастая голова с черными глазницами — его собственная. Последовало затянувшееся молчание. Гутвульф прислушивался к глухим голосам воронов во дворе.
— Подойди, старый друг, — проговорил, наконец, Элиас медленным размеренным голосом. Когда Гутвульф взглянул на него, король наполовину достал из ножен свой меч с двойной рукояткой. Металл тускло блеснул. Он был черным и ползуче-серым, как пятнистое брюхо какой-то доисторической рептилии. Вороны мгновенно смолкли. — Подойди, — повторил король.
Граф Утаньята не мог оторвать глаз от меча. Остальная часть комнаты погрузилась в серую призрачную мглу: сам меч, казалось, светился, не отражая света, и делал воздух вокруг тяжелым, как камень.
— Ты меня сейчас убьешь, Элиас? — Гутвульф чувствовал, как тяжелеют его слова, каждое из них произносилось с трудом. — Ты освободишь Прейратса от этой необходимости?
— Потрогай этот меч, Гутвульф, — сказал Элиас. Глаза его сверкали все ярче, по мере того как сгущалась тьма в комнате. — Протяни руку и прикоснись к этому мечу, и ты все поймёшь.
— Нет, — слабо запротестовал Гутвульф, с ужасом наблюдая, как рука, помимо его воли, тянется вперед. — Я не хочу трогать эту проклятую штуку… — Рука его зависла прямо над жутким едва мерцающим клинком.
— Проклятая штука? — Элиас засмеялся, и голос его показался далеким. Он взял руку своего друга нежно, как любовник. — Ты не угадаешь, как его называют. Знаешь его имя?
Гутвульф следил за тем, как его пальцы прижимаются к щербатой поверхности меча. Мертвенный холод бесчисленными ледяными иглами пронзил его плоть. Сразу вслед за холодом возникла горящая тьма. Голос Элиаса угасал в отдалении.
— …Джингизу его зовут… — прокричал король. — Имя ему — Скорбь…
И посреди ужасного тумана, который окутал его сердце, через морозное покрывало, которое накрыло его глаза, а потом проникло в них, в уши и в рот, Гутвульф улавливал торжествующую песнь меча. Она пробиралась прямо в него, сначала тихонько, а затем все усиливаясь, — страшная мощная музыка, сперва созвучная его ритмам, а потом поглотившая их, такая, что заглушила его слабые и безыскусные нотки, а потом поглотила всю песню его души, влив ее в свою торжествующую мелодию. Скорбь пела в нем, заполняя его целиком. Он слушал, как она кричит его голосом, как будто он сам стал этим мечом или меч стал самим Гутвульфом. Скорбь ожила и искала чего-то. Гутвульф тоже искал: он был полностью поглощен этой чуждой мелодией. Они с клинком слились воедино.
Скорбь потянулась к своим братьям.
Она их нашла.
Два сверкающих силуэта были там, где он не мог до них дотянуться. Гутвульф жаждал быть с ними, слить с их мелодией свою, чтобы вместе они создали еще более величественную музыку. Он жаждал, охваченный бескровным, лишенным тепла желанием, так пытается звонить треснутый колокол, так тянется к настоящему северу магнит. Они втроем были похожи, он и эти двое, и три песни, не похожие на что-либо слышанное ранее, но каждая из них неполная без двух других. Он тянулся к своим собратьям, стремясь коснуться их, но они были слишком далеки. Между ними была бездна, разделявшая их. Как он ни старался, ему не удавалось приблизить их, он не мог слиться с ними.
Наконец это хрупкое равновесие рухнуло, и он полетел в бесконечную пустоту, он летел, летел, летел…
Постепенно он приходил в себя — Гутвульф, человек, рожденный женщиной, но все же пролетевший через тьму. Ему было жутко.
Время неслось. Он чувствовал, как могильные черви едят его плоть, чувствовал, как разлагается под темной землей, превращается в мельчайшие частицы, которые жаждут закричать, но не имеют голоса; в то же самое время, как быстрый ветер, он летит, смеясь, мимо звезд в бесконечное пространство между жизнью и смертью. На минуту сама дверь Тайны распахнулась, и темная фигура стала в дверях, кивая ему…
Еще долго после того, как Элиас вернул меч в ножны, Гутвульф лежал, задыхаясь, на ступенях перед драконьим троном, глаза его жгли слезы, а пальцы беспомощно сжимались.
— Ну, понял теперь? — спросил король, сияя от удовольствия, как будто он только что угостил друга редким прекрасным вином. — Ты понял, почему мне нельзя проигрывать?
Граф Утаньята медленно поднялся на ноги, одежда его была запачкана и забрызгана. Он без слова отвернулся от своего вельможного господина и, спотыкаясь, направился через Тронный зал, толкнул дверь и вышел в вестибюль, не оглянувшись.
— Понял теперь? — прокричал Элиас ему вслед. Три вороны опустились на подоконник. Они держались вместе, в их желтых тазах было напряжение.
— Гутвульф! — Элиас уже не кричал, но голос его отдавался в тихой комнате, как звон колокола. — Вернись, дружище!
— Посмотри, Бинабик! — закричал Саймон. — Что делают эти птицы?
Тролль проследил за пальцем Саймона. Вороны, как сумасшедшие, носились над ними, делая в небе широкие круги.
— С вероятностью, они питают какую-то тревогу, — Бинабик пожал плечами. — Я не имею очень хорошего знания их обычаев…
— Нет, они что-то ищут, — сказал Саймон взволнованно. — Они что-то ищут! Я знаю! Только взгляни на них!
— В действительности они делают окружности над нами, — Бинабику пришлось напрячь голос, потому что вороны начали перекликаться, и их резкие крики, как лезвиями, резали воздух.
Слудиг тоже остановил лошадь и смотрел вверх на странное Зрелище. Он прищурился.
— Если это не какая-то дьявольщина, — сказа он, — то я не эйдонит. Ворон считался главной птицей князя тьмы в старые времена… — Он замолк, заметив что-то новое. — Вон! — закричал он, указывая рукой, — они же охотятся на какую-то другую птицу.
Теперь и Саймон это увидел: серый силуэт меньшего размера метался среди черных, бешено кидаясь из стороны в сторону. При каждом повороте маленькая птичка натыкалась на крупную; она уже устала, Саймон это ясно видел. Ее петли стали еще более неровными, ей едва удавалось увернуться.
— Это воробей! — воскликнул Саймон. — Такие были у Моргенса! Они его убьют!
Пока он говорил, вороны почуяли, что их добыча теряет силы. Вращающаяся труба сжалась, и карканье стало победоносным. И как раз когда охота почти закончилась, воробей обнаружил просвет и вырвался из черного кольца, устремив свой судорожный полет в направлении купы сосен неподалеку. Вороны с пронзительными криками бросились за ним.
— Я предполагаю, что нет случайности в том, что эта птица здесь, — проговорил Бинабик, развинчивая посох и вытряхивая дротики. — И вороны тоже, они с терпеливостью ждали именно нашего явления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215