Сделанные из халцедона, блестящего алебастра и ведьминого дерева, они висели на черных гранитных петлях и были украшены странными фигурами и не менее странными рунами. Он остановился перед этими воротами, и остатки жизни вытекли из его измученного тела… Когда на него стала опускаться вечная тьма, гигантские ворота открылись. Стайка белых фигур выпорхнула из них. Они были прекрасны, как лед на солнце, и ужасны, как зима. Они следили за ним все время его пути, наблюдали каждый его шаг по белой равнине. Теперь их недоступное разуму любопытство было удовлетворено, и они внесли его, наконец, в горную твердыню.
Безымянный путник проснулся в большом помещении с колоннами, расположенном прямо в толще горы и освещенном голубоватым светом. Дым и пар из гигантского колодца в центре поднимался вверх, смешиваясь со снегом, мечущимся под невероятно высоким потолком. Долгое время он был способен лишь лежать, глядя на клубящиеся облака. Когда ему удалось перевести взгляд дальше, он увидел трон из черного камня, покрытый патиной инея. На нем восседала одетая в белое фигура, чья серебряная маска сверкала, как лазурное пламя, отражая свет, льющийся из огромного колодца. Его внезапно охватили возбуждение и жгучий стыд.
— Госпожа, — воскликнул он, когда нахлынули воспоминания, — уничтожь меня, госпожа! Уничтожь меня, ибо я не выполнил твоей воли!
Серебряная маска повернулась в его сторону. Бессловесное песнопение раздалось из темных углов, откуда, сверху глядели на него сверкающие глаза толп наблюдателей, как будто те скопища призраков, что сопровождали его в пути, теперь собрались, чтоб чинить над ним суд и быть свидетелями сотворенных им злодеяний.
— Молчи, — сказала Утук'ку. Ее леденящий душу голос сжал его невидимыми руками, дошел до самого сердца, превратил его в камень. — Я и так узнаю то, что хочу узнать.
Раны и жуткий путь через снега сделали боль таким привычным для него ощущением, что он забыл о возможности другого состояния. Он сносил боль так же безропотно, как и свою безымянность. Но то были лишь телесные муки. Теперь же ему напомнили, как большинству прибывающих на Пик Бурь, что существуют мучения, далеко превосходящие любые телесные недуги, и страдания, которые не смягчает надежда на облегчение через смерть.
Утук'ку, хозяйка горы, была столь древней, что это не подлежало уразумению, и она познала многое. Она могла, должно быть, получить все сведения, которых добивалась от него, и без всех этих страшных мучений. Если и была возможна такая милость, она предпочла ею не воспользоваться.
Он кричал. Огромный чертог отзывался эхом. Ледяные мысли королевы норнов пробирались в него, терзая его нутро холодными беспощадными когтями. Эта агония была ни с чем не сравнима, она была невообразима. Она опустошала его, а он был лишь беспомощным свидетелем этой муки. Все, что когда-то происходило, все, что он когда-то пережил, было вырвано из него: его сокровенные мысли, его внутреннее "я" были выставлены на всеобщее обозрение; казалось, она вспорола его, как рыбу, и вытащила его упирающуюся душу.
Он снова видел погоню на Урмсхеймской горе; то, как те, за кем он гнался, нашли меч, который искали; то, как он дрался с ними, со смертными и с ситхи. Он снова видел явление снежного дракона, и свои страшные раны, и то, как его ломали и как он истекал кровью, погребенный под столетними льдинами. Потом, как бы со стороны, он наблюдал за умирающим, который пробирался заснеженными равнинами к Пику Бурь. Безымянный, потерявший свою добычу, потерявший спутников, потерявший даже талисман, который был дарован ему — первому среди смертных. Королевскому ловчему. И слава его померкла.
Утук'ку снова кивнула, казалось, ее маска обращена к клубящемуся над колодцем туману.
— Не тебе судить, подвел ты меня или нет, смертный, — сказала она, наконец. — Но знай вот что: я не только не сержусь, но я сегодня узнала много полезного. Мир все еще вращается, но он вращается в нашу сторону.
Она подняла руку. Пение стало громче. Казалось, что-то огромное шевельнулось в глубине колодца, всколыхнув испарения.
— Я возвращаю тебе твое имя, Инген Джеггер, — сказала Утук'ку. — Ты остаешься Королевским охотником. — С колен она подняла новый путеводный талисман, ослепительно белый, в виде головы гончей собаки, глаза которой и язык были сделаны из какого-то алого драгоценного камня, а ряды зубов в раскрытой пасти, подобные кинжалам, — из слоновой кости. — И на этот раз я назначу для охоты такую добычу, на которую доселе не охотился никто из смертных.
Волна сияния разлилась по Колодцу Арфы, омыв высокие колонны; громоподобный рев сотряс покои, такой мощный, что, почудилось, дрогнуло самое основание, горы. Инген Джеггер почувствовал, как дух его воспрянул. Он принес тысячу безмолвных обещаний своей изумительной госпоже.
— Но сначала ты должен погрузиться в глубокий сон и исцелиться, — проговорила Серебряная маска, — ибо ты зашел глубже во владения смерти, чем обычно дозволено смертным, если они должны возвратиться к жизни. Ты станешь сильнее, ибо твоя новая задача тяжела.
Свет внезапно исчез, как будто темное облако накатилось на него.
Лес был все еще погружен в глубокую ночь. После криков тишина зазвенела в ушах Деорнота, когда могучий Айнскалдир помог ему подняться.
— Узирис на древе! Посмотри, — сказал риммерсман, тяжело дыша. Все еще оглушенный, Деорнот огляделся, недоумевая, что могло привлечь такое пристальное внимание Айнскалдира.
— Джошуа, — позвал риммерсман, — иди сюда!
Принц вернул Найдл в ножны и шагнул вперед. Деорнот почувствовал, как остальные сгрудились вокруг них.
— На этот раз они не просто нанесли удар и растаяли, — сказал Джошуа мрачно. — Деорнот, ты в порядке?
Рыцарь потряс головой, все еще не придя в себя.
— Голова болит, — сказал он. — На что это все смотрят?
— Оно… оно приставило мне к горлу нож, — сказал недоумевающе Стенгьярд. — Сир Деорнот спас меня.
Джошуа склонился к Деорноту, но к его удивлению, опускался, пока не коснулся земли коленом.
— Эйдон спас нас, — мягко сказал принц.
Деорнот посмотрел себе под ноги. На земле лежала скрюченная, одетая в черное фигура норна, с которым он сражался. Лунный свет падал на лицо трупа, брызги крови темнели на белой коже. Узкий клинок был все еще зажат в его бледной руке.
— Боже! — сказал Деорнот и покачнулся.
Джошуа наклонился над телом.
— Ты нанес сильный удар, дружище, — сказал он, но вдруг его глаза расширились, и он снова выхватил Найдл из ножен. — Он шевельнулся. — сказал Джошуа, пытаясь сохранить спокойствие в голосе. — Норн жив.
— Ненадолго, — сказал Аинскалдир, поднимая свой топорик. Джошуа выбросил вперед руку, так что клинок оказался между риммерсманом и его предполагаемой жертвой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215
Безымянный путник проснулся в большом помещении с колоннами, расположенном прямо в толще горы и освещенном голубоватым светом. Дым и пар из гигантского колодца в центре поднимался вверх, смешиваясь со снегом, мечущимся под невероятно высоким потолком. Долгое время он был способен лишь лежать, глядя на клубящиеся облака. Когда ему удалось перевести взгляд дальше, он увидел трон из черного камня, покрытый патиной инея. На нем восседала одетая в белое фигура, чья серебряная маска сверкала, как лазурное пламя, отражая свет, льющийся из огромного колодца. Его внезапно охватили возбуждение и жгучий стыд.
— Госпожа, — воскликнул он, когда нахлынули воспоминания, — уничтожь меня, госпожа! Уничтожь меня, ибо я не выполнил твоей воли!
Серебряная маска повернулась в его сторону. Бессловесное песнопение раздалось из темных углов, откуда, сверху глядели на него сверкающие глаза толп наблюдателей, как будто те скопища призраков, что сопровождали его в пути, теперь собрались, чтоб чинить над ним суд и быть свидетелями сотворенных им злодеяний.
— Молчи, — сказала Утук'ку. Ее леденящий душу голос сжал его невидимыми руками, дошел до самого сердца, превратил его в камень. — Я и так узнаю то, что хочу узнать.
Раны и жуткий путь через снега сделали боль таким привычным для него ощущением, что он забыл о возможности другого состояния. Он сносил боль так же безропотно, как и свою безымянность. Но то были лишь телесные муки. Теперь же ему напомнили, как большинству прибывающих на Пик Бурь, что существуют мучения, далеко превосходящие любые телесные недуги, и страдания, которые не смягчает надежда на облегчение через смерть.
Утук'ку, хозяйка горы, была столь древней, что это не подлежало уразумению, и она познала многое. Она могла, должно быть, получить все сведения, которых добивалась от него, и без всех этих страшных мучений. Если и была возможна такая милость, она предпочла ею не воспользоваться.
Он кричал. Огромный чертог отзывался эхом. Ледяные мысли королевы норнов пробирались в него, терзая его нутро холодными беспощадными когтями. Эта агония была ни с чем не сравнима, она была невообразима. Она опустошала его, а он был лишь беспомощным свидетелем этой муки. Все, что когда-то происходило, все, что он когда-то пережил, было вырвано из него: его сокровенные мысли, его внутреннее "я" были выставлены на всеобщее обозрение; казалось, она вспорола его, как рыбу, и вытащила его упирающуюся душу.
Он снова видел погоню на Урмсхеймской горе; то, как те, за кем он гнался, нашли меч, который искали; то, как он дрался с ними, со смертными и с ситхи. Он снова видел явление снежного дракона, и свои страшные раны, и то, как его ломали и как он истекал кровью, погребенный под столетними льдинами. Потом, как бы со стороны, он наблюдал за умирающим, который пробирался заснеженными равнинами к Пику Бурь. Безымянный, потерявший свою добычу, потерявший спутников, потерявший даже талисман, который был дарован ему — первому среди смертных. Королевскому ловчему. И слава его померкла.
Утук'ку снова кивнула, казалось, ее маска обращена к клубящемуся над колодцем туману.
— Не тебе судить, подвел ты меня или нет, смертный, — сказала она, наконец. — Но знай вот что: я не только не сержусь, но я сегодня узнала много полезного. Мир все еще вращается, но он вращается в нашу сторону.
Она подняла руку. Пение стало громче. Казалось, что-то огромное шевельнулось в глубине колодца, всколыхнув испарения.
— Я возвращаю тебе твое имя, Инген Джеггер, — сказала Утук'ку. — Ты остаешься Королевским охотником. — С колен она подняла новый путеводный талисман, ослепительно белый, в виде головы гончей собаки, глаза которой и язык были сделаны из какого-то алого драгоценного камня, а ряды зубов в раскрытой пасти, подобные кинжалам, — из слоновой кости. — И на этот раз я назначу для охоты такую добычу, на которую доселе не охотился никто из смертных.
Волна сияния разлилась по Колодцу Арфы, омыв высокие колонны; громоподобный рев сотряс покои, такой мощный, что, почудилось, дрогнуло самое основание, горы. Инген Джеггер почувствовал, как дух его воспрянул. Он принес тысячу безмолвных обещаний своей изумительной госпоже.
— Но сначала ты должен погрузиться в глубокий сон и исцелиться, — проговорила Серебряная маска, — ибо ты зашел глубже во владения смерти, чем обычно дозволено смертным, если они должны возвратиться к жизни. Ты станешь сильнее, ибо твоя новая задача тяжела.
Свет внезапно исчез, как будто темное облако накатилось на него.
Лес был все еще погружен в глубокую ночь. После криков тишина зазвенела в ушах Деорнота, когда могучий Айнскалдир помог ему подняться.
— Узирис на древе! Посмотри, — сказал риммерсман, тяжело дыша. Все еще оглушенный, Деорнот огляделся, недоумевая, что могло привлечь такое пристальное внимание Айнскалдира.
— Джошуа, — позвал риммерсман, — иди сюда!
Принц вернул Найдл в ножны и шагнул вперед. Деорнот почувствовал, как остальные сгрудились вокруг них.
— На этот раз они не просто нанесли удар и растаяли, — сказал Джошуа мрачно. — Деорнот, ты в порядке?
Рыцарь потряс головой, все еще не придя в себя.
— Голова болит, — сказал он. — На что это все смотрят?
— Оно… оно приставило мне к горлу нож, — сказал недоумевающе Стенгьярд. — Сир Деорнот спас меня.
Джошуа склонился к Деорноту, но к его удивлению, опускался, пока не коснулся земли коленом.
— Эйдон спас нас, — мягко сказал принц.
Деорнот посмотрел себе под ноги. На земле лежала скрюченная, одетая в черное фигура норна, с которым он сражался. Лунный свет падал на лицо трупа, брызги крови темнели на белой коже. Узкий клинок был все еще зажат в его бледной руке.
— Боже! — сказал Деорнот и покачнулся.
Джошуа наклонился над телом.
— Ты нанес сильный удар, дружище, — сказал он, но вдруг его глаза расширились, и он снова выхватил Найдл из ножен. — Он шевельнулся. — сказал Джошуа, пытаясь сохранить спокойствие в голосе. — Норн жив.
— Ненадолго, — сказал Аинскалдир, поднимая свой топорик. Джошуа выбросил вперед руку, так что клинок оказался между риммерсманом и его предполагаемой жертвой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215