Тыльной стороной ладони ударил он доцента в основание шеи. Ревмира взвизгнула, кинулась вперед, остановилась, натолкнувшись на взгляд мужа.
— Стой. Где. Стоишь, — отчеканил Стекляшкин.
И Ревмира, что характерно, и правда встала, где стояла.
Доцент уже начал приходить в себя, уже мотал головой, и даже оторвал от чемодана одну руку, чтобы пощупать ушибленное место. Стекляшкин воспользовался этим, рванув доцента на себя, и сильно оттолкнув подальше.
— Нуте-с…
Стекляшкин обмахнул рукой замки от песка, подергал… Нет, закрыто было прочно, а ключ если и был — теперь ищи его.
— Володя!!! — раздался дикий вопль супруги.
Краем глаза Стекляшкин уловил движение. Что-то подсказало ему, что оглядываться времени уже нет, и он кинулся вперед головой, как только что Хипоня на чемодан и только откатившись, встал и посмотрел на то, что вызвало такой вопль у Ревмиры. Странными рывками двигался вперед Хипоня, отставив правую руку с ножом, выставив вперед растопыренную левую, хищно согнув колени для броска. Трагически изогнутые губы, мутный взгляд.
…Сначала Саша увидел, что на террасе начали плясать. Прыжки с воплями, странные телодвижения, судорожные скачки вызвали у Саши ощущение, что там пляшут чеченскую или там дагестанскую… в общем, какую-то горскую пляску… как он ее понимал. Выглядело крайне дико, тем паче — под полуденным солнцем; но от кого-кого, а от своих клиентов Саша готов был ожидать решительно чего угодно.
Уже потом ухо приняло истошный крик, который мог принять на свой счет каждый из пляшущих:
— Если ты его зарежешь, то и ты сам мне не нужен!
И Саша рванулся наверх. Стекляшкин и Хипоня прыгали на полусогнутых, оттопырив одну руку, отведя другую, с лезвием; они и впрямь напоминали каких-то варваров-танцоров, но плотно сомкнутые губы, напряженные мышцы лица свидетельствовали — все тут очень и очень всерьез. Мужики подкарауливали друг друга, и рано или поздно должно было случиться нехорошее. Как видно, не одному Саше приходило это в голову: Ревмира завывала, как сирена.
Но не ей было дано предотвратить возможное смертоубийство. Потому что Ревмира была частью происходящего… до какой-то степени — его причиной. А Саша был человеком извне, и его разумные поступки делали реальной экспедицию со всем ее безумным замыслом. Голос Саши прозвучал, как глас самого разума:
— Эй, что это вы тут делаете?! — И еще проще и хлестче: — Как вам не стыдно?!
И этого хватило для Стекляшкина… Пожалуй, даже для Хипони. Мужики не выпустили ножей, но расслабились, встали спокойно. Видно было — приходят в себя, и скоро сами будут удивляться, что затеяли.
Но тут взгляд Саши упал, так сказать, на самый предмет раздора — на злополучный чемодан. И глаза его округлились, как у совы:
— Где вы его нашли?!
Ответа не было. И Саша шагнул к чемодану.
— Вот не думал, что его когда-нибудь увижу!
— Что, знакомый чемодан?! Может быть, твой?! — защищала Ревмира свою собственность.
— Не мой… Моего деда… Откроем, а?
— Мы пытались открыть, не получается.
— Не открывали вы, а… — Саша вовремя прикусил язык, — в общем, дайте сюда нож. Если это тот чемодан, на крышке должны быть буковки «В.Т.» — значит, Валерий Трофимович. Так деда звали.
— Нет, здесь буковок никаких нет… — тянул Хипоня, вроде бы исследуя крышку, а сам норовил на нее снова присесть.
— Буквы с другой стороны… Не валяйте дурака, давайте нож! — прикрикнул Саша, почти силой отбирая нож у Алексея Никаноровича.
Тот захныкал, отбежал подальше, так, чтобы между ним и Стекляшкиным стояла бы еще Ревмира.
Саша ковырялся в замке лезвием ножа, пытаясь открыть. Один замок все-таки щелкнул, второй Саша просто сломал. Все невольно подались вперед, когда Саша распахнул чемодан… Но в нем был исключительно песок.
Покосившись на Хипоню, Стекляшкин все-таки встал на колени, запустил руки в песок. Нет, там ничего больше не было.
— Может, песок золотой?! — изрек Алексей Никанорович дрожащим фальцетом.
Оба Стекляшкины фыркнули.
— Вот! — Саша радостно стукнул по крышке. Стоило ему провести тыльной стороной руки по внутренней поверхности крышки чемодана, как тут же проступили буквы «В.Т.», прорезанные чем-то острым. — Вот спасибо, что нашли… У деда с покоса чемодан смыло.
— Если это дедовский, так как он сюда-то попал?!
— Мой дед немного чудак был, — сказал Саша чуть смущенно, — он принципиально носил на покос еду только в «городском» чемодане. Ни котомок он не брал, ни узелков… Принципиально. Вот. А в наводнение пропал чемодан… Дед даже поболел немного с горя, а потом другой завел, посовременнее.
— Погодите, погодите, Саша… Когда было наводнение?
— В шестьдесят девятом.
— И с тех пор чемодан так замыло?! Так глубоко замыло?!
— А что ж… Тут промоина была. Видите? Вот от того куста и до того… — Саша говорил так убедительно, что все вроде бы увидели, как узкой полосой понижается поверхность террасы.
— Так все равно не может быть! Вода, получается, взяла и намыла… На такую высоту! За такое время!
— А что в этом такого странного?! Вон видите остров? Его двадцать лет назад не было…
— Так на нем же кусты!
— А потому и кусты… Если б ему было пятьдесят, тогда бы и деревья были…
— Не могу представить себе, что река так быстро работает! — признался Стекляшкин. — Я думал, тому островку тысячи лет.
— Я тоже! — поддакнула Ревмира. — Наверное, тут дело в реке… Горная, быстрая.
Саша пожал плечами. В этом он не разбирался.
— Что ж вы нам раньше не сказали?!
— А вы не спрашивали.
Из этой истории с древним чемоданом и незаконченной поножовщиной были два следствия — кратковременное и долговременное.
Кратковременное состояло в том, что Стекляшкин первым перешел реку, не дожидаясь других и не помогая Ревмире. Перешел откровенно так, чтобы в случае чего — не подставиться.
Одним из долговременных последствий этого происшествия стало то, что Стекляшкин стал постоянно носить с собой нож.
Второе долговременное следствие состояло в том, что проводник в этот вечер собрал свой матрас и отправился куда-то в лес.
— Саша, куда вы?!
— Да так…
И это было не единожды — Саша стал спать отдельно от других, в лесу. Наступал вечер, и Саша уходил куда-то, совершенно невзирая на погоду. Стекляшкин специально проследил и убедился, что в машине Саша тоже не ночует. Насколько он мог сообразить, Саша каждый раз прятался в другом месте.
Вечером пятнадцатого погода продолжала портиться. Тайга стояла молчаливая, суровая, ни дуновения ветерка. Солнце частью закрывала дымка — скорее парило, чем жарило. Мошка окончательно озверела. «Стало много мошки», — смеялся Стекляшкин. Нормальное настроение сохранялось у него и у Саши, Ревмира и Хипоня были все-таки подавлены.
За день пробили два шурфа… на северо-восточном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Стой. Где. Стоишь, — отчеканил Стекляшкин.
И Ревмира, что характерно, и правда встала, где стояла.
Доцент уже начал приходить в себя, уже мотал головой, и даже оторвал от чемодана одну руку, чтобы пощупать ушибленное место. Стекляшкин воспользовался этим, рванув доцента на себя, и сильно оттолкнув подальше.
— Нуте-с…
Стекляшкин обмахнул рукой замки от песка, подергал… Нет, закрыто было прочно, а ключ если и был — теперь ищи его.
— Володя!!! — раздался дикий вопль супруги.
Краем глаза Стекляшкин уловил движение. Что-то подсказало ему, что оглядываться времени уже нет, и он кинулся вперед головой, как только что Хипоня на чемодан и только откатившись, встал и посмотрел на то, что вызвало такой вопль у Ревмиры. Странными рывками двигался вперед Хипоня, отставив правую руку с ножом, выставив вперед растопыренную левую, хищно согнув колени для броска. Трагически изогнутые губы, мутный взгляд.
…Сначала Саша увидел, что на террасе начали плясать. Прыжки с воплями, странные телодвижения, судорожные скачки вызвали у Саши ощущение, что там пляшут чеченскую или там дагестанскую… в общем, какую-то горскую пляску… как он ее понимал. Выглядело крайне дико, тем паче — под полуденным солнцем; но от кого-кого, а от своих клиентов Саша готов был ожидать решительно чего угодно.
Уже потом ухо приняло истошный крик, который мог принять на свой счет каждый из пляшущих:
— Если ты его зарежешь, то и ты сам мне не нужен!
И Саша рванулся наверх. Стекляшкин и Хипоня прыгали на полусогнутых, оттопырив одну руку, отведя другую, с лезвием; они и впрямь напоминали каких-то варваров-танцоров, но плотно сомкнутые губы, напряженные мышцы лица свидетельствовали — все тут очень и очень всерьез. Мужики подкарауливали друг друга, и рано или поздно должно было случиться нехорошее. Как видно, не одному Саше приходило это в голову: Ревмира завывала, как сирена.
Но не ей было дано предотвратить возможное смертоубийство. Потому что Ревмира была частью происходящего… до какой-то степени — его причиной. А Саша был человеком извне, и его разумные поступки делали реальной экспедицию со всем ее безумным замыслом. Голос Саши прозвучал, как глас самого разума:
— Эй, что это вы тут делаете?! — И еще проще и хлестче: — Как вам не стыдно?!
И этого хватило для Стекляшкина… Пожалуй, даже для Хипони. Мужики не выпустили ножей, но расслабились, встали спокойно. Видно было — приходят в себя, и скоро сами будут удивляться, что затеяли.
Но тут взгляд Саши упал, так сказать, на самый предмет раздора — на злополучный чемодан. И глаза его округлились, как у совы:
— Где вы его нашли?!
Ответа не было. И Саша шагнул к чемодану.
— Вот не думал, что его когда-нибудь увижу!
— Что, знакомый чемодан?! Может быть, твой?! — защищала Ревмира свою собственность.
— Не мой… Моего деда… Откроем, а?
— Мы пытались открыть, не получается.
— Не открывали вы, а… — Саша вовремя прикусил язык, — в общем, дайте сюда нож. Если это тот чемодан, на крышке должны быть буковки «В.Т.» — значит, Валерий Трофимович. Так деда звали.
— Нет, здесь буковок никаких нет… — тянул Хипоня, вроде бы исследуя крышку, а сам норовил на нее снова присесть.
— Буквы с другой стороны… Не валяйте дурака, давайте нож! — прикрикнул Саша, почти силой отбирая нож у Алексея Никаноровича.
Тот захныкал, отбежал подальше, так, чтобы между ним и Стекляшкиным стояла бы еще Ревмира.
Саша ковырялся в замке лезвием ножа, пытаясь открыть. Один замок все-таки щелкнул, второй Саша просто сломал. Все невольно подались вперед, когда Саша распахнул чемодан… Но в нем был исключительно песок.
Покосившись на Хипоню, Стекляшкин все-таки встал на колени, запустил руки в песок. Нет, там ничего больше не было.
— Может, песок золотой?! — изрек Алексей Никанорович дрожащим фальцетом.
Оба Стекляшкины фыркнули.
— Вот! — Саша радостно стукнул по крышке. Стоило ему провести тыльной стороной руки по внутренней поверхности крышки чемодана, как тут же проступили буквы «В.Т.», прорезанные чем-то острым. — Вот спасибо, что нашли… У деда с покоса чемодан смыло.
— Если это дедовский, так как он сюда-то попал?!
— Мой дед немного чудак был, — сказал Саша чуть смущенно, — он принципиально носил на покос еду только в «городском» чемодане. Ни котомок он не брал, ни узелков… Принципиально. Вот. А в наводнение пропал чемодан… Дед даже поболел немного с горя, а потом другой завел, посовременнее.
— Погодите, погодите, Саша… Когда было наводнение?
— В шестьдесят девятом.
— И с тех пор чемодан так замыло?! Так глубоко замыло?!
— А что ж… Тут промоина была. Видите? Вот от того куста и до того… — Саша говорил так убедительно, что все вроде бы увидели, как узкой полосой понижается поверхность террасы.
— Так все равно не может быть! Вода, получается, взяла и намыла… На такую высоту! За такое время!
— А что в этом такого странного?! Вон видите остров? Его двадцать лет назад не было…
— Так на нем же кусты!
— А потому и кусты… Если б ему было пятьдесят, тогда бы и деревья были…
— Не могу представить себе, что река так быстро работает! — признался Стекляшкин. — Я думал, тому островку тысячи лет.
— Я тоже! — поддакнула Ревмира. — Наверное, тут дело в реке… Горная, быстрая.
Саша пожал плечами. В этом он не разбирался.
— Что ж вы нам раньше не сказали?!
— А вы не спрашивали.
Из этой истории с древним чемоданом и незаконченной поножовщиной были два следствия — кратковременное и долговременное.
Кратковременное состояло в том, что Стекляшкин первым перешел реку, не дожидаясь других и не помогая Ревмире. Перешел откровенно так, чтобы в случае чего — не подставиться.
Одним из долговременных последствий этого происшествия стало то, что Стекляшкин стал постоянно носить с собой нож.
Второе долговременное следствие состояло в том, что проводник в этот вечер собрал свой матрас и отправился куда-то в лес.
— Саша, куда вы?!
— Да так…
И это было не единожды — Саша стал спать отдельно от других, в лесу. Наступал вечер, и Саша уходил куда-то, совершенно невзирая на погоду. Стекляшкин специально проследил и убедился, что в машине Саша тоже не ночует. Насколько он мог сообразить, Саша каждый раз прятался в другом месте.
Вечером пятнадцатого погода продолжала портиться. Тайга стояла молчаливая, суровая, ни дуновения ветерка. Солнце частью закрывала дымка — скорее парило, чем жарило. Мошка окончательно озверела. «Стало много мошки», — смеялся Стекляшкин. Нормальное настроение сохранялось у него и у Саши, Ревмира и Хипоня были все-таки подавлены.
За день пробили два шурфа… на северо-восточном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136