При моих словах шейх взял меня за руки.
— Ты в самом деле хочешь идти к нему? Думаешь, что его можно спасти?
— Я попробую это сделать. Либо спасу мальчика, либо погибну вместе с ним.
— Ты достойный человек. Но как ты хочешь это сделать, сиди?
— Мы сделаем келек, плот.
— Келек? Из чего?
— Он должен быть легким, широким и длинным. Остов будет из палаточных шестов, а на них мы прикрепим палаточную ткань. Но сначала надо выяснить, насколько глубок песок и как он держит.
Я взял шест от палатки и осторожно подошел к краю песчаного озера. Мне не удалось точно определить, где начинается гибельный песок, поскольку он вроде бы ничем не отличался от остального песка, а значит, каждый шаг мог стать роковым. Скоро я почувствовал, что почва колеблется у меня под ногами. Я встал на колени и воткнул шест в песчаную кашу. И не достал до дна. Тарги связали несколько канатов, а на конец прикрепили камень. Я отпустил его в песок. Шнур был самое малое метров двадцать длины, он весь распустился, но камень не лег на дно. Песчаное озеро было глубоким с самого начала. Мне было не по себе при мысли, что плот не выдержит, и эта песчаная каша безжалостно сомкнется надо мной.
Мы принялись за изготовление плота. Я должен был сначала придумать наилучшую конструкцию этого транспортного средства, так же, как и удобного весла. Наконец я сделал что-то вроде жерди, к которой под прямым углом был прикреплен полотняный прямоугольник. Весло было нужно только на пути туда, а обратно тарги должны были подтянуть нас на канате.
Изготовление плота продолжалось довольно долго, и мы должны были постоянно ободрять мальчика, чтобы он не утратил терпения и смелости. Наконец мы были готовы. Предстояло самое тяжелое: погрузиться. Полотняный плот был, естественно, очень гибкий и прогибался, «захлопывался» со всех сторон. Взобраться на него было делом более чем рискованным. Я должен был влезать на плот на животе. Потом тарги оттолкнули плот шестами от берега, и я взялся за весла. Дело двигалось. Но двадцать пять метров!
На воде это было бы мелочью, но на поверхности песчаной каши процесс передвижения затянулся на полчаса. Мне часто случалось быть в опасности, но никогда у меня не было такого ощущения, как тогда. От чавканья, плеска, бульканья, хлюпанья этой вязкой массы у меня волосы дыбом вставали. Тарги, затаив дыхание, следили за моим продвижением, а когда мое транспортное средство один раз чуть не перевернулось, в их крике я услышал неподдельное отчаяние.
Наконец я настолько приблизился к тахтарувану, что коснулся его.
— Спаси меня, сиди! — кричал мальчик.
— Не бойся! — успокоил я его.— Оставайся неподвижным, чтобы не терять равновесия, а я уж постараюсь тебя доставить в целости к отцу. Если же тахтаруван закачается, сразу наклоняйся туда, куда я тебе велю.
Я привязал тонкую веревку, одним концом к передней раме плота, на другом же конце сделал петлю, которую набросил потом на нижнюю перегородку тахтарувана. Петля зацепилась с первой попытки.
— Тяните, но очень медленно! — крикнул я, обращаясь к берегу.
Канат натянулся, мой плот стал пятиться и потащил за собой тахтаруван. Носилки хотя и были достаточно легкими для того, чтобы не утонуть, но оказались совсем неподходящими для использования в качестве салазок. Они колебались и раскачивались, и наверняка перевернулись бы, если бы у меня не оказались припасенными еще два шнура с петлями. Я накинул их на каждый конец верхней перекладины по одной, сразу же подтянул оба шнура, устранив тем самым опасное раскачивание. И еще, на счастье, Халоба мои приказания наклониться туда или сюда выполнял ловко и по-умному. И тем не менее обратный путь длился намного дольше. Нам понадобились полные три четверти часа, чтобы достичь берега. Отец подхватил мальчика и прижал его к сердцу. Тарги ликовали.
Потом шейх подошел ко мне, обнял и расцеловал.
— Сиди, мы виноваты перед тобой. Скажи, чем мы это можем исправить. Пожелай от меня мою лучшую кобылу, десять моих лучших верблюдов, пожелай, что захочешь, я все тебе дам!
Предложить мне свою лучшую кобылу, это вообще-то было великолепным выражением благодарности. Все ожидали, чего же я пожелаю.
— Я и в самом деле хочу тебя попросить об одной вещи,— ответил я,— и это вещь немалая.
— Говори!
— Не презирай в следующий раз чужеземца только за то, что он чужеземец. Хороший человек будет тебе братом, даже если он и не из твоего племени. А злой предатель останется злым и предателем, хотя он и родился в твоей палатке. В следующий раз суди людей по поступкам, и пусть у тебя будет одно слово для всех, будь это тарги, арабы или франки. Тогда ты будешь по-настоящему великим шейхом.
Он долго в молчании смотрел на меня, потом подал мне руку.
— Твои слова подобны прозрачным жемчужинам, я сберегу их в сердце. Хочешь ли ты быть моим братом, человеком, почитаемым людьми моего племени, и желанным гостем в наших хижинах и шатрах?
— Да.
— Тогда уедем из этого гибельного места и возвратимся к купцу Абраму. Разобьем там лагерь и заключим дружбу по закону пустыни. Ты спас моего сына. Твой друг будет моим другом, а твой враг — моим врагом. Мое сердце принадлежит тебе, а ты дай мне свое. И пусть между нами воцарится любовь.
НАЗВА
АБУ ЗАУБА
Мы преодолели добрых сто миль и были уже в половине дня пути от Бахр аль-Абйада, правого рукава Нила. Когда я говорю «мы», то имею в виду помимо себя своего маленького, мужественного, добросердечного и губастого слугу хаджи Халефа Омара и эбеново черного негра из племени фори по имени Марраба. Марраба дал обет, что он самостоятельно проделает путь в Мекку, и присоединился к нам, так как считал, что с нами он будет в безопасности — его не похитят охотники за рабами. Для нас же он был полезным спутником, так как отлично знал этот край и мог довести нас до Нила кратчайшим путем. Всю его одежду составляла хлопчатобумажная рубаха, а оружием являлся ржавый нож и еще более ржавое копье, которое при первом употреблении должно было сломаться. Халеф и я ехали на молодых статных фидасских жеребцах, негру мы одолжили вьючную лошадь, поскольку сами возвращались без поклажи.
Утром мы видели далеко справа безводный Нидд эн Нил, и, таким образом, я считал, что Бахр аль-Абйада мы достигнем где-то между островом Абу Нималь и м и ш р о й Омм Ишран. Местность здесь была плоской, словно блюдо, пора дождей была далеко, и все высохло до крайней степени. Солнце горело, как горн, и в полуденный зной просто невозможно было ехать дальше. Мы слезли с лошадей, расположились на земле, и каждый достал горсть фиников, единственную пищу, остававшуюся у нас. Мы молча жевали, и тут Халеф указал на восток.
— Сиди, видишь эту белую точку на горизонте? Вроде бы это всадник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Ты в самом деле хочешь идти к нему? Думаешь, что его можно спасти?
— Я попробую это сделать. Либо спасу мальчика, либо погибну вместе с ним.
— Ты достойный человек. Но как ты хочешь это сделать, сиди?
— Мы сделаем келек, плот.
— Келек? Из чего?
— Он должен быть легким, широким и длинным. Остов будет из палаточных шестов, а на них мы прикрепим палаточную ткань. Но сначала надо выяснить, насколько глубок песок и как он держит.
Я взял шест от палатки и осторожно подошел к краю песчаного озера. Мне не удалось точно определить, где начинается гибельный песок, поскольку он вроде бы ничем не отличался от остального песка, а значит, каждый шаг мог стать роковым. Скоро я почувствовал, что почва колеблется у меня под ногами. Я встал на колени и воткнул шест в песчаную кашу. И не достал до дна. Тарги связали несколько канатов, а на конец прикрепили камень. Я отпустил его в песок. Шнур был самое малое метров двадцать длины, он весь распустился, но камень не лег на дно. Песчаное озеро было глубоким с самого начала. Мне было не по себе при мысли, что плот не выдержит, и эта песчаная каша безжалостно сомкнется надо мной.
Мы принялись за изготовление плота. Я должен был сначала придумать наилучшую конструкцию этого транспортного средства, так же, как и удобного весла. Наконец я сделал что-то вроде жерди, к которой под прямым углом был прикреплен полотняный прямоугольник. Весло было нужно только на пути туда, а обратно тарги должны были подтянуть нас на канате.
Изготовление плота продолжалось довольно долго, и мы должны были постоянно ободрять мальчика, чтобы он не утратил терпения и смелости. Наконец мы были готовы. Предстояло самое тяжелое: погрузиться. Полотняный плот был, естественно, очень гибкий и прогибался, «захлопывался» со всех сторон. Взобраться на него было делом более чем рискованным. Я должен был влезать на плот на животе. Потом тарги оттолкнули плот шестами от берега, и я взялся за весла. Дело двигалось. Но двадцать пять метров!
На воде это было бы мелочью, но на поверхности песчаной каши процесс передвижения затянулся на полчаса. Мне часто случалось быть в опасности, но никогда у меня не было такого ощущения, как тогда. От чавканья, плеска, бульканья, хлюпанья этой вязкой массы у меня волосы дыбом вставали. Тарги, затаив дыхание, следили за моим продвижением, а когда мое транспортное средство один раз чуть не перевернулось, в их крике я услышал неподдельное отчаяние.
Наконец я настолько приблизился к тахтарувану, что коснулся его.
— Спаси меня, сиди! — кричал мальчик.
— Не бойся! — успокоил я его.— Оставайся неподвижным, чтобы не терять равновесия, а я уж постараюсь тебя доставить в целости к отцу. Если же тахтаруван закачается, сразу наклоняйся туда, куда я тебе велю.
Я привязал тонкую веревку, одним концом к передней раме плота, на другом же конце сделал петлю, которую набросил потом на нижнюю перегородку тахтарувана. Петля зацепилась с первой попытки.
— Тяните, но очень медленно! — крикнул я, обращаясь к берегу.
Канат натянулся, мой плот стал пятиться и потащил за собой тахтаруван. Носилки хотя и были достаточно легкими для того, чтобы не утонуть, но оказались совсем неподходящими для использования в качестве салазок. Они колебались и раскачивались, и наверняка перевернулись бы, если бы у меня не оказались припасенными еще два шнура с петлями. Я накинул их на каждый конец верхней перекладины по одной, сразу же подтянул оба шнура, устранив тем самым опасное раскачивание. И еще, на счастье, Халоба мои приказания наклониться туда или сюда выполнял ловко и по-умному. И тем не менее обратный путь длился намного дольше. Нам понадобились полные три четверти часа, чтобы достичь берега. Отец подхватил мальчика и прижал его к сердцу. Тарги ликовали.
Потом шейх подошел ко мне, обнял и расцеловал.
— Сиди, мы виноваты перед тобой. Скажи, чем мы это можем исправить. Пожелай от меня мою лучшую кобылу, десять моих лучших верблюдов, пожелай, что захочешь, я все тебе дам!
Предложить мне свою лучшую кобылу, это вообще-то было великолепным выражением благодарности. Все ожидали, чего же я пожелаю.
— Я и в самом деле хочу тебя попросить об одной вещи,— ответил я,— и это вещь немалая.
— Говори!
— Не презирай в следующий раз чужеземца только за то, что он чужеземец. Хороший человек будет тебе братом, даже если он и не из твоего племени. А злой предатель останется злым и предателем, хотя он и родился в твоей палатке. В следующий раз суди людей по поступкам, и пусть у тебя будет одно слово для всех, будь это тарги, арабы или франки. Тогда ты будешь по-настоящему великим шейхом.
Он долго в молчании смотрел на меня, потом подал мне руку.
— Твои слова подобны прозрачным жемчужинам, я сберегу их в сердце. Хочешь ли ты быть моим братом, человеком, почитаемым людьми моего племени, и желанным гостем в наших хижинах и шатрах?
— Да.
— Тогда уедем из этого гибельного места и возвратимся к купцу Абраму. Разобьем там лагерь и заключим дружбу по закону пустыни. Ты спас моего сына. Твой друг будет моим другом, а твой враг — моим врагом. Мое сердце принадлежит тебе, а ты дай мне свое. И пусть между нами воцарится любовь.
НАЗВА
АБУ ЗАУБА
Мы преодолели добрых сто миль и были уже в половине дня пути от Бахр аль-Абйада, правого рукава Нила. Когда я говорю «мы», то имею в виду помимо себя своего маленького, мужественного, добросердечного и губастого слугу хаджи Халефа Омара и эбеново черного негра из племени фори по имени Марраба. Марраба дал обет, что он самостоятельно проделает путь в Мекку, и присоединился к нам, так как считал, что с нами он будет в безопасности — его не похитят охотники за рабами. Для нас же он был полезным спутником, так как отлично знал этот край и мог довести нас до Нила кратчайшим путем. Всю его одежду составляла хлопчатобумажная рубаха, а оружием являлся ржавый нож и еще более ржавое копье, которое при первом употреблении должно было сломаться. Халеф и я ехали на молодых статных фидасских жеребцах, негру мы одолжили вьючную лошадь, поскольку сами возвращались без поклажи.
Утром мы видели далеко справа безводный Нидд эн Нил, и, таким образом, я считал, что Бахр аль-Абйада мы достигнем где-то между островом Абу Нималь и м и ш р о й Омм Ишран. Местность здесь была плоской, словно блюдо, пора дождей была далеко, и все высохло до крайней степени. Солнце горело, как горн, и в полуденный зной просто невозможно было ехать дальше. Мы слезли с лошадей, расположились на земле, и каждый достал горсть фиников, единственную пищу, остававшуюся у нас. Мы молча жевали, и тут Халеф указал на восток.
— Сиди, видишь эту белую точку на горизонте? Вроде бы это всадник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62