– Саранча! – с горечью проговорил он. – Налетели и все пожрали, как саранча. Мы могли бы жить без забот, а теперь придется голодать до весны.
– Надо нам в следующий раз задать им трепку, Фостий, – сказал мужчина помоложе, угнанный из той же деревни, что и семья Криспа. – Отомстить им за этот грабеж.
Но отец Криспа печально покачал головой:
– Как подумаю, что они с нами сотворили, у меня тоже руки чешутся, Станк. Но, боюсь, они перебьют нас, как ягнят. Они солдаты, а солдатам положено брать все силой. Крестьянам же положено терпеть.
Рух по-прежнему соперничал с Фостием за влияние на деревню, но сейчас согласился и он.
– Четыре или пять лет назад деревня Гомату, что в паре дней пути на запад от нас, взбунтовалась против кубратов, – сказал Рух.
– Ну и что? Что с ней стало? – спросил Станк.
– А нету ее, – угрюмо ответил Рух. – Мы видели, как дым поднимался до небес.
Разговоров о восстании никто больше не заводил. Крисп по-прежнему считал, что напасть на кубратов с саблей, и копьем, и луком и прогнать их далеко на север, за реку Астрис, на те равнины, откуда они пришли, было бы самым славным подвигом на свете. В эту игру он с товарищами любил играть больше всего. Но на самом деле оружие, доспехи и кони были у кочевников, а главное – у них было и умение, и желание драться.
«Крестьянам положено терпеть», – вспомнил Крисп. Терпеть ему не нравилось. Может, это значит, что он не должен быть крестьянином? Но кем еще он может быть? Об этом у него не было ни малейшего представления.

* * *
Деревня пережила зиму, хотя такой суровой зимы Крисп отродясь не видал. Даже о праздновании Зимнего солнцеворота – дня, когда солнце на небе окончательно поворачивалось к северу, – пришлось забыть из-за свирепствовавшего на улице бурана.
Криспу до смерти надоело сидеть взаперти, неделями слоняясь по дому без дела. С южной стороны гор даже зимой выпадали денечки, когда можно было выйти и поиграть в снежки. Здесь таких дней было раз два и обчелся. Короткие пробежки на двор – вынести ли ночной горшок на навозную кучу или помочь отцу притащить дрова – обжигали таким морозом, что Крисп был рад вернуться в тепло, пусть даже дымное и душное.
Наконец пришла весна – и принесла с собой грязь и слякоть, угнетавшие не меньше снега. А потом начались пахота, боронование, сев и прополка, снова втянувшие Криспа в бесконечный круговорот сельских работ и заставившие его пожалеть о зимних каникулах. Осенью кубраты опять пожаловали за своей не праведной долей урожая.
На следующий год они явились еще пару раз, скача по полям и вытаптывая длинные стебли зерновых. И при этом свистели, улюлюкали на скаку и смеялись над беспомощными крестьянами, чей труд так безжалостно уничтожали.
– Пьяные, почти все, – сказал Криспов отец вечером после первого налета, поджав презрительно губы. – Жаль, что они не свалились с коней и не переломали свои дурацкие шеи отправились бы тогда прямиком к Скотосу, где им самое место.
– Возблагодари лучше Фоса за то, что они не примчались в деревню и не покалечили людей вместо растений, – сказала мать.
Но Фостий только нахмурился и покачал головой.
Прислушиваясь, Крисп поймал себя на том, что согласен с отцом.
Кубраты поступили нехорошо и сделали это намеренно. Когда он намеренно проказничал, его за это пороли. Крестьянам было не под силу выпороть кубратов, поэтому пускай они навеки отправляются к богу тьмы и посмотрят, как им это понравится.
Снова пришла осень, и кубраты, естественно, забрали ровно столько же зерна, сколько и в прошлом году. Если из-за их диких забав запасов в деревне осталось меньше обычного – что ж, тем хуже для деревни.
Кочевники продолжали свои непотребные игрища и на следующий год.
В том же году одна из женщин пошла мыться к реке и пропала.
Когда односельчане пошли ее искать, то обнаружили на глинистом берегу следы от копыт.
Как только новость облетела деревню, отец Криспа крепко прижал к себе мать.
– Вот теперь я возблагодарю Фоса, Таце, – сказал он. – Ведь это могло случиться с тобой.
Как-то по весне – третьей весне, которую Крисп встречал в Кубрате, – лай собак пробудил крестьян задолго до рассвета.
Протирая глаза, они вылезли из домов и уставились на пару дюжин вооруженных всадников с факелами. Кубраты, сидя в седле, хмуро взирали сверху вниз на перепуганных и растерянных крестьян.
Волосы на затылке у Криспа попытались встать дыбом. Он давно уже не вспоминал о той ночи, когда кубраты похитили его вместе со всеми односельчанами. Теперь воспоминания – а вместе с ними и страх – нахлынули снова. Но куда еще могли дикари угнать их отсюда? И зачем им это понадобилось?
Один из всадников вытащил саблю. Сельчане отпрянули. Кто-то застонал. Но кубрат не стал на них набрасываться. Он махнул саблей на запад.
– Пойдете с нами, – сказал он по-видесски с гортанным акцентом. – Сейчас же.
Отец Криспа задал те вопросы, что вертелись у мальчика в голове:
– Куда? Почему?
– Куда я тебе велю, человек, привязанный к земле. И потому что я велю.
На сей раз всадник махнул саблей угрожающе.
В свои девять лет Крисп знал о мире и его жестокости гораздо больше, чем в шесть. И все же он без колебаний бросился к кубрату. Отец схватил его, дернул назад – но было поздно.
– Оставь его в покое! – крикнул всаднику Крисп.
Тот оскалился, сверкнув в отблесках факела белыми зубами. Сабля взметнулась вверх. Мать Криспа взвизгнула. Но дикарь заколебался. Потом швырнул факел наземь, чуть ли не Криспу в лицо. И вдруг, неожиданно, оскал превратился в ухмылку. Кубрат проговорил что-то на своем языке. Его товарищи возбужденно загомонили, а затем разразились хохотом.
Кубрат снова перешел на видесский:
– Ха, юный хаган, ты забыл меня? Хорошо, что я тебя вспомнил, иначе ты сегодня стал бы трупом. Откуда у крестьянского мальчишки столько мужества – как у настоящего кубрата?
Крисп действительно не узнал всадника, захватившего в плен его семью. Но раз кубрат узнал его, почему бы этим не воспользоваться?
– Зачем вы явились? Что вы собираетесь с нами делать?
– Увести вас отсюда. – Кочевник оскалился снова. – Видесс заплатил за вас выкуп. Нам придется вас отпустить. – Похоже, у него лично такая перспектива восторга не вызывала.
– Выкуп?
Слово облетело крестьян, повторяемое сначала недоверчивым шепотом, а потом все громче и громче, пока вся толпа не начала скандировать хором, пьянея от восторга: «Выкуп!».
Они плясали вокруг кубратов; былую ненависть и страх смыло мощной волной свободы. Как будто праздник Зимнего солнцеворота чудесным образом свалился с небес весной, подумал Крисп. Вскоре всадники и крестьяне уже чокались деревянными пивными кружками.
Бочку вскрывали за бочкой. Ничего не останется на потом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115