И мгновенно, как это умел делать и шевалье, Пардальян-старший обнажил клинок.
— Вашу шпагу, сударь! — с угрозой повторил капитан гвардейцев.
— Сейчас ты ее получишь! В грудь или в живот, как пожелаешь! — презрительно заявил Пардальян.
— С этим стариком нужно покончить! — закричал Анри де Монморанси.
Пардальян по-прежнему стоял, прижавшись спиной к дверям дома. Противники наступали на него, обнажив клинки. А за спинами нападавших толпились зеваки. Вдалеке еще слышались фанфары, звенели колокола, гремел салют. Возбужденные парижане пытались понять, что за стычка разгорелась на улице. Десятки голов свешивались из окон домов.
— Сейчас они его возьмут! — закричал кто-то.
— Живым или мертвым? — вопрошал другой любопытный.
— Молодец старик! — верещал какой-то мальчишка, взобравшись на стул.
Пардальян-старший приветственно махнул ему рукой.
— Вперед же! Наступайте! Схватить его! — закричал потерявший терпение Данвиль.
— Не торопитесь, — прозвучал чей-то сладкий голос. — Этот буян — отец некоего шевалье де Пардальяна, посмевшего оскорбить его величество короля! Его надо взять живым! А под пытками он расскажет, где скрывается Пардальян-младший!
Эта идея принадлежала Мореверу.
— Да! Живым! Только живым! — проскрежетал Анри де Монморанси, и его глаза налились кровью. — И пусть признается, где прячется его бесценный сынок!
— Шевалье де Пардальян к вашим услугам! — услышали вдруг все звонкий голос.
И в тот же миг словно ветер смешал ряды нападавших: один из гвардейцев внезапно упал с лошади и покатился по грязной мостовой, а на его коня взлетел какой-то неизвестный юноша. В глазах его пылала ярость, губы кривились в иронической улыбке. Уверенно держась в седле, молодой человек горячил коня, колотя его по бокам стременами и натягивая удила. Конь громко заржал, взвился от боли, поднялся на дыбы, выбивая копытами искры из булыжников. Другим гвардейцам пришлось отъехать назад, пятясь от обезумевшей лошади.
— Мальчик мой! — вскричал Пардальян.
— Я иду вам на помощь, батюшка! — отозвался шевалье.
Покинув особнячок на улице де Ла Аш, Жан ненадолго задержался на улице Бове, проталкиваясь через скопище зевак, глазевших на королевский кортеж. Шевалье хотел уже отправиться своей дорогой, в новый кабачок толстухи Като, но не сумел выбраться из людской реки, увлекшей его на Монмартрскую улицу.
Там что-то случилось — правда, шевалье ничего не видел, но разглядел статную фигуру маршала де Данвиля, сидящего на коне.
Шевалье, не желая быть узнанным, решил поскорее уносить ноги. Для отступления он наметил Тиктонскую улицу. Юноша уже почти добрался до нее, как вдруг среди воплей и визга услышал крик отца. Шевалье, не медля, бросился в толпу.
Несколько секунд он потерял, с трудом протискиваясь вперед. Наконец Жан оказался прямо за спинами всадников, окруживших Пардальяна-старшего. Вцепиться в стремя ближайшей лошади, вскочить на нее, приставить кинжал к горлу оцепеневшего гвардейца — все это было для юноши минутным делом.
— Спрыгивайте, сударь! — распорядился Жан.
— Вы рехнулись!
— Мне надоело ходить на своих двоих, и я решил обзавестись конем. Спрыгивайте, а то зарежу!
Гвардеец замахнулся и попытался ударить наглеца эфесом шпаги по голове, но не успел. Кинжал вонзился ему в грудь, и всадник, с глухим стуком рухнув вниз, покатился по земле. Шевалье прыгнул в седло, вытащил шпагу и поднял коня на дыбы. Все это произошло в одну секунду.
Короткая схватка Жана с гвардейцем позволила перевести дух Пардальяну-старшему. Теперь же, сдерживая крепкой рукой обезумевшего коня, Жан прикрыл отца, а тот сноровисто сгреб в кучу стулья, стол, табуретки, остатки помоста, на котором недавно стояли любопытные, и воздвиг перед дверью нечто напоминающее баррикаду.
Справившись с замешательством, всадники опять выстроились полукругом и ожидали лишь приказа, который должен был отдать капитан гвардейцев. Этот офицер крикнул отцу и сыну:
— Именем короля, господа! Приказываю вам сдаться!
— Нет! — надменно ответил шевалье.
— Господа, это бунт! Вперед! Гвардейцы, хватайте мятежников!
С обнаженными шпагами на шевалье наступали с одной стороны гвардейцы, а с другой — придворные герцога. Только лишив Жана свободы или жизни, они могли добраться до старого Пардальяна. Шевалье понял, что пробил его последний час, и подумал перед смертью о Лоизе.
Когда нападавшие бросились в атаку, шевалье попытался повторить маневр, который только что увенчался блестящим успехом: Жан хотел снова поднять коня на дыбы. Юноша пришпорил скакуна, натянул удила, но лошадь не взвилась, а упала на камни мостовой.
— Дьявол! — выругался Пардальян-младший. Он успел соскочить на землю и повернулся к наступающим, сжимая в руке шпагу.
Капитан велел своим людям спешиться, и дюжина гвардейцев окружила баррикаду, наставив на Пардальянов обнаженные шпаги.
— Сдавайтесь же, черт побери! — заорал капитан.
Но отец и сын лишь отрицательно покачали головами. Тогда капитан, пожав плечами, приказал:
— Взять их!
Нападавшие попробовали дотянуться своими шпагами сквозь щели в баррикаде до юноши и старика. Несколько клинков со звоном сломалось, четыре гвардейца были повержены, и атака захлебнулась. Но тактика штурма вполне себя оправдала: Пардальяны получили раны в голову, грудь и руку.
Ветеран, не удержавшись на ногах, упал на колени.
— Прощай, мальчик мой! — прохрипел он.
— Прощай, батюшка! — откликнулся шевалье, обливаясь кровью.
— Раскидайте эту баррикаду! — скомандовал капитан.
Атакующие яростно накинулись на завал и уже минуту спустя расчистили себе дорогу. Сплошная линия стальных клинков придвинулась прямо к Пардальянам.
— Ну, вот и все! — с горькой усмешкой констатировал Пардальян-старший.
— Прощай, Лоиза! — прошептал шевалье и беспомощно закрыл глаза.
Когда он снова открыл их, перед ним возникла восхитительно-прекрасная картина. Пораженный до глубины души и ничего не понимающий шевалье подумал, что, вероятно, уже погиб, но на пороге вечной жизни Господь даровал ему утешение. Увидел же он вот что.
Неумолимо приближавшиеся к его горлу металлические острия внезапно дрогнули и опустились. Гвардейцы, будто зачарованные, отпрянули и расступились, образовав коридор, в дальнем конце которого застыл Анри де Монморанси. А навстречу ему двигалась женщина в черном одеянии; она казалась воплощением благородства и гордого достоинства.
Спокойствием и величием веяло от этой женской фигуры. Изумление нападавших невольно сменилось почтением. Все поняли: сейчас должно произойти что-то очень важное. Одним движением руки дама остановила ожесточенную схватку, и никто из рассвирепевших мужчин не осмелился добить раненых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140