А вам он будет напоминать об этом маленьком приключении. — И незнакомец кивком указал на лошадь, которую все еще держал под уздцы старый слуга.
— Хорошо, месье. Коня я возьму! — величественно проговорил Пардальян — будто император, милостиво согласившийся принять дар от своего вассала.
И как человек, выросший в седле, он одним махом взлетел на Галаора.
Незнакомец торопливо распрощался и заспешил прочь. Слуга хотел было последовать за своим господином, но Пардальян остановил старика.
— Не могу ли я узнать, кто тот человек, из-за которого я столь недостойно пренебрег мудрыми советами отца? — тихонько спросил он.
— Разумеется, можете, месье! — кивнул изумленный лакей.
— Итак, имя этого человека?..
— Анри де Монморанси, маршал де Данвиль…
Вскоре Пардальян объявился «У ворожеи» вместе со своим новым приобретением. Было уже поздно, прислуга запирала ворота. Ничего никому не говоря, шевалье отвел Галаора в конюшню, выбрал для него лучшее стойло и щедро отмерил коню отборного овса.
Затем Жан долго разглядывал жеребца и наконец восторженно зацокал языком. Галаор оказался великолепным гнедым скакуном с небольшой гордой головой, трепещущими ноздрями, безупречными линиями мощного тела, сильными сухими ногами.
За осмотром коня Пардальяна и застал господин Ландри.
— И чем же вы тут занимаетесь? — полюбопытствовал почтенный хозяин «Ворожеи».
— Знакомлюсь со своим новым другом.
— Не хотите ли вы сказать, что эта лошадь — ваша?
— Вы угадали, дорогой Ландри.
— И теперь, — испуганно пролепетал хозяин, — мне придется кормить еще и ее?!
— А вам бы хотелось, чтобы этот благородный красавец околел от голода?!
Почтеннейший Ландри в приступе отчаяния схватился за голову, словно собирался рвать на себе волосы. Впрочем, этого ему не удалось бы сделать при всем желании: достойный трактирщик был лыс, как колено.
Шевалье тщательно проверил, удобно ли Галаору в его новом стойле, вежливо раскланялся с потрясенным Ландри, пошел к себе и лег спать.
Отныне Пардальяна видели на улице исключительно верхом на Галаоре; рядом обычно мчался Пипо, вынюхивая, что бы такое ему стащить в какой-нибудь мясной лавке. Галаор же никогда не обращал внимания ни на что вокруг; он гордо скакал вперед, сметая с пути зазевавшихся прохожих. Но если кто-то осмеливался сердито посмотреть на хозяина столь горячего жеребца, незадачливому бедняге грозило немедленное и весьма близкое знакомство с прославленной Молнией.
Пардальян на Галаоре, с Пипо у стремени и с Молнией в руке вызывал трепет по всей округе. Вернее, перед ним трепетали воры, бандиты и всякие шалопаи, которых в этой части города было более чем достаточно. Ведь шевалье обнажал шпагу только для того, чтобы прийти на помощь слабому. Думаем, этот факт реабилитирует нашего героя в глазах читателя, которому Жан, чей облик и характер точно и беспристрастно описаны на этих страницах, мог показаться малосимпатичным молодым человеком. А ведь он нередко возвращался к себе вместе с каким-нибудь несчастным и отдавал тому свой обед, подкладывая бедолаге лучшие куски и подливая своего любимого вина.
В такие дни Ландри сиял от удовольствия, хотя появление нищего или бродяги на приличном постоялом дворе очень смущало почтенного хозяина. Зато за эти трапезы Пардальян платил — и платил щедро, чего никогда не делал, обедая в одиночестве.
Как-то Ландри Грегуар робко поинтересовался, почему шевалье так поступает.
— За кого вы меня принимаете? — возмутился Пардальян. — Да я никому, даже герцогу де Гизу, не позволю платить за моих гостей! Мои гости — это мои гости, и точка!
Иногда, заглянув на кухню, шевалье выбирал жареного цыпленка получше, прихватывал хлеба и бутылочку вина, бросал экю лакею или служанке и удалялся. Однажды любопытный поваренок проследил за ним и обнаружил вот что:
Пардальян отправился в подвал, где обитало одно бедное семейство, прозябавшее в нищете. Шевалье выложил на стол еду, отвесил перепуганным хозяевам изящный поклон и вышел, не произнеся ни слова.
Оказавшись на улице, Жан проворчал себе под нос:
— Опять, опять я ослушался господина Пардальяна-старшего! Гореть мне за это в аду!
И все-таки шевалье тосковал…
Счастлив он был лишь тогда, когда стоял у окна, жадно глядя на соседнюю мансарду. И если его долготерпение бывало через несколько часов вознаграждено и ему удавалось увидеть прелестное лицо в ореоле золотых волос, сердце Жана едва не разрывалось от восторга.
— Я запасаюсь счастьем на неделю вперед, — шептал юноша.
Соседка стала понемногу привыкать к своему поклоннику. Она уже не так боялась его и с меньшей поспешностью задергивала штору. Иногда она даже поднимала глаза и отваживалась взглянуть на Жана!
Но на этом дело застопорилось. Пардальян и Лоиза никогда не говорили друг с другом. Связала ли их любовь? И понимали ли они, что это любовь?
Шевалье знал лишь одно: девушка — дочь той загадочной красавицы, которую все зовут Дамой в трауре; он слышал, что мать и дочь бедны и зарабатывают на жизнь, делая вышивки для знатных дам и состоятельных горожанок.
Как-то Пардальян сидел дома, пытался привести в порядок свой колет и предавался печальным размышлениям. Приходилось взглянуть правде в глаза: единственный костюм юноши, сшитый когда-то из серого бархата, был протерт до дыр и не слишком подходил для того, чтобы ухаживать в нем за очаровательной девушкой. Да разве понравится ей когда-нибудь такой оборванец, как Жан?!
— Совершенно ясно: пока я не найду денег, чтобы одеваться, как щеголи при дворе, она не посмотрит в мою сторону! Никто никогда не полюбит злосчастного бедолагу, одежда которого просто кричит о нищете своего хозяина! — мрачно рассуждал Пардальян, и эти наивные рассуждения доказывают, как плохо он еще разбирался в жизни.
Юноша, как умел, зашил дыру, которую долго и безуспешно старался замаскировать, потом накинул на плечи колет и уже хотел отправиться на поиски тех великолепных нарядов, о которых только что мечтал, но в последний момент еще раз посмотрел в окно: в эту минуту Дама в трауре вышла из дома и зашагала по улице Сент-Антуан, а Лоиза робко выглянула из окошка мансарды. Не задумываясь и действуя словно наперекор судьбе, ввергшей его в нищету и лишившей тем права на любовь и счастье, Пардальян послал девушке воздушный поцелуй.
Лоиза зарделась, что не укрылось от внимания Жана. Секунду помедлив, красавица подняла на шевалье свои дивные глаза и только после этого медленно отступила в глубину комнаты. Пардальян сообразил, что девушка не обиделась на него. Сердце юноши радостно заколотилось:
— Она не выказала отвращения! Значит, я могу надеяться! О, мне нужно немедленно встретиться с ее матерью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Хорошо, месье. Коня я возьму! — величественно проговорил Пардальян — будто император, милостиво согласившийся принять дар от своего вассала.
И как человек, выросший в седле, он одним махом взлетел на Галаора.
Незнакомец торопливо распрощался и заспешил прочь. Слуга хотел было последовать за своим господином, но Пардальян остановил старика.
— Не могу ли я узнать, кто тот человек, из-за которого я столь недостойно пренебрег мудрыми советами отца? — тихонько спросил он.
— Разумеется, можете, месье! — кивнул изумленный лакей.
— Итак, имя этого человека?..
— Анри де Монморанси, маршал де Данвиль…
Вскоре Пардальян объявился «У ворожеи» вместе со своим новым приобретением. Было уже поздно, прислуга запирала ворота. Ничего никому не говоря, шевалье отвел Галаора в конюшню, выбрал для него лучшее стойло и щедро отмерил коню отборного овса.
Затем Жан долго разглядывал жеребца и наконец восторженно зацокал языком. Галаор оказался великолепным гнедым скакуном с небольшой гордой головой, трепещущими ноздрями, безупречными линиями мощного тела, сильными сухими ногами.
За осмотром коня Пардальяна и застал господин Ландри.
— И чем же вы тут занимаетесь? — полюбопытствовал почтенный хозяин «Ворожеи».
— Знакомлюсь со своим новым другом.
— Не хотите ли вы сказать, что эта лошадь — ваша?
— Вы угадали, дорогой Ландри.
— И теперь, — испуганно пролепетал хозяин, — мне придется кормить еще и ее?!
— А вам бы хотелось, чтобы этот благородный красавец околел от голода?!
Почтеннейший Ландри в приступе отчаяния схватился за голову, словно собирался рвать на себе волосы. Впрочем, этого ему не удалось бы сделать при всем желании: достойный трактирщик был лыс, как колено.
Шевалье тщательно проверил, удобно ли Галаору в его новом стойле, вежливо раскланялся с потрясенным Ландри, пошел к себе и лег спать.
Отныне Пардальяна видели на улице исключительно верхом на Галаоре; рядом обычно мчался Пипо, вынюхивая, что бы такое ему стащить в какой-нибудь мясной лавке. Галаор же никогда не обращал внимания ни на что вокруг; он гордо скакал вперед, сметая с пути зазевавшихся прохожих. Но если кто-то осмеливался сердито посмотреть на хозяина столь горячего жеребца, незадачливому бедняге грозило немедленное и весьма близкое знакомство с прославленной Молнией.
Пардальян на Галаоре, с Пипо у стремени и с Молнией в руке вызывал трепет по всей округе. Вернее, перед ним трепетали воры, бандиты и всякие шалопаи, которых в этой части города было более чем достаточно. Ведь шевалье обнажал шпагу только для того, чтобы прийти на помощь слабому. Думаем, этот факт реабилитирует нашего героя в глазах читателя, которому Жан, чей облик и характер точно и беспристрастно описаны на этих страницах, мог показаться малосимпатичным молодым человеком. А ведь он нередко возвращался к себе вместе с каким-нибудь несчастным и отдавал тому свой обед, подкладывая бедолаге лучшие куски и подливая своего любимого вина.
В такие дни Ландри сиял от удовольствия, хотя появление нищего или бродяги на приличном постоялом дворе очень смущало почтенного хозяина. Зато за эти трапезы Пардальян платил — и платил щедро, чего никогда не делал, обедая в одиночестве.
Как-то Ландри Грегуар робко поинтересовался, почему шевалье так поступает.
— За кого вы меня принимаете? — возмутился Пардальян. — Да я никому, даже герцогу де Гизу, не позволю платить за моих гостей! Мои гости — это мои гости, и точка!
Иногда, заглянув на кухню, шевалье выбирал жареного цыпленка получше, прихватывал хлеба и бутылочку вина, бросал экю лакею или служанке и удалялся. Однажды любопытный поваренок проследил за ним и обнаружил вот что:
Пардальян отправился в подвал, где обитало одно бедное семейство, прозябавшее в нищете. Шевалье выложил на стол еду, отвесил перепуганным хозяевам изящный поклон и вышел, не произнеся ни слова.
Оказавшись на улице, Жан проворчал себе под нос:
— Опять, опять я ослушался господина Пардальяна-старшего! Гореть мне за это в аду!
И все-таки шевалье тосковал…
Счастлив он был лишь тогда, когда стоял у окна, жадно глядя на соседнюю мансарду. И если его долготерпение бывало через несколько часов вознаграждено и ему удавалось увидеть прелестное лицо в ореоле золотых волос, сердце Жана едва не разрывалось от восторга.
— Я запасаюсь счастьем на неделю вперед, — шептал юноша.
Соседка стала понемногу привыкать к своему поклоннику. Она уже не так боялась его и с меньшей поспешностью задергивала штору. Иногда она даже поднимала глаза и отваживалась взглянуть на Жана!
Но на этом дело застопорилось. Пардальян и Лоиза никогда не говорили друг с другом. Связала ли их любовь? И понимали ли они, что это любовь?
Шевалье знал лишь одно: девушка — дочь той загадочной красавицы, которую все зовут Дамой в трауре; он слышал, что мать и дочь бедны и зарабатывают на жизнь, делая вышивки для знатных дам и состоятельных горожанок.
Как-то Пардальян сидел дома, пытался привести в порядок свой колет и предавался печальным размышлениям. Приходилось взглянуть правде в глаза: единственный костюм юноши, сшитый когда-то из серого бархата, был протерт до дыр и не слишком подходил для того, чтобы ухаживать в нем за очаровательной девушкой. Да разве понравится ей когда-нибудь такой оборванец, как Жан?!
— Совершенно ясно: пока я не найду денег, чтобы одеваться, как щеголи при дворе, она не посмотрит в мою сторону! Никто никогда не полюбит злосчастного бедолагу, одежда которого просто кричит о нищете своего хозяина! — мрачно рассуждал Пардальян, и эти наивные рассуждения доказывают, как плохо он еще разбирался в жизни.
Юноша, как умел, зашил дыру, которую долго и безуспешно старался замаскировать, потом накинул на плечи колет и уже хотел отправиться на поиски тех великолепных нарядов, о которых только что мечтал, но в последний момент еще раз посмотрел в окно: в эту минуту Дама в трауре вышла из дома и зашагала по улице Сент-Антуан, а Лоиза робко выглянула из окошка мансарды. Не задумываясь и действуя словно наперекор судьбе, ввергшей его в нищету и лишившей тем права на любовь и счастье, Пардальян послал девушке воздушный поцелуй.
Лоиза зарделась, что не укрылось от внимания Жана. Секунду помедлив, красавица подняла на шевалье свои дивные глаза и только после этого медленно отступила в глубину комнаты. Пардальян сообразил, что девушка не обиделась на него. Сердце юноши радостно заколотилось:
— Она не выказала отвращения! Значит, я могу надеяться! О, мне нужно немедленно встретиться с ее матерью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140