Анри де Монморанси смотрел на нее будто завороженный; она возникла словно видение из грез. Он уже не чувствовал ни любви, ни ненависти, ни ревности, ни злобы, а испытывал лишь безграничное удивление. Она? Не может быть!.. Почему она здесь? Ничего не понимая, Данвиль замер в ожидании.
— Дама в трауре! — пробормотал удивленный Жан.
А на пороге дома, у той самой двери, перед которой Пардальян-старший спешно соорудил баррикаду, стояла прелестная золотоволосая девушка. Она с ужасом и восхищением смотрела на распростертого у ее ног шевалье.
— Лоиза! — прошептал юноша и, медленно поднявшись с залитых кровью камней, замер на коленях.
На длинных ресницах красавицы заблестели слезы, и шевалье увидел в ее глазах беспредельное обожание и глубокую нежность.
— О Боже!.. Теперь я могу умереть!.. Она любит меня!..
И Жан, лишившись чувств, повалился на мостовую, а ветеран, закусив кончик жестких усов, пробурчал:
— Значит, это и есть крошка Лоиза? Да, за такую действительно не жалко отдать жизнь!..
А Дама в трауре приближалась к Анри де Монморанси. Она открыла дверь и шагнула на крыльцо в ту секунду, когда шпаги гвардейцев уже почти касались обоих Пардальянов. Однако, увидев эту женщину, ошеломленные рубаки прекратили атаку.
Жанна де Пьенн остановилась в двух шагах от маршала де Данвиля.
— Монсеньор, — бестрепетно произнесла она, — я увожу этих израненных людей с собой. Они принадлежат мне по праву: один из них когда-то вернул мне украденную дочь, второй же — сын этого человека.
Маршал содрогнулся. Налитые кровью глаза безжалостного сеньора встретились с ясными очами Жанны де Пьенн, и, не сумев выдержать ее светлого, чистого взгляда, сломленный Анри де Монморанси потупился…
Потом он тихо сказал:
— Эти люди — ваши, мадам! Вы можете увести их!
Жанна де Пьенн повернулась к капитану гвардейцев:
— Сударь, вы здесь по приказу…
— По приказу короля, мадам! — непреклонно ответил капитан. — Я обязан схватить этих господ.
— Сударь, я — Жанна, графиня де Пьенн, герцогиня де Монморанси…
При звуках этого имени капитан согнулся в низком поклоне.
— Я стану живым залогом, я ручаюсь за двух этих пленников. И я бесконечно благодарна и тому, и другому. Повторяю: сейчас эти два человека принадлежат мне. Если вы хотите, я объясню, чем я обязана этим людям… Желаете, чтобы я рассказала?..
Жанна де Пьенн обвела глазами застывших всадников, остолбеневших фаворитов герцога Анжуйского, потрясенную толпу, созерцавшую эту странную сцену.
Маршал де Данвиль вздрогнул, выпрямился, но, встретившись взглядом с Жанной, медленно опустил голову. Казалось, он признал себя побежденным, однако зловещая улыбка скользнула по его бескровным губам.
— Мадам, — отозвался капитан, — видит Бог, у меня не может быть сомнений в слове столь благородной особы. Я верю графине де Пьенн, герцогине де Монморанси. Готов передать вам арестантов с тем условием, что они не выйдут из этого дома.
— Клянусь вам, они этого не сделают, сударь!
— Я рад это слышать, мадам. Признаюсь, я подчинился вам с удовольствием: я никогда не сталкивался с такими смельчаками, как эти двое!
Оба Пардальяна поднялись и, нетвердо держась на ногах, вложили шпаги в ножны. Жанна де Пьенн приблизилась к ветерану.
— Сударь, — ласково проговорила она. — Прошу вас, окажите честь моему убогому жилищу…
И она подала руку Пардальяну-старшему. Тогда и Лоиза робко вложила пальчики в руку Жана. Ощутив ее прикосновение, юноша затрепетал и гордо вскинул голову. Они вошли в дом, и дверь за ними захлопнулась.
— Капитан! — завопил Анри де Монморанси. — Выставьте перед домом караул из двадцати гвардейцев! Следите за дверью и окнами круглые сутки! Вы мне головой отвечаете за узников… и узниц!
— Я как раз собирался отдать приказ, — ответил капитан.
— Так поторопитесь!.. Надеюсь, мадам де Пьенн, самочинно присвоившая себе титул герцогини де Монморанси, исполнит то, что обещала!
А над Парижем гремели залпы праздничного артиллерийского салюта…
XLIX
АЛМАЗ
Жизнь двух пленниц на улице де Ла Аш оправдывала самые мрачные ожидания. Хотя они и были избавлены от физических мучений, но душевные раны причиняли им жестокую |боль. Алиса де Люс играла при дамах роль тюремщицы; ей было стыдно и горько, и она изо всех сил старалась скрасить бедняжкам тягостный плен.
На смену печальным дням приходили тоскливые ночи.
Постоянное пребывание в маленькой комнатке подорвало здоровье Жанны де Пьенн. Но она мужественно боролась с недугом.
Да, теперь ей казалось, что смерть избавила бы ее от страданий. Жанне больше не на что было надеяться… Она думала о послании, адресованном Франсуа де Монморанси. Жанна была уверена, что маршалу передали ее письмо. Из беседы с Алисой она выяснила, что герцог в столице. Значит, он просто не пожелал откликнуться на ее зов! Франсуа вычеркнул ее из своего сердца, все еще считая изменницей!..
Конечно, Франсуа мог броситься на поиски Жанны и не найти ее. Но ей это казалось невозможным. Ведь в своем послании она написала всю правду об Анри де Монморанси. Франсуа должен был сразу понять, что похититель — его младший брат. В конце концов, маршал де Монморанси мог искать справедливости и у самого короля.
Но ничего не случилось: с того дня, как их увезли из дома на улице Сен-Дени, никто так и не пытался освободить Жанну и ее дочь.
Мысль о том, что шевалье де Пардальян не отнес письма, разумеется, приходила ей в голову. Но она доказывала себе, что этого не может быть; женщина предпочитала думать, что Франсуа отвернулся от нее и от своей дочери.
Ведь не мог же этот юноша, такой молодой и, похоже, искренне влюбленный в Лоизу, оказаться настолько коварным! Жанна убеждала себя, что молодой человек, конечно, постарается найти и вызволить Лоизу.
А Лоиза размышляла о том, что юноша, к которому она столь наивно обратилась за помощью, оказался сыном негодяя, выполнявшего зловещие приказы Анри де Монморанси. Девушка пыталась внушить себе, что чувствует к молодому человеку лишь презрение и скоро забудет о нем.
Как-то вечером Алиса де Люс поднялась к бедняжкам.
Алиса была еще бледнее, чем всегда. Пленницы взирали на хозяйку особнячка с ужасом, жалостью и отвращением. Алиса же, потупившись, приблизилась к Даме в трауре.
— Мадам, — сказала фрейлина, — вы должны признать: я сделала все, что было в моих силах, чтобы облегчить вашу участь.
— Это правда, — кивнула Жанна. — Мне не в чем вас упрекнуть.
— Меня принудили стать вашей тюремщицей.
— Мне это известно, и я искренне сочувствую вам.
— А раз так, — содрогнувшись, тихо проговорила Алиса, — не проклинайте меня, когда окажетесь на свободе…
— Увы! Видимо, отныне наш удел — неволя.
— С этой минуты вы свободны, — со спокойной решимостью промолвила Алиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140