Каковы ваши ближайшие планы?
— Пошатаюсь месяц-другой вокруг Парижа.
— У вас есть деньги?
Не дожидаясь ответа, маршал де Данвиль кликнул лакея и что-то шепнул ему. Тот удалился и вскоре вновь вошел в комнату с тяжелым кошельком в руке, который и положил на скатерть перед Пардальяном.
— Ага! Это, стало быть, десерт! — оскалился ветеран. — Давненько я таким не баловался.
Все обсудив, сотрапезники отправились спать: Монморанси — на мягкие пуховики, а Пардальян — на сеновал, где и устроился со всеми удобствами. Пролетел час; весь постоялый двор погрузился в сон, но наши знакомые все еще бодрствовали.
— Полагаю, я провернул сегодня удачную сделку, — размышлял маршал. — Герцог Гиз озолотил бы воина!
А Пардальян-старший думал только о сыне:
— Разумеется, я рискую жизнью, зато Жан будет уважаемым и состоятельным человеком…
XXXIII
УЗНИЦЫ
Пришла весна. В начале апреля Пардальян-старший — совершенно не похожий на себя в новом костюме — заспешил в столицу. Его сын в это время разыскивал Франсуа де Монморанси, а Жанна с Лоизой томились в плену, запертые в комнатах дворца Мем. Мать и дочь провели там уже две недели.
В один из этих дней хмурый маршал де Данвиль нервно мерил шагами огромный зал на втором этаже своего дома. После того, как Анри увидел Жанну, его вновь охватили те же чувства, что и шестнадцать лет назад. Взглянув на нее, он убедился, что все еще любит эту женщину.
— Почему меня так потрясла встреча с ней? Почему меня терзает страсть, которую я, казалось бы, давно вырвал из своего сердца? Неужели я по-прежнему люблю Жанну?.. О нет, не по-прежнему, а гораздо более пылко, чем раньше…
Стук в дверь заставил маршала де Данвиля вздрогнуть. В зал вошел лакей, который сопровождал Анри в Пон-де-Се.
— Монсеньор, — сообщил он, не дожидаясь позволения хозяина, — плохие новости. В Париж прибыл ваш брат.
Анри де Монморанси побелел.
— Я случайно столкнулся с ним на улице, — объяснил лакей, — и двинулся следом. Сейчас брат монсеньора в своей резиденции.
— Ладно, оставь меня.
Оказавшись в одиночестве, Анри опустился в кресло. Маршала трясло от волнения. Скверная весть словно придавила его к земле.
Значит, Франсуа в столице. И каждую минуту он может ворваться сюда, бросить Анри в лицо страшные обвинения, вынести приговор и привести его в исполнение…
— Если бы ее тут не было, я бы не беспокоился, — шептал Анри. — Я бы бестрепетно взглянул ему в глаза… Сам бы шагнул ему навстречу и смело сказал: «Ты приехал в Париж, чтобы разыскать меня? Так я перед тобой! Что ты от меня хочешь?.. « Но в моем доме — она! И я не могу жить без нее! Нельзя допустить, чтобы они встретились! Он никогда ее не увидит! А вдруг он тоже все еще любит Жанну?!
Я помню, помню, как когда-то поджидал ее у изгороди из розовых кустов. Я стоял у той жалкой хижины, где она нашла приют, и чувствовал, что сердце мое готово разорваться при одной мысли: я потерял ее навсегда. Я хотел одного: чтобы она не досталась другому… этому сладкоречивому лицемеру, соблазнившему ее красивыми словами. Да, я готов был распрощаться с ней навеки, лишь бы она не принадлежала и ему.
Я помню, когда Франсуа нанес мне удар шпагой и дровосеки принесли меня, раненого, в замок. Я больше всего страдал оттого, что они, может быть, воссоединились. Тогда весь мой замысел рухнул бы…
Но, к счастью, у него ничего не получилось. Мой отец сделал все, чтобы разлучить их навсегда. Когда я узнал об этом, я едва не умер от радости. Я был счастлив!.. Но почему, почему я не бросился искать ее?!
Данвиль замолк на несколько минут, потом ответил сам себе:
— Потому что я ненавидел его гораздо сильней, чем любил ее. И годы не властны над моей ненавистью к брату! Я всегда, всегда не выносил его! И это чувство да еще жажда мести и стремление к власти привели меня в ряды заговорщиков, заставили ввязаться в эту опасную авантюру — затею Гиза, которая может стоить мне жизни.
Целый час Анри де Монморанси метался по залу, как зверь по клетке. Но наконец маршал взял себя в руки и даже вдруг заулыбался. Похоже, он что-то придумал.
— Да, я поступлю именно так… Там ее никто не найдет. И я знаю, как воздействовать на эту женщину… А дальше поглядим, — пробормотал маршал де Данвиль и поспешил в апартаменты, которые занимали теперь Жанна и Лоиза.
Анри приблизился к заветной двери и прислушался, но в комнатах пленниц царила тишина. Он осторожно отпер замок ключом, с которым никогда не расставался, и замер на пороге. Жанна и Лоиза, прильнув друг к другу и будто ища спасения в нежных объятиях, стояли перед Анри и со страхом смотрели на своего тюремщика.
Монморанси шагнул вперед, захлопнул дверь и обратился к Жанне:
— Узнаете ли вы меня, мадам?
Жанна де Пьенн заслонила собой Лоизу и сурово проговорила:
— Как вы осмелились показаться мне на глаза? Как вы осмелились открыть рот в присутствии моей дочери?
— Судя по всему, мадам, вы меня узнали, — насмешливо констатировал Анри. — Что ж, прекрасно. Значит, я не слишком постарел. А то один мой давний приятель заявил, что я выгляжу ужасно… Да вы его, думаю, помните… некий господин де Пардальян.
Лоиза застонала и в отчаянии закрыла лицо руками.
Материнская любовь удесятерила силы и мужество Жанны.
— Сударь, — решительно сказала она, — вы не имеете права похваляться при моей дочери своими подлыми преступлениями. Самое лучшее, что вы можете сделать, — это выйти отсюда. Вы совершили последнюю гнусность, разрушив наше маленькое, тихое счастье!
Анри задрожал от гнева, но стиснул зубы и взял себя в руки.
— Теперь и я узнаю вас, мадам, — прошипел он, мрачно улыбнувшись. — Каждый раз, когда мы встречаемся, вы смотрите на меня с ужасом и омерзением… Но мне необходимо побеседовать с вами — и, как вы понимаете, лучше это сделать без свидетелей. Пусть ваша дочь подождет вас в другой комнате.
Но Лоиза кинулась к матери, прижалась к ней и воскликнула:
— Матушка, я не отойду от вас ни на шаг!
— Разумеется, девочка моя, никто не разлучит нас. Каковы бы ни были планы этого чудовища, помни: твоя мать — рядом с тобой, она не даст тебя в обиду.
Анри побагровел. Ему стало ясно: его надежды отнять у Жанны дочь неосуществимы. Естественно, он мог увести Лоизу силой, но глаза Жанны сверкали такой отчаянной решимостью, что Анри невольно отступил.
— Чего вы испугались? — спросил он, и в его голосе удивительным образом слились злоба и нежность. — Если бы мне захотелось разлучить вас с дочерью, я уже давно бы осуществил свой замысел. Но я решил этого не делать. Вы вольны считать меня кем угодно, но должны признать, что я никогда вас не обманывал. И с этим вы не можете поспорить. Ваш любимый муж Франсуа отрекся от вас как последний негодяй, я же все это время хранил вам верность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Пошатаюсь месяц-другой вокруг Парижа.
— У вас есть деньги?
Не дожидаясь ответа, маршал де Данвиль кликнул лакея и что-то шепнул ему. Тот удалился и вскоре вновь вошел в комнату с тяжелым кошельком в руке, который и положил на скатерть перед Пардальяном.
— Ага! Это, стало быть, десерт! — оскалился ветеран. — Давненько я таким не баловался.
Все обсудив, сотрапезники отправились спать: Монморанси — на мягкие пуховики, а Пардальян — на сеновал, где и устроился со всеми удобствами. Пролетел час; весь постоялый двор погрузился в сон, но наши знакомые все еще бодрствовали.
— Полагаю, я провернул сегодня удачную сделку, — размышлял маршал. — Герцог Гиз озолотил бы воина!
А Пардальян-старший думал только о сыне:
— Разумеется, я рискую жизнью, зато Жан будет уважаемым и состоятельным человеком…
XXXIII
УЗНИЦЫ
Пришла весна. В начале апреля Пардальян-старший — совершенно не похожий на себя в новом костюме — заспешил в столицу. Его сын в это время разыскивал Франсуа де Монморанси, а Жанна с Лоизой томились в плену, запертые в комнатах дворца Мем. Мать и дочь провели там уже две недели.
В один из этих дней хмурый маршал де Данвиль нервно мерил шагами огромный зал на втором этаже своего дома. После того, как Анри увидел Жанну, его вновь охватили те же чувства, что и шестнадцать лет назад. Взглянув на нее, он убедился, что все еще любит эту женщину.
— Почему меня так потрясла встреча с ней? Почему меня терзает страсть, которую я, казалось бы, давно вырвал из своего сердца? Неужели я по-прежнему люблю Жанну?.. О нет, не по-прежнему, а гораздо более пылко, чем раньше…
Стук в дверь заставил маршала де Данвиля вздрогнуть. В зал вошел лакей, который сопровождал Анри в Пон-де-Се.
— Монсеньор, — сообщил он, не дожидаясь позволения хозяина, — плохие новости. В Париж прибыл ваш брат.
Анри де Монморанси побелел.
— Я случайно столкнулся с ним на улице, — объяснил лакей, — и двинулся следом. Сейчас брат монсеньора в своей резиденции.
— Ладно, оставь меня.
Оказавшись в одиночестве, Анри опустился в кресло. Маршала трясло от волнения. Скверная весть словно придавила его к земле.
Значит, Франсуа в столице. И каждую минуту он может ворваться сюда, бросить Анри в лицо страшные обвинения, вынести приговор и привести его в исполнение…
— Если бы ее тут не было, я бы не беспокоился, — шептал Анри. — Я бы бестрепетно взглянул ему в глаза… Сам бы шагнул ему навстречу и смело сказал: «Ты приехал в Париж, чтобы разыскать меня? Так я перед тобой! Что ты от меня хочешь?.. « Но в моем доме — она! И я не могу жить без нее! Нельзя допустить, чтобы они встретились! Он никогда ее не увидит! А вдруг он тоже все еще любит Жанну?!
Я помню, помню, как когда-то поджидал ее у изгороди из розовых кустов. Я стоял у той жалкой хижины, где она нашла приют, и чувствовал, что сердце мое готово разорваться при одной мысли: я потерял ее навсегда. Я хотел одного: чтобы она не досталась другому… этому сладкоречивому лицемеру, соблазнившему ее красивыми словами. Да, я готов был распрощаться с ней навеки, лишь бы она не принадлежала и ему.
Я помню, когда Франсуа нанес мне удар шпагой и дровосеки принесли меня, раненого, в замок. Я больше всего страдал оттого, что они, может быть, воссоединились. Тогда весь мой замысел рухнул бы…
Но, к счастью, у него ничего не получилось. Мой отец сделал все, чтобы разлучить их навсегда. Когда я узнал об этом, я едва не умер от радости. Я был счастлив!.. Но почему, почему я не бросился искать ее?!
Данвиль замолк на несколько минут, потом ответил сам себе:
— Потому что я ненавидел его гораздо сильней, чем любил ее. И годы не властны над моей ненавистью к брату! Я всегда, всегда не выносил его! И это чувство да еще жажда мести и стремление к власти привели меня в ряды заговорщиков, заставили ввязаться в эту опасную авантюру — затею Гиза, которая может стоить мне жизни.
Целый час Анри де Монморанси метался по залу, как зверь по клетке. Но наконец маршал взял себя в руки и даже вдруг заулыбался. Похоже, он что-то придумал.
— Да, я поступлю именно так… Там ее никто не найдет. И я знаю, как воздействовать на эту женщину… А дальше поглядим, — пробормотал маршал де Данвиль и поспешил в апартаменты, которые занимали теперь Жанна и Лоиза.
Анри приблизился к заветной двери и прислушался, но в комнатах пленниц царила тишина. Он осторожно отпер замок ключом, с которым никогда не расставался, и замер на пороге. Жанна и Лоиза, прильнув друг к другу и будто ища спасения в нежных объятиях, стояли перед Анри и со страхом смотрели на своего тюремщика.
Монморанси шагнул вперед, захлопнул дверь и обратился к Жанне:
— Узнаете ли вы меня, мадам?
Жанна де Пьенн заслонила собой Лоизу и сурово проговорила:
— Как вы осмелились показаться мне на глаза? Как вы осмелились открыть рот в присутствии моей дочери?
— Судя по всему, мадам, вы меня узнали, — насмешливо констатировал Анри. — Что ж, прекрасно. Значит, я не слишком постарел. А то один мой давний приятель заявил, что я выгляжу ужасно… Да вы его, думаю, помните… некий господин де Пардальян.
Лоиза застонала и в отчаянии закрыла лицо руками.
Материнская любовь удесятерила силы и мужество Жанны.
— Сударь, — решительно сказала она, — вы не имеете права похваляться при моей дочери своими подлыми преступлениями. Самое лучшее, что вы можете сделать, — это выйти отсюда. Вы совершили последнюю гнусность, разрушив наше маленькое, тихое счастье!
Анри задрожал от гнева, но стиснул зубы и взял себя в руки.
— Теперь и я узнаю вас, мадам, — прошипел он, мрачно улыбнувшись. — Каждый раз, когда мы встречаемся, вы смотрите на меня с ужасом и омерзением… Но мне необходимо побеседовать с вами — и, как вы понимаете, лучше это сделать без свидетелей. Пусть ваша дочь подождет вас в другой комнате.
Но Лоиза кинулась к матери, прижалась к ней и воскликнула:
— Матушка, я не отойду от вас ни на шаг!
— Разумеется, девочка моя, никто не разлучит нас. Каковы бы ни были планы этого чудовища, помни: твоя мать — рядом с тобой, она не даст тебя в обиду.
Анри побагровел. Ему стало ясно: его надежды отнять у Жанны дочь неосуществимы. Естественно, он мог увести Лоизу силой, но глаза Жанны сверкали такой отчаянной решимостью, что Анри невольно отступил.
— Чего вы испугались? — спросил он, и в его голосе удивительным образом слились злоба и нежность. — Если бы мне захотелось разлучить вас с дочерью, я уже давно бы осуществил свой замысел. Но я решил этого не делать. Вы вольны считать меня кем угодно, но должны признать, что я никогда вас не обманывал. И с этим вы не можете поспорить. Ваш любимый муж Франсуа отрекся от вас как последний негодяй, я же все это время хранил вам верность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140