Впрочем, как уже было сказано, мама была человеком мягким. Ники из-за этого даже отчасти перестала ее уважать.
На экране закончил трепаться ви-джей, и появился новый клип, которого Ники раньше не видела: какая-то рокерша, стриженая девица с гитарой, страдает на фоне сюрреалистических новостроек. Ники вспомнила свою песню про черное солнце и опять обозлилась на Нафаню и Рэндома. «У меня бы тоже получилось, – думала она, критически разглядывая девицу. – Я красивее. И голос не хуже. И песню хорошую сочинила – сама! А эти бараны считают себя гениальными, а над настоящим талантом только насмехаются. Ну ничего…»
Под этим «ничего» подразумевалось, что Ники совсем скоро станет такой крутой рок-звездой, что парни из «Утра понедельника» удавятся от зависти. Как это произойдет, Ники пока не знала. Ей бы еще научиться играть на бас-гитаре… Нафаня только обещает поучить, а как до дела, так сразу в кусты…
На журнальном столике неожиданно зазвенел телефон.
– Алё! – сняла трубку Ники. И тут же сморщилась, поскучнела. Звонила бабушка. Желала поговорить с мамой. Узнав, что мама сидит на кухне с «толстомордым буржуем», высказала по его поводу пару ласковых, осчастливила Ники вестью, что на днях приедет в гости, и повесила трубку.
Ники тяжко вздохнула. Визиты бабушки последнее время выливались в большие семейные разборки, крайней в которых неизменно оказывалась Ники. И на Леннаучфильм не сбежать – бабка смертельно обидится и в следующий раз будет еще въедливей.
Настроение у Ники упало ниже нуля. Она выключила телик, пригорюнилась. На кухне шуршали бумагами и бормотали. Ники задумчиво посмотрела в окно поверх экрана, встала с кресла и ушла в свою комнату.
Комната была длинная и узкая, темная, захламленная. Обои Ники разрисовала всякими лозунгами и оклеила афишами любимых рок-групп. На письменном столе громоздилась пыльная пирамида из журналов вперемешку с альбомами, учебниками и непонятно чем – у Ники уже несколько недель не доходили руки ее разобрать. На тумбе у подоконника загадочно зеленел аквариум с одинокой рыбкой неизвестной породы. В окно скребся опадающий клен.
Ники подтащила к шкафу табуретку, влезла на нее и сняла сверху акустическую гитару в клеенчатом чехле. Извлекла ее на свет, села на тахту, положила инструмент на колени, погладила по желтому боку. Эту гитару она купила месяца полтора назад в музыкальной комиссионке в Апраксином дворе. Вернее, гитару ей купил Нафаня. И даже не ей, а, скорее, себе. Вообще-то, Ники увязалась в Апрашку за компанию с Нафаней, которому нужна была какая-то хреновина для ударной установки. Гитару покупать никто не собирался. Но Нафаня, как водится, увидел ценную вещь и сразу весь загорелся. «Супер! Покупай! – убеждал он Ники, ощупывая и чуть ли не обнюхивая сокровище. – Ты смотри, за такие смешные деньги – такой раритет! Начинать лучше всего именно на акустической! Чего – денег нет? Ладно, давай я сам ее куплю и сдам тебе в аренду…»
Ники, тщательно складывая пальцы, изобразила на грифе хитрую фигуру и взяла аккорд «ля-минор». На прошлой неделе Михалыч, не выдержав Никиного нытья, сломался и обучил ее «трем блатным аккордам».
– А подберу-ка я ту песню из подвала! – внезапно решила она. – Как там начиналось…
Потекли минуты. Ники осторожно трогала струны, ее пальцы блуждали по грифу, губы шевелились. Комната наполнилась мелодичными звуками. Трех аккордов явно не хватало, однако вскоре Ники удалось изобразить что-то похожее. Еще бы вспомнить слова…
«Как я их вспомню, если я их даже толком не расслышала?» – с сожалением подумала Ники.
Ники несколько раз спела мелодию без слов, копируя торжественную интонацию неизвестного певца, пока не решила, что она звучит в точности как на Леннаучфильме. Попыталась придумать свой текст, но, как нарочно, слова не шли.
«К такой мелодии нужны особенные слова», – подумала Ники. А особенные, настоящие слова просто так не выдумаешь. Они сами приходят.
Ники закрыла глаза и тихонько посидела – пока внутри не стало так же тихо, как в комнате. Может быть, эти слова где-то рядом, только и ждут, когда Ники позволит им дать себя услышать. Как черное солнце. Случайно обернешься – а оно уже там…
В прихожей глухо хлопнула дверь. Ники моргнула и открыла глаза.
– Вероничка! Тиль Иванович ушел, иди ужинать! – донеслось с кухни.
«Ужинать! Пельмени!» – Рот Ники наполнился слюной. Она мгновенно забыла о песне, бросила гитару на тахту и понеслась на кухню.
Перед сном Ники попыталась приспособить к мелодии свои слова про черное солнце, но безуспешно. Потом утомилась и легла спать.
Чего только не наснилось Ники в ту ночь!
…Окно раскрыто настежь – не то распахнуло ветром, не то его открыла сама Ники. А может, стекло просто исчезло, растворилось в воздухе. Ники стоит и смотрит на улицу, ветер порывами дует ей в лицо. Ярко светит полная луна. Со всех сторон нарастает шелест листьев, шорох веток, обрывки невнятных возгласов, далекий плач… Раскидистый клен, растущий прямо перед окном комнаты Ники, резко взмахивает ветками, как огромная птица, привязанная за лапу. Последние листья вспыхивают ярко-желтым на фоне тьмы, трепещут, отрываются, улетают.
«Дерево танцует погребальный танец, – как будто кто-то говорит у Ники в голове. – Ветер обрывает пожелтевшие листья.
Я слышу их прощальные крики.
Одни как будто головой мотают в отчаянии: „Нет, нет!"
Другие – тянутся вслед за ветром, умоляя: „Пожалуйста, пожалуйста!"
Третьи, улетая, крыльями машут: „Прощай, прощай!"»
Ники смотрит, как красивый резной лист надувается, будто парус, вспархивает и улетает в темноту.
«А ведь получается песня! – соображает девочка. – Может, подойдет к той мелодии?»
Тут издалека, из-за облаков, доносится зов:
– Вероника!
В тот же миг Ники становится прозрачной, невидимой, легкой, как кленовый лист, и вылетает за окно. Ветер уносит ее в небо.
…Ветер уносит листья в небо, закручивая их, швыряя в разные стороны, щедро разбрасывая над городом. Ники тоже то возносит, то бросает вниз. Ей кажется, она просто лист среди прочих листьев. Она летит над Ланским проспектом, над ржавыми крышами «хрущевок», и каждый серый кирпич в их стенах – как многотонный каменный блок, а улицы так широки, что не перелететь и за сто лет. Она видит, как из труб местной ТЭЦ выползают грозовые облака и скапливаются над городом.
– Вероника! – снова доносится из-за облаков.
…Черная, густая, как смола, вода незнакомой реки ходит кругом, сворачиваясь в спираль, словно гюрза перед броском. Ники перестает быть легкой и прозрачной, она больше не летит, а падает прямо в черный водоворот. Ее снова закрутило, стиснуло со всех сторон, понесло. Ники не страшно, она ничему не удивляется – это же сон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
На экране закончил трепаться ви-джей, и появился новый клип, которого Ники раньше не видела: какая-то рокерша, стриженая девица с гитарой, страдает на фоне сюрреалистических новостроек. Ники вспомнила свою песню про черное солнце и опять обозлилась на Нафаню и Рэндома. «У меня бы тоже получилось, – думала она, критически разглядывая девицу. – Я красивее. И голос не хуже. И песню хорошую сочинила – сама! А эти бараны считают себя гениальными, а над настоящим талантом только насмехаются. Ну ничего…»
Под этим «ничего» подразумевалось, что Ники совсем скоро станет такой крутой рок-звездой, что парни из «Утра понедельника» удавятся от зависти. Как это произойдет, Ники пока не знала. Ей бы еще научиться играть на бас-гитаре… Нафаня только обещает поучить, а как до дела, так сразу в кусты…
На журнальном столике неожиданно зазвенел телефон.
– Алё! – сняла трубку Ники. И тут же сморщилась, поскучнела. Звонила бабушка. Желала поговорить с мамой. Узнав, что мама сидит на кухне с «толстомордым буржуем», высказала по его поводу пару ласковых, осчастливила Ники вестью, что на днях приедет в гости, и повесила трубку.
Ники тяжко вздохнула. Визиты бабушки последнее время выливались в большие семейные разборки, крайней в которых неизменно оказывалась Ники. И на Леннаучфильм не сбежать – бабка смертельно обидится и в следующий раз будет еще въедливей.
Настроение у Ники упало ниже нуля. Она выключила телик, пригорюнилась. На кухне шуршали бумагами и бормотали. Ники задумчиво посмотрела в окно поверх экрана, встала с кресла и ушла в свою комнату.
Комната была длинная и узкая, темная, захламленная. Обои Ники разрисовала всякими лозунгами и оклеила афишами любимых рок-групп. На письменном столе громоздилась пыльная пирамида из журналов вперемешку с альбомами, учебниками и непонятно чем – у Ники уже несколько недель не доходили руки ее разобрать. На тумбе у подоконника загадочно зеленел аквариум с одинокой рыбкой неизвестной породы. В окно скребся опадающий клен.
Ники подтащила к шкафу табуретку, влезла на нее и сняла сверху акустическую гитару в клеенчатом чехле. Извлекла ее на свет, села на тахту, положила инструмент на колени, погладила по желтому боку. Эту гитару она купила месяца полтора назад в музыкальной комиссионке в Апраксином дворе. Вернее, гитару ей купил Нафаня. И даже не ей, а, скорее, себе. Вообще-то, Ники увязалась в Апрашку за компанию с Нафаней, которому нужна была какая-то хреновина для ударной установки. Гитару покупать никто не собирался. Но Нафаня, как водится, увидел ценную вещь и сразу весь загорелся. «Супер! Покупай! – убеждал он Ники, ощупывая и чуть ли не обнюхивая сокровище. – Ты смотри, за такие смешные деньги – такой раритет! Начинать лучше всего именно на акустической! Чего – денег нет? Ладно, давай я сам ее куплю и сдам тебе в аренду…»
Ники, тщательно складывая пальцы, изобразила на грифе хитрую фигуру и взяла аккорд «ля-минор». На прошлой неделе Михалыч, не выдержав Никиного нытья, сломался и обучил ее «трем блатным аккордам».
– А подберу-ка я ту песню из подвала! – внезапно решила она. – Как там начиналось…
Потекли минуты. Ники осторожно трогала струны, ее пальцы блуждали по грифу, губы шевелились. Комната наполнилась мелодичными звуками. Трех аккордов явно не хватало, однако вскоре Ники удалось изобразить что-то похожее. Еще бы вспомнить слова…
«Как я их вспомню, если я их даже толком не расслышала?» – с сожалением подумала Ники.
Ники несколько раз спела мелодию без слов, копируя торжественную интонацию неизвестного певца, пока не решила, что она звучит в точности как на Леннаучфильме. Попыталась придумать свой текст, но, как нарочно, слова не шли.
«К такой мелодии нужны особенные слова», – подумала Ники. А особенные, настоящие слова просто так не выдумаешь. Они сами приходят.
Ники закрыла глаза и тихонько посидела – пока внутри не стало так же тихо, как в комнате. Может быть, эти слова где-то рядом, только и ждут, когда Ники позволит им дать себя услышать. Как черное солнце. Случайно обернешься – а оно уже там…
В прихожей глухо хлопнула дверь. Ники моргнула и открыла глаза.
– Вероничка! Тиль Иванович ушел, иди ужинать! – донеслось с кухни.
«Ужинать! Пельмени!» – Рот Ники наполнился слюной. Она мгновенно забыла о песне, бросила гитару на тахту и понеслась на кухню.
Перед сном Ники попыталась приспособить к мелодии свои слова про черное солнце, но безуспешно. Потом утомилась и легла спать.
Чего только не наснилось Ники в ту ночь!
…Окно раскрыто настежь – не то распахнуло ветром, не то его открыла сама Ники. А может, стекло просто исчезло, растворилось в воздухе. Ники стоит и смотрит на улицу, ветер порывами дует ей в лицо. Ярко светит полная луна. Со всех сторон нарастает шелест листьев, шорох веток, обрывки невнятных возгласов, далекий плач… Раскидистый клен, растущий прямо перед окном комнаты Ники, резко взмахивает ветками, как огромная птица, привязанная за лапу. Последние листья вспыхивают ярко-желтым на фоне тьмы, трепещут, отрываются, улетают.
«Дерево танцует погребальный танец, – как будто кто-то говорит у Ники в голове. – Ветер обрывает пожелтевшие листья.
Я слышу их прощальные крики.
Одни как будто головой мотают в отчаянии: „Нет, нет!"
Другие – тянутся вслед за ветром, умоляя: „Пожалуйста, пожалуйста!"
Третьи, улетая, крыльями машут: „Прощай, прощай!"»
Ники смотрит, как красивый резной лист надувается, будто парус, вспархивает и улетает в темноту.
«А ведь получается песня! – соображает девочка. – Может, подойдет к той мелодии?»
Тут издалека, из-за облаков, доносится зов:
– Вероника!
В тот же миг Ники становится прозрачной, невидимой, легкой, как кленовый лист, и вылетает за окно. Ветер уносит ее в небо.
…Ветер уносит листья в небо, закручивая их, швыряя в разные стороны, щедро разбрасывая над городом. Ники тоже то возносит, то бросает вниз. Ей кажется, она просто лист среди прочих листьев. Она летит над Ланским проспектом, над ржавыми крышами «хрущевок», и каждый серый кирпич в их стенах – как многотонный каменный блок, а улицы так широки, что не перелететь и за сто лет. Она видит, как из труб местной ТЭЦ выползают грозовые облака и скапливаются над городом.
– Вероника! – снова доносится из-за облаков.
…Черная, густая, как смола, вода незнакомой реки ходит кругом, сворачиваясь в спираль, словно гюрза перед броском. Ники перестает быть легкой и прозрачной, она больше не летит, а падает прямо в черный водоворот. Ее снова закрутило, стиснуло со всех сторон, понесло. Ники не страшно, она ничему не удивляется – это же сон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103