Очевидно, при выборе жены он прежде всего опасался именно этого недостатка.
– Генриетта сказала мне, и я очень рада – с такими словами Изабелла протянула ему руку.
– Вам кажется это, вероятно, ужасно странным, – ответил мистер Бентлинг, опираясь на свой изящный зонт.
– Да, мне кажется это ужасно странным.
– И все же не более, чем мне. Но я всегда предпочитал идти своим путем, – сказал с невозмутимым видом мистер Бентлинг.
54
Второй приезд Изабеллы в Гарденкорт прошел еще более незаметно, чем первый. Слуг у Ральфа Тачита было немного – новые не знали миссис Озмонд, поэтому проводили не в предназначенную ей комнату, а в гостиную и, оставив там с холодной учтивостью ждать, пошли доложить о ней миссис Тачит. Ждать пришлось долго; тетушка явно не спешила увидеться с племянницей. Изабелла стала наконец терять терпение, стала испытывать беспокойство и страх – такой страх, как будто все вещи вокруг нее, сделавшись вдруг одушевленными, начали с какими-то жуткими гримасами следить за ее растущей тревогой. День был хмурый, холодный, в огромных, обшитых дубом комнатах по углам сгустился мрак. Было неимоверно тихо – она помнила эту тишину, которая много дней подряд стояла в Гарденкорте перед смертью дяди. Выйдя из гостиной, она отправилась бродить по дому – зашла в библиотеку, оттуда – в картинную галерею; шаги ее гулко отдавались в царившем там полном безмолвии. Ничего не изменилось; она узнавала все, что видела столько лет назад; казалось, она стояла здесь не далее как вчера. Она позавидовала драгоценным «предметам обстановки», их сохранности, тому, что, не меняясь ни на йоту, они обретают лишь большую ценность, в то время как их владельцы мало-помалу утрачивают молодость, счастье, красоту, – и вдруг подумала, что расхаживает сейчас по комнатам в точности так, как ее тетушка в тот день, когда явилась повидаться с ней в Олбани. Сама она достаточно с тех пор переменилась – с этого все и началось. И ей пришло в голову, что, не явись тетушка Лидия к ней в тот день и не застань ее одну, все могло бы быть по-другому. Жизнь ее могла бы сложиться иначе, и могла бы она стать женщиной, куда более обласканной судьбой. Она остановилась перед небольшой картиной – изысканным, очаровательным Бонингтоном – и долго не отводила от нее глаз. Но думала при этом не о картине, а о том, вышла ли бы она замуж за Каспара Гудвуда, если бы тетушка не явилась в тот день в Олбани.
Едва Изабелла вернулась в огромную необитаемую гостиную, как появилась наконец миссис Тачит. Она очень постарела, но глаза ее остались такими же ясными, и голову она держала так же прямо; ее тонкие губы точно затаили в себе все невысказанное. На ней было простого покроя, ничем не отделанное серое платье, и Изабелла, как в тот первый раз, спросила себя, кого больше напоминает тетушка: королеву-регентшу или тюремную надзирательницу?
Донельзя тонкая полоска губ коснулась пылающей щеки Изабеллы.
– Я заставила тебя ждать, потому что была у Ральфа, – сказала миссис Тачит. – Сиделка пошла завтракать, и я сменила ее. У него есть слуга, он обязан присматривать за хозяином, но этот отъявленный бездельник только и делает, что смотрит в окно, добро бы там было что увидеть! Ральф как будто заснул, я боялась двинуться, потревожить его и дожидалась сестры. Я помнила, что дом ты знаешь.
– Оказывается, я знаю его еще лучше, чем предполагала, я его весь обошла, – ответила Изабелла. Потом спросила, подолгу ли спит Ральф.
– Он лежит с закрытыми глазами, не шевелясь. Но не поручусь, что при этом он спит.
– Он узнает меня? Сможет со мной говорить?
Миссис Тачит уклонилась от прямого ответа.
– У тебя будет возможность проверить, – вот и все, что она соизволила сказать. После чего предложила Изабелле отвести ее в приготовленную ей комнату. – Я думала, туда тебя и проводили; дом ведь не мой, а Ральфа, я понятия не имею, какие тут порядки. Вещи твои по крайней мере, должно быть, уже там. Вероятно, у тебя их не очень много. А в общем, дело твое. Думаю, тебе предоставили ту же самую комнату, в которой ты жила. Ральф, как только услышал, что ты приезжаешь, сказал, чтобы тебя поместили там.
– А что он еще сказал?
– Он теперь не такой, как бывало, моя дорогая, не говорлив! – воскликнула миссис Тачит, поднимаясь впереди Изабеллы по лестнице.
Комната действительно была та же, и что-то сказало Изабелле – там после нее никто не жил. Вещи были уже внесены, их оказалось очень немного. Устремив на них взгляд, миссис Тачит присела на краешек стула.
– Неужели никакой надежды? – спросила, стоя перед ней, Изабелла.
– Ни малейшей. Да и не было никогда. Жизнь его нельзя назвать удачной.
– Да, нельзя… зато ее можно назвать прекрасной. – Изабелла поймала себя на том, что уже пререкается с тетушкой, которая раздражала ее своей бесчувственностью.
– Не знаю, что ты под этим разумеешь. Уж что там может быть прекрасного, когда нет здоровья? Какой у тебя странный дорожный костюм.
Изабелла взглянула на свое одеяние.
– У меня не было времени на сборы. Я надела первое попавшееся платье.
– Твои сестры расспрашивали меня в Америке про твои туалеты. Видно, это главное, что их интересует. Я не смогла им ответить… но у них, видно, правильное представление: даже твой скромный наряд сшит из черной парчи.
– Я кажусь им куда более блестящей, чем оно есть на самом деле; я не решаюсь открыть им правды, – сказала Изабелла. – Лили писала мне, что вы у нее обедали.
– Она четыре раза звала меня, один раз я приняла приглашение; ей следовало бы уже после второго раза оставить меня в покое. Обед был превосходный, стоил, вероятно, уйму денег. Муж ее страшно невоспитан. Довольна ли я своим пребыванием там? А почему, собственно говоря, я должна быть довольна? Я ездила туда не удовольствия ради.
Сообщив эти интересные подробности, миссис Тачит сразу же рассталась с племянницей – через полчаса им предстояло встретиться за дневной трапезой. Во время завтрака дамы сидели друг против друга за весьма сократившимся столом в наводящей уныние столовой. Здесь Изабелла очень скоро убедилась, что тетушка ее совсем не так бесчувственна, как это кажется, и в ней пробудилась прежняя жалость к этой женщине, неспособной к взлетам, сожалениям, разочарованиям, прожившей жизнь сухарем. Каким для нее было бы сейчас благом, если бы в свое время она познала поражения, ошибки, даже раз-другой стыд. Уж не томится ли она по такому обогащающему сознание опыту, подумала Изабелла, и не пытается ли втайне ощутить вкус хотя бы похмелья, хотя бы оскомины, набитой пиршеством жизни: будь то свидетельства душевной боли или трезвые забавы раскаяния? С другой стороны, наверное, ей страшно становиться на путь раскаяния, неизвестно, куда он может завести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
– Генриетта сказала мне, и я очень рада – с такими словами Изабелла протянула ему руку.
– Вам кажется это, вероятно, ужасно странным, – ответил мистер Бентлинг, опираясь на свой изящный зонт.
– Да, мне кажется это ужасно странным.
– И все же не более, чем мне. Но я всегда предпочитал идти своим путем, – сказал с невозмутимым видом мистер Бентлинг.
54
Второй приезд Изабеллы в Гарденкорт прошел еще более незаметно, чем первый. Слуг у Ральфа Тачита было немного – новые не знали миссис Озмонд, поэтому проводили не в предназначенную ей комнату, а в гостиную и, оставив там с холодной учтивостью ждать, пошли доложить о ней миссис Тачит. Ждать пришлось долго; тетушка явно не спешила увидеться с племянницей. Изабелла стала наконец терять терпение, стала испытывать беспокойство и страх – такой страх, как будто все вещи вокруг нее, сделавшись вдруг одушевленными, начали с какими-то жуткими гримасами следить за ее растущей тревогой. День был хмурый, холодный, в огромных, обшитых дубом комнатах по углам сгустился мрак. Было неимоверно тихо – она помнила эту тишину, которая много дней подряд стояла в Гарденкорте перед смертью дяди. Выйдя из гостиной, она отправилась бродить по дому – зашла в библиотеку, оттуда – в картинную галерею; шаги ее гулко отдавались в царившем там полном безмолвии. Ничего не изменилось; она узнавала все, что видела столько лет назад; казалось, она стояла здесь не далее как вчера. Она позавидовала драгоценным «предметам обстановки», их сохранности, тому, что, не меняясь ни на йоту, они обретают лишь большую ценность, в то время как их владельцы мало-помалу утрачивают молодость, счастье, красоту, – и вдруг подумала, что расхаживает сейчас по комнатам в точности так, как ее тетушка в тот день, когда явилась повидаться с ней в Олбани. Сама она достаточно с тех пор переменилась – с этого все и началось. И ей пришло в голову, что, не явись тетушка Лидия к ней в тот день и не застань ее одну, все могло бы быть по-другому. Жизнь ее могла бы сложиться иначе, и могла бы она стать женщиной, куда более обласканной судьбой. Она остановилась перед небольшой картиной – изысканным, очаровательным Бонингтоном – и долго не отводила от нее глаз. Но думала при этом не о картине, а о том, вышла ли бы она замуж за Каспара Гудвуда, если бы тетушка не явилась в тот день в Олбани.
Едва Изабелла вернулась в огромную необитаемую гостиную, как появилась наконец миссис Тачит. Она очень постарела, но глаза ее остались такими же ясными, и голову она держала так же прямо; ее тонкие губы точно затаили в себе все невысказанное. На ней было простого покроя, ничем не отделанное серое платье, и Изабелла, как в тот первый раз, спросила себя, кого больше напоминает тетушка: королеву-регентшу или тюремную надзирательницу?
Донельзя тонкая полоска губ коснулась пылающей щеки Изабеллы.
– Я заставила тебя ждать, потому что была у Ральфа, – сказала миссис Тачит. – Сиделка пошла завтракать, и я сменила ее. У него есть слуга, он обязан присматривать за хозяином, но этот отъявленный бездельник только и делает, что смотрит в окно, добро бы там было что увидеть! Ральф как будто заснул, я боялась двинуться, потревожить его и дожидалась сестры. Я помнила, что дом ты знаешь.
– Оказывается, я знаю его еще лучше, чем предполагала, я его весь обошла, – ответила Изабелла. Потом спросила, подолгу ли спит Ральф.
– Он лежит с закрытыми глазами, не шевелясь. Но не поручусь, что при этом он спит.
– Он узнает меня? Сможет со мной говорить?
Миссис Тачит уклонилась от прямого ответа.
– У тебя будет возможность проверить, – вот и все, что она соизволила сказать. После чего предложила Изабелле отвести ее в приготовленную ей комнату. – Я думала, туда тебя и проводили; дом ведь не мой, а Ральфа, я понятия не имею, какие тут порядки. Вещи твои по крайней мере, должно быть, уже там. Вероятно, у тебя их не очень много. А в общем, дело твое. Думаю, тебе предоставили ту же самую комнату, в которой ты жила. Ральф, как только услышал, что ты приезжаешь, сказал, чтобы тебя поместили там.
– А что он еще сказал?
– Он теперь не такой, как бывало, моя дорогая, не говорлив! – воскликнула миссис Тачит, поднимаясь впереди Изабеллы по лестнице.
Комната действительно была та же, и что-то сказало Изабелле – там после нее никто не жил. Вещи были уже внесены, их оказалось очень немного. Устремив на них взгляд, миссис Тачит присела на краешек стула.
– Неужели никакой надежды? – спросила, стоя перед ней, Изабелла.
– Ни малейшей. Да и не было никогда. Жизнь его нельзя назвать удачной.
– Да, нельзя… зато ее можно назвать прекрасной. – Изабелла поймала себя на том, что уже пререкается с тетушкой, которая раздражала ее своей бесчувственностью.
– Не знаю, что ты под этим разумеешь. Уж что там может быть прекрасного, когда нет здоровья? Какой у тебя странный дорожный костюм.
Изабелла взглянула на свое одеяние.
– У меня не было времени на сборы. Я надела первое попавшееся платье.
– Твои сестры расспрашивали меня в Америке про твои туалеты. Видно, это главное, что их интересует. Я не смогла им ответить… но у них, видно, правильное представление: даже твой скромный наряд сшит из черной парчи.
– Я кажусь им куда более блестящей, чем оно есть на самом деле; я не решаюсь открыть им правды, – сказала Изабелла. – Лили писала мне, что вы у нее обедали.
– Она четыре раза звала меня, один раз я приняла приглашение; ей следовало бы уже после второго раза оставить меня в покое. Обед был превосходный, стоил, вероятно, уйму денег. Муж ее страшно невоспитан. Довольна ли я своим пребыванием там? А почему, собственно говоря, я должна быть довольна? Я ездила туда не удовольствия ради.
Сообщив эти интересные подробности, миссис Тачит сразу же рассталась с племянницей – через полчаса им предстояло встретиться за дневной трапезой. Во время завтрака дамы сидели друг против друга за весьма сократившимся столом в наводящей уныние столовой. Здесь Изабелла очень скоро убедилась, что тетушка ее совсем не так бесчувственна, как это кажется, и в ней пробудилась прежняя жалость к этой женщине, неспособной к взлетам, сожалениям, разочарованиям, прожившей жизнь сухарем. Каким для нее было бы сейчас благом, если бы в свое время она познала поражения, ошибки, даже раз-другой стыд. Уж не томится ли она по такому обогащающему сознание опыту, подумала Изабелла, и не пытается ли втайне ощутить вкус хотя бы похмелья, хотя бы оскомины, набитой пиршеством жизни: будь то свидетельства душевной боли или трезвые забавы раскаяния? С другой стороны, наверное, ей страшно становиться на путь раскаяния, неизвестно, куда он может завести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231