Лорда Уорбертона же поразило, что здесь, в театре, мисс Арчер вся так и сияла и была даже несколько возбуждена; впрочем, может быть, он и ошибался: такая девушка, как Изабелла, – при живости ее глаз и стремительности движений – всегда казалась полной огня. Да и разговор ее не наводил на мысль о душевном смятении: она осыпала его изысканными, хорошо обдуманными любезностями, которые явно показывали, что ум и находчивость ей ни в коей мере не изменили. Бедный лорд Уорбертон был совершенно ошеломлен! Она решительно – настолько, насколько это доступно женщине, – отвергла его; зачем же теперь пускать в ход все эти ухищрения и уловки, зачем прибегать к этому тону «заглаживания-привораживания»? В ее голосе проскальзывали нежные нотки, но с какой стати испытывать их на нем? Антракт кончился, ложа заполнилась; со сцены вновь зазвучала знакомая, плоская, ничем не примечательная опера. В обширной ложе нашлось место и для лорда Уорбертона – правда, в дальнем и темном углу. С полчаса он томился за спиной Озмонда, который, уперев локти в колени и подавшись вперед, сидел прямо за Изабеллой. Из своего погруженного во тьму угла лорд Уорбертон ничего не слышал и ничего не видел, кроме точеного профиля молодой женщины, вырисовывавшегося в полумраке зрительного зала. Кончился второй акт, но в ложе никто не двинулся с места. Мистер Озмонд беседовал с Изабеллой, а лорд Уорбертон по-прежнему оставался в своем кресле; однако некоторое время спустя он поднялся и простился, пожелав дамам приятного вечера. Изабелла не стала его удерживать, и это снова вызвало в нем недоумение. Почему она так старательно подчеркивает в нем то, что не имеет никакого значения, и не желает ничего знать о том, что поистине значительно? Он рассердился на себя за это свое недоумение, а затем на то, что позволяет себе сердиться. Музыка Верди доставляла ему мало удовольствия; он покинул театр и, не помня дороги домой, еще долго блуждал по извилистым, впитавшим в себя столько трагедий римским улицам, свидетелям печалей куда более безысходных, чем та, которую испытывал он.
– Что представляет собой этот господин? – спросил Озмонд у Изабеллы, когда тот откланялся.
– Безупречный джентльмен. Разве вы не видите?
– Он владеет чуть ли не половиной Англии – вот что он собой представляет, – вмешалась Генриетта. – И эти англичане еще толкуют о свободе!
– Так он помещик? Вот счастливец! – воскликнул Гилберт Озмонд.
– Счастливец? Потому что владеет несчастными бедняками? – возмутилась мисс Стэкпол. – Да, он владеет своими арендаторами, а у него их тысячи. Владеть чем-нибудь, конечно, приятно, но с меня достаточно неодушевленных предметов. Я не жажду распоряжаться живыми людьми из плоти и крови, их умами и душами.
– Одной душой, по крайней мере, вы, по-моему, владеете, – шутливо заявил мистер Бентлинг. – Вряд ли Уорбертон так распоряжается своими арендаторами, как вы мной.
– Лорд Уорбертон придерживается очень передовых взглядов, – сказала Изабелла. – Он радикал, и притом твердокаменный.
– Ну, что у него твердокаменное, так это стены вокруг замка. А парк обнесен железной решеткой, миль тридцать в окружности, – пояснила Генриетта специально для сведения Озмонда. – Хотела бы я свести его с нашими бостонскими радикалами. Они бы ему показали!
– А что, они не одобряют железных решеток? – осведомился мистер Бентлинг.
– Только когда за ними сидят закоснелые ретрограды, – отрезала мисс Стэкпол. – Признаться, разговаривая с вами, я всегда чувствую, будто между нами глухая стена с битым стеклом по верху.
– И вы близко знакомы с этим неисправимым исправителем социальных нравов? – спросил Озмонд у Изабеллы.
– Достаточно близко, чтобы ценить его общество.
– А вы очень цените его общество?
– Да, мне приятно, что он мне приятен.
– «Приятно, что приятен» – помилуйте, это уже похоже на любовь!
– Нет, – сказала Изабелла, подумав, – оставьте это определение для того случая, когда приятнее, чтобы был неприятен.
– Стало быть, вы хотите пробудить во мне любовь к нему? – засмеялся Озмонд.
Изабелла помолчала.
– Нет, мистер Озмонд, – сказала она с серьезностью, неоправданной в их легкой беседе. – Боюсь, я никогда не осмелюсь к чему-либо вас побуждать. Что же до лорда Уорбертона, – добавила она более непринужденным тоном, – он, право, милейший человек.
– И умен?
– О, да! И он действительно очень хороший.
– Так же хорош, как хорош собой, вы это хотите сказать? Он ведь очень хорош собой. Вот кому до безобразия повезло! Мало того, что он английский земельный магнат, к тому же умен и красив, он, в довершение всех благ, еще пользуется вашим бесценным расположением. Нет, я ему положительно завидую.
Изабелла внимательно посмотрела на него.
– Вы, кажется, всегда кому-нибудь завидуете. Вчера это был Папа, сегодня – бедный лорд Уорбертон.
– Моя зависть неопасна: она никому не приносит вреда. Я же не желаю этим людям ничего плохого, я только хотел бы быть на их месте. Так что, как видите, если кому-то от этого плохо, так только мне самому.
– Вы серьезно хотели бы быть Папой? – спросила Изабелла.
– Не отказался бы… впрочем, мое время для этого уже ушло. Кстати, – вспомнил вдруг Озмонд, – почему вы называете своего друга «бедный»?
– Очень, очень добрые женщины нет-нет да начинают жалеть мужчин, с которыми дурно обошлись; это особый способ выражать свое великодушие, – впервые вступил в разговор Ральф, вкладывая в эту тираду столь тонкую иронию, что она выглядела вполне безобидной.
– Когда это я дурно обошлась с лордом Уорбертоном? – спросила Изабелла, удивленно вскидывая брови, словно такая мысль никогда не приходила ей на ум.
– И поделом ему, если даже и так, – заключила Генриетта, меж тем как поднялся занавес и начался балет.
В течение следующих суток Изабелла не видела жертву своей мнимой жестокости, но через день после посещения оперы она встретила лорда Уорбертона в Капитолийском музее, где тот стоял перед жемчужиной собранных там шедевров – «Умирающим галлом». Изабелла пришла в музей со всей компанией, в которую и на этот раз вошел Гилберт Озмонд; поднявшись по лестнице, они начали осмотр с первой и самой примечательной залы. Лорд Уорбертон заговорил с Изабеллой достаточно свободно, но со второго слова сообщил, что уже покидает музей.
– Так же, как и Рим, – добавил он. – Я должен с вами проститься.
Изабеллу, как ни странно, огорчило это известие. Возможно, потому, что она уже не боялась возобновления его поползновений и думала совсем о другом. Она чуть было не сказала вслух, что сожалеет о его отъезде, но сдержалась и попросту пожелала ему счастливого пути, на что он ответил весьма сумрачным взглядом.
– Боюсь, вы сочтете меня «непостоянным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
– Что представляет собой этот господин? – спросил Озмонд у Изабеллы, когда тот откланялся.
– Безупречный джентльмен. Разве вы не видите?
– Он владеет чуть ли не половиной Англии – вот что он собой представляет, – вмешалась Генриетта. – И эти англичане еще толкуют о свободе!
– Так он помещик? Вот счастливец! – воскликнул Гилберт Озмонд.
– Счастливец? Потому что владеет несчастными бедняками? – возмутилась мисс Стэкпол. – Да, он владеет своими арендаторами, а у него их тысячи. Владеть чем-нибудь, конечно, приятно, но с меня достаточно неодушевленных предметов. Я не жажду распоряжаться живыми людьми из плоти и крови, их умами и душами.
– Одной душой, по крайней мере, вы, по-моему, владеете, – шутливо заявил мистер Бентлинг. – Вряд ли Уорбертон так распоряжается своими арендаторами, как вы мной.
– Лорд Уорбертон придерживается очень передовых взглядов, – сказала Изабелла. – Он радикал, и притом твердокаменный.
– Ну, что у него твердокаменное, так это стены вокруг замка. А парк обнесен железной решеткой, миль тридцать в окружности, – пояснила Генриетта специально для сведения Озмонда. – Хотела бы я свести его с нашими бостонскими радикалами. Они бы ему показали!
– А что, они не одобряют железных решеток? – осведомился мистер Бентлинг.
– Только когда за ними сидят закоснелые ретрограды, – отрезала мисс Стэкпол. – Признаться, разговаривая с вами, я всегда чувствую, будто между нами глухая стена с битым стеклом по верху.
– И вы близко знакомы с этим неисправимым исправителем социальных нравов? – спросил Озмонд у Изабеллы.
– Достаточно близко, чтобы ценить его общество.
– А вы очень цените его общество?
– Да, мне приятно, что он мне приятен.
– «Приятно, что приятен» – помилуйте, это уже похоже на любовь!
– Нет, – сказала Изабелла, подумав, – оставьте это определение для того случая, когда приятнее, чтобы был неприятен.
– Стало быть, вы хотите пробудить во мне любовь к нему? – засмеялся Озмонд.
Изабелла помолчала.
– Нет, мистер Озмонд, – сказала она с серьезностью, неоправданной в их легкой беседе. – Боюсь, я никогда не осмелюсь к чему-либо вас побуждать. Что же до лорда Уорбертона, – добавила она более непринужденным тоном, – он, право, милейший человек.
– И умен?
– О, да! И он действительно очень хороший.
– Так же хорош, как хорош собой, вы это хотите сказать? Он ведь очень хорош собой. Вот кому до безобразия повезло! Мало того, что он английский земельный магнат, к тому же умен и красив, он, в довершение всех благ, еще пользуется вашим бесценным расположением. Нет, я ему положительно завидую.
Изабелла внимательно посмотрела на него.
– Вы, кажется, всегда кому-нибудь завидуете. Вчера это был Папа, сегодня – бедный лорд Уорбертон.
– Моя зависть неопасна: она никому не приносит вреда. Я же не желаю этим людям ничего плохого, я только хотел бы быть на их месте. Так что, как видите, если кому-то от этого плохо, так только мне самому.
– Вы серьезно хотели бы быть Папой? – спросила Изабелла.
– Не отказался бы… впрочем, мое время для этого уже ушло. Кстати, – вспомнил вдруг Озмонд, – почему вы называете своего друга «бедный»?
– Очень, очень добрые женщины нет-нет да начинают жалеть мужчин, с которыми дурно обошлись; это особый способ выражать свое великодушие, – впервые вступил в разговор Ральф, вкладывая в эту тираду столь тонкую иронию, что она выглядела вполне безобидной.
– Когда это я дурно обошлась с лордом Уорбертоном? – спросила Изабелла, удивленно вскидывая брови, словно такая мысль никогда не приходила ей на ум.
– И поделом ему, если даже и так, – заключила Генриетта, меж тем как поднялся занавес и начался балет.
В течение следующих суток Изабелла не видела жертву своей мнимой жестокости, но через день после посещения оперы она встретила лорда Уорбертона в Капитолийском музее, где тот стоял перед жемчужиной собранных там шедевров – «Умирающим галлом». Изабелла пришла в музей со всей компанией, в которую и на этот раз вошел Гилберт Озмонд; поднявшись по лестнице, они начали осмотр с первой и самой примечательной залы. Лорд Уорбертон заговорил с Изабеллой достаточно свободно, но со второго слова сообщил, что уже покидает музей.
– Так же, как и Рим, – добавил он. – Я должен с вами проститься.
Изабеллу, как ни странно, огорчило это известие. Возможно, потому, что она уже не боялась возобновления его поползновений и думала совсем о другом. Она чуть было не сказала вслух, что сожалеет о его отъезде, но сдержалась и попросту пожелала ему счастливого пути, на что он ответил весьма сумрачным взглядом.
– Боюсь, вы сочтете меня «непостоянным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231