Сэр Оливер, однако, несмотря на прежние свои заверения, не оставил их в беде. Он сам вывел из южных ворот свежий отряд латников, горевших жаждой мести за поруганные домашние очаги. Яростной контратакой они отбросили противника назад, чуть ли не к самой бреши, предоставив возможность восемнадцати измученным соратникам, — столько их осталось из тех шести десятков, что выдвинулись поутру к пролому, — скользнуть за ворота. После этого, пока шотландцы перегруппировывались в ожидании новой и еще более яростной атаки, сэр Оливер со всеми своими людьми вернулся в крепость и приказал наглухо запереть ворота.
Сумерки к этому времени обернулись глухой ночью. Те, кто стояли на северном участке стены там, где река отступала от нее примерно на половину мили, заметили, что шотландцы — никто, правда, так и не сумел подсчитать, сколько их было — устремились сквозь брешь, но ни один из них не появился под стенами Джернейва там, где река чуть ли не вплотную прижималась к крепости, оставляя узкую полоску берега. Желание держаться подальше от стен крепости было легко объяснимым, но шотландцы, если и шли мимо Джернейва, то шли невероятно тихо и осторожно. Если посмотреть на это с другой стороны, то шотландцы, конечно, имели все резоны для ночного марша: какой был смысл подставляться им под удар крепостных баллист днем на том же, скажем, узком участке возле брода, где только и можно форсировать реку? Вееь следующий день латники и рыцари на стенах провели в спорах о том, прошли ли мимо них шотландцы ночью или нет. Погода стояла ветреная, накрапывал дождик, начавшийся еще до рассвета, и они рады были хоть такому развлечению. На стенах не было возможности укрыться от дождя, и все они, вымокшие до нитки и утомленные ночным бдением, постепенно начали роптать, чувствуя, что беда уже прошла стороной.
Даже сэр Оливер начал терзаться сомнениями. Он и сам уже потихоньку склонялся к выводу, что Саммервилль действительно спешит на юг, чтобы соединиться с армией короля Дэвида. Однако Саммервиллю палец в рот не клади, этот мерзавец умен и хитер, как старый лис; кто знает, что он задумал — и Одрис ведь предупреждала… Сэр Оливер мерил шагами стену и видел с нее то же, что и все остальные. Саммервиллю, конечно, могли дать настолько строгий приказ, что он вынужден был махнуть рукой на Джернейв, но Одрис… Сэр Оливер встряхивал головой и чертыхался сквозь зубы: только такой старый дурак, как он, и может прислушиваться к лепету перепуганной до слез сопливой девчонки, но так и не решался почему-то ни отменить ранее отданные распоряжения, ни, с другой стороны, настоять на точном их исполнении. И тем более не находил он себе места, потому что чувствовал себя не совсем здоровым. Его дважды ранили во время вылазки — мечом распороли левое бедро и стрелой задели плечо. Пустяковые, казалось бы, царапины, но он испытывал непреодолимое желание попросить Одрис заняться ими, хотя прекрасно понимал, что нужды в этом никакой нет: приходилось, бывало, и хуже, но ведь обходился как-то без ее помощи.
Уже и следующий день клонился к вечеру, а дождь моросил по-прежнему и униматься, похоже, вовсе не собирался. За час до ужина сэр Оливер решил, наконец, что пошлет гонцов на стены — хватит понапрасну мучить людей, пусть выставят дозорных, а сами спустятся вниз и отыщут укрытие кто где сможет. Многие, он знал, уже так и сделали, не дожидаясь его разрешения. Во дворе появились слуги с тележками, нагруженными хлебом, сыром, бочонками с элем; сэр Оливер наблюдал молча за ними, как они размещали их вдоль стены, чтобы подготовиться к раздаче пищи. «Вот с ними и надо было отправить распоряжение, уныло подумал Оливер, и те, кто честно несут службу, смогли бы сесть за стол под крышей, как и те, которые смеются сейчас втихомолку над ними. Ладно, хоть поспят в сухом месте, это тоже немало, решил он, после ужина проедусь сам по периметру под стенами. Тех, кого застану на посту, пошлю отдыхать, тем же, кто самовольно спустился вниз, придется вместо них помокнуть под дождем».
Если бы дождь прекратился, сэр Оливер, быть может, прислушался бы все же к дурному предчувствию и вновь изменил решение. Но когда сумерки окончательно сгустились, небесные хляби разверзлись, заливая замок чуть ли не ливнем. Что ж, сэр Оливер не стал менять решения, но, отправив людей отдыхать, сам так и не сумел уснуть — на сердце лежала такая тяжесть, что о сне не могло быть и речи. Незадолго до полуночи он окончательно сдался — разбудил конюха, приказал ему оседлать коня и направился к северному участку стены, чтобы своими глазами убедиться в том, что ненадежные ее защитники, пусть спустя рукава, но несут все же службу. Дождь прекратился — ливень, вероятно, истощил небесные водные запасы, но в воздухе стоял такой густой, влажный туман, что лошадь сэра Оливера сбилась с хорошо знакомой ей дороги. Сам он вряд ли заметил бы это, если бы не обратил внимания на то, что чавкающий топот лошадиных копыт по грязной мостовой сменился вдруг более глухими звуками.
Сэр Оливер выругался вполголоса: этот чертов туман не только затягивал все вокруг плотной мутной пеленой, сквозь которую не видать было ни зги, но и заглушал все звуки. Он хотел уже было тронуть поводья, чтобы вернуть коня на истинный путь, но вдруг насторожился. Почему не слышно окриков дозорных со стены — неужели спят, скоты этакие, вповалку где-нибудь в караулке? Сэр Оливер поднес раструбом ко рту руки и зычно крикнул, в ответ немедленно откликнулись, но облегчение, испытанное им после этого, оказалось слабым и очень недолгим. Его рот пересох, а сердце билось, словно птица в клетке. Никогда еще за всю свою долгую жизнь Оливер не чувствовал себя столь напуганным, — а ведь причины бояться не было, вообще не было.
Молнией сверкнувшая в голове мысль мгновенно расставила все по местам и вырвала его из тисков ужаса, вместо того чтобы погрузить в бездну отчаяния. Повинуясь импульсу, он рванул повод, посылая коня в опасный галоп, и взревел во всю глотку: "По местам, мерзавцы! Враг на стене! ". Как ни опасна была, как он теперь понимал, ситуация, с сердца его свалился, наконец, камень. Угроза, какой бы значительной она ни была, оказалась реальной, а вовсе не плодом его суеверного ума, как он начал было уже подозревать. Он был прав, когда подозревал Саммервилля в хитрости и коварстве: столь завзятый недруг не мог отказаться от мысли попытаться врасплох захватить Джернейв.
Скача вдоль стены, он слышал вопли всполошившихся латников, видел, как они, размахивая только что зажженными факелами, мчались к лестнице, чтобы занять свои места на помосте крепостной стены. Заметил он и нескольких малодушных, стремившихся забиться поглубже в тень. Губы Оливера скривились в горькой, зловещей ухмылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Сумерки к этому времени обернулись глухой ночью. Те, кто стояли на северном участке стены там, где река отступала от нее примерно на половину мили, заметили, что шотландцы — никто, правда, так и не сумел подсчитать, сколько их было — устремились сквозь брешь, но ни один из них не появился под стенами Джернейва там, где река чуть ли не вплотную прижималась к крепости, оставляя узкую полоску берега. Желание держаться подальше от стен крепости было легко объяснимым, но шотландцы, если и шли мимо Джернейва, то шли невероятно тихо и осторожно. Если посмотреть на это с другой стороны, то шотландцы, конечно, имели все резоны для ночного марша: какой был смысл подставляться им под удар крепостных баллист днем на том же, скажем, узком участке возле брода, где только и можно форсировать реку? Вееь следующий день латники и рыцари на стенах провели в спорах о том, прошли ли мимо них шотландцы ночью или нет. Погода стояла ветреная, накрапывал дождик, начавшийся еще до рассвета, и они рады были хоть такому развлечению. На стенах не было возможности укрыться от дождя, и все они, вымокшие до нитки и утомленные ночным бдением, постепенно начали роптать, чувствуя, что беда уже прошла стороной.
Даже сэр Оливер начал терзаться сомнениями. Он и сам уже потихоньку склонялся к выводу, что Саммервилль действительно спешит на юг, чтобы соединиться с армией короля Дэвида. Однако Саммервиллю палец в рот не клади, этот мерзавец умен и хитер, как старый лис; кто знает, что он задумал — и Одрис ведь предупреждала… Сэр Оливер мерил шагами стену и видел с нее то же, что и все остальные. Саммервиллю, конечно, могли дать настолько строгий приказ, что он вынужден был махнуть рукой на Джернейв, но Одрис… Сэр Оливер встряхивал головой и чертыхался сквозь зубы: только такой старый дурак, как он, и может прислушиваться к лепету перепуганной до слез сопливой девчонки, но так и не решался почему-то ни отменить ранее отданные распоряжения, ни, с другой стороны, настоять на точном их исполнении. И тем более не находил он себе места, потому что чувствовал себя не совсем здоровым. Его дважды ранили во время вылазки — мечом распороли левое бедро и стрелой задели плечо. Пустяковые, казалось бы, царапины, но он испытывал непреодолимое желание попросить Одрис заняться ими, хотя прекрасно понимал, что нужды в этом никакой нет: приходилось, бывало, и хуже, но ведь обходился как-то без ее помощи.
Уже и следующий день клонился к вечеру, а дождь моросил по-прежнему и униматься, похоже, вовсе не собирался. За час до ужина сэр Оливер решил, наконец, что пошлет гонцов на стены — хватит понапрасну мучить людей, пусть выставят дозорных, а сами спустятся вниз и отыщут укрытие кто где сможет. Многие, он знал, уже так и сделали, не дожидаясь его разрешения. Во дворе появились слуги с тележками, нагруженными хлебом, сыром, бочонками с элем; сэр Оливер наблюдал молча за ними, как они размещали их вдоль стены, чтобы подготовиться к раздаче пищи. «Вот с ними и надо было отправить распоряжение, уныло подумал Оливер, и те, кто честно несут службу, смогли бы сесть за стол под крышей, как и те, которые смеются сейчас втихомолку над ними. Ладно, хоть поспят в сухом месте, это тоже немало, решил он, после ужина проедусь сам по периметру под стенами. Тех, кого застану на посту, пошлю отдыхать, тем же, кто самовольно спустился вниз, придется вместо них помокнуть под дождем».
Если бы дождь прекратился, сэр Оливер, быть может, прислушался бы все же к дурному предчувствию и вновь изменил решение. Но когда сумерки окончательно сгустились, небесные хляби разверзлись, заливая замок чуть ли не ливнем. Что ж, сэр Оливер не стал менять решения, но, отправив людей отдыхать, сам так и не сумел уснуть — на сердце лежала такая тяжесть, что о сне не могло быть и речи. Незадолго до полуночи он окончательно сдался — разбудил конюха, приказал ему оседлать коня и направился к северному участку стены, чтобы своими глазами убедиться в том, что ненадежные ее защитники, пусть спустя рукава, но несут все же службу. Дождь прекратился — ливень, вероятно, истощил небесные водные запасы, но в воздухе стоял такой густой, влажный туман, что лошадь сэра Оливера сбилась с хорошо знакомой ей дороги. Сам он вряд ли заметил бы это, если бы не обратил внимания на то, что чавкающий топот лошадиных копыт по грязной мостовой сменился вдруг более глухими звуками.
Сэр Оливер выругался вполголоса: этот чертов туман не только затягивал все вокруг плотной мутной пеленой, сквозь которую не видать было ни зги, но и заглушал все звуки. Он хотел уже было тронуть поводья, чтобы вернуть коня на истинный путь, но вдруг насторожился. Почему не слышно окриков дозорных со стены — неужели спят, скоты этакие, вповалку где-нибудь в караулке? Сэр Оливер поднес раструбом ко рту руки и зычно крикнул, в ответ немедленно откликнулись, но облегчение, испытанное им после этого, оказалось слабым и очень недолгим. Его рот пересох, а сердце билось, словно птица в клетке. Никогда еще за всю свою долгую жизнь Оливер не чувствовал себя столь напуганным, — а ведь причины бояться не было, вообще не было.
Молнией сверкнувшая в голове мысль мгновенно расставила все по местам и вырвала его из тисков ужаса, вместо того чтобы погрузить в бездну отчаяния. Повинуясь импульсу, он рванул повод, посылая коня в опасный галоп, и взревел во всю глотку: "По местам, мерзавцы! Враг на стене! ". Как ни опасна была, как он теперь понимал, ситуация, с сердца его свалился, наконец, камень. Угроза, какой бы значительной она ни была, оказалась реальной, а вовсе не плодом его суеверного ума, как он начал было уже подозревать. Он был прав, когда подозревал Саммервилля в хитрости и коварстве: столь завзятый недруг не мог отказаться от мысли попытаться врасплох захватить Джернейв.
Скача вдоль стены, он слышал вопли всполошившихся латников, видел, как они, размахивая только что зажженными факелами, мчались к лестнице, чтобы занять свои места на помосте крепостной стены. Заметил он и нескольких малодушных, стремившихся забиться поглубже в тень. Губы Оливера скривились в горькой, зловещей ухмылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158