Потом вздохнул и выпустил Одрис из своих объятий:
— Я спущусь, оседлаю твою лошадь, Одрис, и приведу ее к тебе. А теперь одевайся, дорогая. Ты должна быть дома еще до сумерек.
Одрис послушно кивнула и позволила ему уйти. Тяжелое бремя страха свалилось у нее с плеч. Она увидит Хью снова, даже если совсем недолго, но что было самое важное для нее, так это то, что она не будет долго находиться в неведении и гадать, что произошло с ним. Этот страх висел над ней, словно черная завеса, когда она думала, что Хью может умереть и она годами не узнает об этом или, что еще хуже, он будет ранен, а ей об этом будет тоже не известно. Хью вернулся, ведя ее лошадь, а Одрис стояла на небольшом косогоре над той площадкой, где был расположен их шатер. Она собиралась уходить, и, хотя была печальна, страх, заставляющий ее цепляться за него со страшной силой, уже прошел.
— Переписка… — тихо сказала она. — Я думаю, как получше это устроить. У тебя нет слуги. Я дам тебе одного. Он прибудет в Хексен с твоими людьми утром.
— Я не могу позволить себе держать слугу, — сказал Хью, нахмурившись. — Не беспокойся. Я могу послать с письмами одного из людей Тарстена.
— Слуга не будет тебе стоить ничего, кроме еды для него и корма для лошади, — спокойно ответила Одрис. — Разве это так много? — Она дотронулась до руки Хью. — Я не хочу, чтобы письма прекратились, когда ты с Тарстеном возвратишься в Йорк. Я должна знать, что ты узнал о своей матери в Дареме и как ты поживаешь. — Она видела, что он собирается воспротивиться ей, и покачала головой. — Помни, что говорила тебе о семье твоей матери: кто-то, кто беспокоился о ней, не зная, где она скрывается, должно быть, тоже страдал и плакал все эти годы или думал, что участь, еще худшая, чем смерть, постигла ее, и она совсем забыла бедную, горемычную душу вдали от нее.
— Ты не должна думать, что я забуду тебя, — сказал Хью, притянув Одрис к себе. — Во имя Господа и его Пресвятой Матери и всех святых, ты — моя жена и единственная женщина, которую я когда-либо пожелаю или до которой дотронусь с этого часа и во веки веков. Это верно, правда, не знаю разумно ли, но, если ты так дорожишь мной и будешь обо мне беспокоиться, то слуга из Джернейва лучше знает дорогу домой. Но что ты скажешь тогда своему дяде?
— Человек, которого я имею в виду, — серв . У него нет семьи и близких. Его зовут Морель. Раньше он служил воином в отряде дяди, его жена умерла, и он очень печален. Я много знаю о нем от его жены. Она делала пряжу лучше всех женщин в округе и пряла нити для моих гобеленов. Когда она заболела, я пыталась помочь ей, но могла только лишь облегчить ее боль. Именно тогда я узнала Мореля. Он хороший человек, Хью. Он был очень внимателен и добр к своей жене все месяцы, когда она была беспомощна и бесполезна, — это не свойственно тем, для кого один бесполезный рот — уже бремя. С тех пор, он стал не нужен своим сыновьям, и тоскует по свободе.
Хью кивнул. Человек великолепно подходил ему, ибо хорошо разбираясь в оружии он еще сможет позаботиться и о доспехах Хью, а также его не потребуется защищать. Но что лучшее всего, он не какой-нибудь искатель приключений, который может безрассудно попасть в беду. Кроме того, в отличие от других взрослых мужчин у него нет ни семьи, ни детей, к которым нужно было бы возвращаться. Должно быть, он и не очень стар. Одрис это хорошо придумала.
— Спасибо, — просто сказал Хью. — Что касается оплаты…
— Морель думает, что обязан мне. Я прослежу, чтобы у него был плащ и одежда, подходящая слуге рыцаря. Ты снабдишь его едой и обеспечишь кровом, а когда сможешь, тогда заплатишь. Он будет доволен, уверяю тебя.
Хью кивнул, постоял, глядя на нее, потом внезапно наклонился и сложил руки так, чтобы помочь ей вскочить на коня. Сидя в седле, Одрис наклонилась для прощального поцелуя, потом натянула поводья и пришпорила кобылу. У вершины горы повернула, чтобы посмотреть назад — Хью стоял на том же месте, где она оставила его, и смотрел ей вслед.
Душа Одрис кричала и повелевала вернуться, чтобы еще раз поцеловать его, сказать последнее слово, но она уже думала об этом, когда одевалась, и решила, что потворство желаниям только усилит боль. Одрис спустилась с горы, горестно рыдая и сожалея, что Хью не мог видеть ее. У подножия горы она снова обернулась, чтобы еще раз взглянуть на то место, которое хранило тайну их любви — Хью все еще был там. Он взобрался на хребет и стоял, провожая ее взглядом.
Чувствуя нерешительность всадника, кобыла остановилась, и Одрис со страстью посмотрела на высокую фигуру на горе, надеясь и зная, что это причинит ей только боль, что он окликнет или позовет ее. Хью только смотрел. Наконец, Одрис повернула лошадь в направлении Джернейва, чувствуя на своих губах горечь от слез. Последний раз она посмотрела на него, когда въезжала в лес, ибо деревья укрывали гору от ее взгляда и того, кто на ней стоял. Она отъехала уже довольно далеко, чтобы на этом расстоянии что-либо отчетливо увидеть; но вот тяжелые плывущие на запад облака разорвались, и появилось солнце. Одрис показалось, что на вершине горы виднелось что-то ярко-красное. Это был Хью, который продолжал всматриваться вдаль. Она подождала, глядя назад, пока облака снова не сомкнулись и только тогда размашистым галопом поскакала дальше.
К тому времени, когда подъехала к деревне, где жил Морель, полностью успокоилась. Одрис думала, что Морель работает в поле, так как весна самая трудная пора для тех, кто обрабатывает землю. Поэтому постучала в дверь дома и хотела попросить невестку привести его домой. Женщина вышла, сказала, что Морель в сарае со своей лошадью. Она кланялась до земли, едва говорила, боясь обидеть Одрис, у нее было горестное выражение лица, особенно когда сказала «лошадь», и не предложила позвать его самой.
Немного удивленная, Одрис повернула лошадь и увидела Мореля, чистящего своего коня, который не нуждался в этом, потому что шкура животного и так уже лоснилась от чистки. Печаль Одрис немного рассеялась, так как она поняла, что ее намерения и Мореля совпадали. Ей нужен человек, которому можно доверять. Морелю же нужно было уехать из дому, хотя бы на время. Боевой конь был гордостью Мореля и трофеем последней кампании, когда он сражался в отряде ее дяди. Он был единственным человеком в деревне, который владел лошадью, настолько насколько это было известно Одрис. Но она подозревала, что именно конь стал камнем преткновения в семье, поскольку Морель отказался запрягать его в плуг, считая, что есть корова, которую можно было использовать для этой цели, и, таким образом, в семье царил постоянный раздор из-за животного, которого было трудно прокормить.
Когда Одрис позвала его, он был так занят своими мыслями, что не оглянулся, а только проворчал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
— Я спущусь, оседлаю твою лошадь, Одрис, и приведу ее к тебе. А теперь одевайся, дорогая. Ты должна быть дома еще до сумерек.
Одрис послушно кивнула и позволила ему уйти. Тяжелое бремя страха свалилось у нее с плеч. Она увидит Хью снова, даже если совсем недолго, но что было самое важное для нее, так это то, что она не будет долго находиться в неведении и гадать, что произошло с ним. Этот страх висел над ней, словно черная завеса, когда она думала, что Хью может умереть и она годами не узнает об этом или, что еще хуже, он будет ранен, а ей об этом будет тоже не известно. Хью вернулся, ведя ее лошадь, а Одрис стояла на небольшом косогоре над той площадкой, где был расположен их шатер. Она собиралась уходить, и, хотя была печальна, страх, заставляющий ее цепляться за него со страшной силой, уже прошел.
— Переписка… — тихо сказала она. — Я думаю, как получше это устроить. У тебя нет слуги. Я дам тебе одного. Он прибудет в Хексен с твоими людьми утром.
— Я не могу позволить себе держать слугу, — сказал Хью, нахмурившись. — Не беспокойся. Я могу послать с письмами одного из людей Тарстена.
— Слуга не будет тебе стоить ничего, кроме еды для него и корма для лошади, — спокойно ответила Одрис. — Разве это так много? — Она дотронулась до руки Хью. — Я не хочу, чтобы письма прекратились, когда ты с Тарстеном возвратишься в Йорк. Я должна знать, что ты узнал о своей матери в Дареме и как ты поживаешь. — Она видела, что он собирается воспротивиться ей, и покачала головой. — Помни, что говорила тебе о семье твоей матери: кто-то, кто беспокоился о ней, не зная, где она скрывается, должно быть, тоже страдал и плакал все эти годы или думал, что участь, еще худшая, чем смерть, постигла ее, и она совсем забыла бедную, горемычную душу вдали от нее.
— Ты не должна думать, что я забуду тебя, — сказал Хью, притянув Одрис к себе. — Во имя Господа и его Пресвятой Матери и всех святых, ты — моя жена и единственная женщина, которую я когда-либо пожелаю или до которой дотронусь с этого часа и во веки веков. Это верно, правда, не знаю разумно ли, но, если ты так дорожишь мной и будешь обо мне беспокоиться, то слуга из Джернейва лучше знает дорогу домой. Но что ты скажешь тогда своему дяде?
— Человек, которого я имею в виду, — серв . У него нет семьи и близких. Его зовут Морель. Раньше он служил воином в отряде дяди, его жена умерла, и он очень печален. Я много знаю о нем от его жены. Она делала пряжу лучше всех женщин в округе и пряла нити для моих гобеленов. Когда она заболела, я пыталась помочь ей, но могла только лишь облегчить ее боль. Именно тогда я узнала Мореля. Он хороший человек, Хью. Он был очень внимателен и добр к своей жене все месяцы, когда она была беспомощна и бесполезна, — это не свойственно тем, для кого один бесполезный рот — уже бремя. С тех пор, он стал не нужен своим сыновьям, и тоскует по свободе.
Хью кивнул. Человек великолепно подходил ему, ибо хорошо разбираясь в оружии он еще сможет позаботиться и о доспехах Хью, а также его не потребуется защищать. Но что лучшее всего, он не какой-нибудь искатель приключений, который может безрассудно попасть в беду. Кроме того, в отличие от других взрослых мужчин у него нет ни семьи, ни детей, к которым нужно было бы возвращаться. Должно быть, он и не очень стар. Одрис это хорошо придумала.
— Спасибо, — просто сказал Хью. — Что касается оплаты…
— Морель думает, что обязан мне. Я прослежу, чтобы у него был плащ и одежда, подходящая слуге рыцаря. Ты снабдишь его едой и обеспечишь кровом, а когда сможешь, тогда заплатишь. Он будет доволен, уверяю тебя.
Хью кивнул, постоял, глядя на нее, потом внезапно наклонился и сложил руки так, чтобы помочь ей вскочить на коня. Сидя в седле, Одрис наклонилась для прощального поцелуя, потом натянула поводья и пришпорила кобылу. У вершины горы повернула, чтобы посмотреть назад — Хью стоял на том же месте, где она оставила его, и смотрел ей вслед.
Душа Одрис кричала и повелевала вернуться, чтобы еще раз поцеловать его, сказать последнее слово, но она уже думала об этом, когда одевалась, и решила, что потворство желаниям только усилит боль. Одрис спустилась с горы, горестно рыдая и сожалея, что Хью не мог видеть ее. У подножия горы она снова обернулась, чтобы еще раз взглянуть на то место, которое хранило тайну их любви — Хью все еще был там. Он взобрался на хребет и стоял, провожая ее взглядом.
Чувствуя нерешительность всадника, кобыла остановилась, и Одрис со страстью посмотрела на высокую фигуру на горе, надеясь и зная, что это причинит ей только боль, что он окликнет или позовет ее. Хью только смотрел. Наконец, Одрис повернула лошадь в направлении Джернейва, чувствуя на своих губах горечь от слез. Последний раз она посмотрела на него, когда въезжала в лес, ибо деревья укрывали гору от ее взгляда и того, кто на ней стоял. Она отъехала уже довольно далеко, чтобы на этом расстоянии что-либо отчетливо увидеть; но вот тяжелые плывущие на запад облака разорвались, и появилось солнце. Одрис показалось, что на вершине горы виднелось что-то ярко-красное. Это был Хью, который продолжал всматриваться вдаль. Она подождала, глядя назад, пока облака снова не сомкнулись и только тогда размашистым галопом поскакала дальше.
К тому времени, когда подъехала к деревне, где жил Морель, полностью успокоилась. Одрис думала, что Морель работает в поле, так как весна самая трудная пора для тех, кто обрабатывает землю. Поэтому постучала в дверь дома и хотела попросить невестку привести его домой. Женщина вышла, сказала, что Морель в сарае со своей лошадью. Она кланялась до земли, едва говорила, боясь обидеть Одрис, у нее было горестное выражение лица, особенно когда сказала «лошадь», и не предложила позвать его самой.
Немного удивленная, Одрис повернула лошадь и увидела Мореля, чистящего своего коня, который не нуждался в этом, потому что шкура животного и так уже лоснилась от чистки. Печаль Одрис немного рассеялась, так как она поняла, что ее намерения и Мореля совпадали. Ей нужен человек, которому можно доверять. Морелю же нужно было уехать из дому, хотя бы на время. Боевой конь был гордостью Мореля и трофеем последней кампании, когда он сражался в отряде ее дяди. Он был единственным человеком в деревне, который владел лошадью, настолько насколько это было известно Одрис. Но она подозревала, что именно конь стал камнем преткновения в семье, поскольку Морель отказался запрягать его в плуг, считая, что есть корова, которую можно было использовать для этой цели, и, таким образом, в семье царил постоянный раздор из-за животного, которого было трудно прокормить.
Когда Одрис позвала его, он был так занят своими мыслями, что не оглянулся, а только проворчал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158