«Заячьи души, — подумал он, — но на этот раз вам не удастся отсидеться за чужими спинами».
Впереди, но на значительной высоте, загорелись факелы, под ними метались окруженные ореолом желтые огоньки. Сэр Оливер рванул на себя уздечку, останавливая коня. Перед ним, несомненно, была та самая северная стена, к которой он стремился. Рыцарь собирался свернуть направо, чтобы проехать вдоль нее, и уже набирал в легкие воздух, чтобы вновь выкрикнуть предостережение, но услышал донесшийся сверху жалобный вопль: "Пощадите! ". Из уст сэра Оливера вырвался яростный рев, он спрыгнул с коня, помчался к лестнице, разбрасывая по сторонам латников, и тут же выкрикивая им приказ следовать за ним.
На углу, где высокая северная стена соединялась со стеною поменьше, сэр Оливер увидел скатывавшегося кубарем по лестнице человека. Издав еще один яростный вопль, он подскочил к лестнице как раз в тот момент, когда спускавшийся латник оглянулся через плечо, ставя ногу на последнюю ступеньку. "Трус! " — взревел рыцарь и ударом кулака сбил негодяя наземь. Тот еще летел, пискливо вопя и размахивая руками, когда сэр Оливер, выхватил из ножен меч, устремился по лестнице вверх, грозно ревя: "Руби! Коли! Замок мой! Руки прочь от Джернейва! "
Глава XXVI
Столкновение с последствиями набега кровожадных горцев подействовало на Хью так же, как и на Одрис. Нервы у рыцаря, конечно, были гораздо крепче, но и его ошеломило увиденное по пути в Джернейв настолько, что расставание с женой далось ему легче, чем было бы, вероятно, при иных обстоятельствах. Она находится в безопасности, если о какой-то безопасности вообще можно говорить в стране, терзаемой войной, — эта мысль согрела и успокоила его. Джернейв неприступен, и Хью не сомневался, что таким он и останется на протяжении многих месяцев. Рано или поздно шотландцев вышибут из Нортумбрии, и пусть даже это случится позже, чем он предполагает. Одрис не дадут умереть с голоду, пока в Джернейве останется хоть один ломоть хлеба и хоть одна крошка сыра.
Им так и не удалось догнать тот отряд, с которым они столкнулись на Диа Стрит, но ни Хью, ни его люди не сожалели об этом, поскольку по дороге на юг им попалось достаточно мелких шаек, на которых они смогли выместить накопившуюся в сердцах злобу и хоть немного удовлетворить жажду мести. Их было шестеро — слишком мало, чтобы бросить вызов регулярному армейскому подразделению, но вполне достаточно, чтобы спасти от полного истребления обитателей изолированной фермы или небольшой деревеньки. После первых стычек они действовали осторожнее и стороной огибали города или большие селения, где могли нарваться на слишком сильного противника. С собой они вели одну-единственную вьючную лошадь с припасами и одеялами и останавливались только тогда, когда вынуждены были вступить в бой или чтобы дать измученным скакунам возможность хоть немного передохнуть. К югу от крепости Раби следы нашествия шотландцев сошли на нет, и они направились по Римской дороге на восток, у Аллертона свернули еще восточнее и по торфяным, заросшим вереском пустошам, пользуясь известной Хью тропой, выбрались к Хелмсли.
Промокшие до нитки и смертельно уставшие, они въехали в Хелмсли незадолго до того самого ливня, который опустошил небесные хляби. Самого сэра Вальтера в замке не оказалось. Прием, оказанный молодому рыцарю и его людям родственниками покровителя, был как нельзя более радушным. Их сытно накормили, обогрели, и вообще обходились с ними, как с самыми желанными гостями. Поначалу Хью думал, что такая благожелательность связана с тем, что им стало известно об изменениях в его общественном и имущественном положении, но затем приметил, что в Хелмсли маловато мужчин. Они ушли с хозяином — это значило, что где-то сколачивалась армия для решающей битвы. Когда Хью спросил, куда отправился сэр Вальтер, ему дали более чем уклончивый ответ, когда же он стал настаивать, аргументируя это тем, что должен следовать за сюзереном, ему категорически заявили, что он должен остаться, чтобы защищать Хелмсли, поскольку именно этого желал бы сам сэр Вальтер.
Хью достаточно хорошо знал этих людей, чтобы удержать язык за зубами. Да и вряд ли молодой рыцарь смог бы выразить словами то яростное возмущение, которое охватило его, когда он увидел, как эгоистичны и трусливы те, кто должен был, казалось, любить сэра Вальтера даже больше, чем он. Ради того лишь, чтобы на самую малость утвердиться в собственной безопасности — ведь в самом деле, что значат пятеро латников и один рыцарь для защиты такой огромной крепости? — они готовы были лишить сэра Вальтера сильного и преданного соратника, положившись на то, что его будут защищать в бою какие-то наспех обученные оруженосцы, хотя замку в данный момент ничего не угрожает и, кто знает, возможно, и вовсе угрожать не будет, если шотландцам вовремя дадут отпор.
Хью той же ночью уехал бы из замка, но его люди и лошади нуждались в серьезном отдыхе, а до Йорка — единственного места, где он мог хоть что-нибудь узнать о местонахождении сэра Вальтера, было отнюдь не близко — не менее десяти лиг.
Молчание Хью сочли знаком согласия, поэтому тем более велико было разочарование и недовольство, когда он заявил, что уезжает. На голову молодого рыцаря посыпались горькие упреки, его обвиняли в неблагодарности и хамстве, грозили сообщить сэру Вальтеру о его дерзости и неподчинении приказам. Хью внимательно выслушал все сказанное и расхохотался — такого рода упреки прежде доставили бы ему множество страданий, но теперь они ровным счетом ничего, как впрочем и благословения, не значили, поскольку наполняли его сердце теплом, укрепляя веру в то, что он наконец-то нашел свое место в жизни. Любовь жены и дяди, их душевная поддержка, его собственная любовь к ним — все это являлось фундаментом, на котором зиждилась теперь его уверенность в себе, и что бы там ни готовила ему судьбу, отнять это у него было уже невозможно.
Приехав в Йорк, Хью отпустил своих людей, попросив их позаботиться о лошадях. Он не собирался надолго задерживаться в городе, после того как побеседует с Тарстеном и узнает, где находится сэр Вальтер, возможно, король Стефан. Однако, когда он разыскал одного из секретарей архиепископа, который его хорошо помнил, и попросил устроить ему пятиминутную аудиенцию, не прошло и нескольких секунд после того, как тот скрылся за дверью приемной, как та настежь распахнулась и из нее выскочил сам сэр Вальтер, на ходу распростирая объятия.
— Ты приехал! — воскликнул сэр Вальтер со слезами на глазах. — Слава Богу! Слава Богу, ты здесь!
— Что-то случилось? — едва сумел выдавить Хью, охваченный внезапным страхом за своего названого отца и с трудом переводя дыхание в медвежьих объятиях сюзерена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Впереди, но на значительной высоте, загорелись факелы, под ними метались окруженные ореолом желтые огоньки. Сэр Оливер рванул на себя уздечку, останавливая коня. Перед ним, несомненно, была та самая северная стена, к которой он стремился. Рыцарь собирался свернуть направо, чтобы проехать вдоль нее, и уже набирал в легкие воздух, чтобы вновь выкрикнуть предостережение, но услышал донесшийся сверху жалобный вопль: "Пощадите! ". Из уст сэра Оливера вырвался яростный рев, он спрыгнул с коня, помчался к лестнице, разбрасывая по сторонам латников, и тут же выкрикивая им приказ следовать за ним.
На углу, где высокая северная стена соединялась со стеною поменьше, сэр Оливер увидел скатывавшегося кубарем по лестнице человека. Издав еще один яростный вопль, он подскочил к лестнице как раз в тот момент, когда спускавшийся латник оглянулся через плечо, ставя ногу на последнюю ступеньку. "Трус! " — взревел рыцарь и ударом кулака сбил негодяя наземь. Тот еще летел, пискливо вопя и размахивая руками, когда сэр Оливер, выхватил из ножен меч, устремился по лестнице вверх, грозно ревя: "Руби! Коли! Замок мой! Руки прочь от Джернейва! "
Глава XXVI
Столкновение с последствиями набега кровожадных горцев подействовало на Хью так же, как и на Одрис. Нервы у рыцаря, конечно, были гораздо крепче, но и его ошеломило увиденное по пути в Джернейв настолько, что расставание с женой далось ему легче, чем было бы, вероятно, при иных обстоятельствах. Она находится в безопасности, если о какой-то безопасности вообще можно говорить в стране, терзаемой войной, — эта мысль согрела и успокоила его. Джернейв неприступен, и Хью не сомневался, что таким он и останется на протяжении многих месяцев. Рано или поздно шотландцев вышибут из Нортумбрии, и пусть даже это случится позже, чем он предполагает. Одрис не дадут умереть с голоду, пока в Джернейве останется хоть один ломоть хлеба и хоть одна крошка сыра.
Им так и не удалось догнать тот отряд, с которым они столкнулись на Диа Стрит, но ни Хью, ни его люди не сожалели об этом, поскольку по дороге на юг им попалось достаточно мелких шаек, на которых они смогли выместить накопившуюся в сердцах злобу и хоть немного удовлетворить жажду мести. Их было шестеро — слишком мало, чтобы бросить вызов регулярному армейскому подразделению, но вполне достаточно, чтобы спасти от полного истребления обитателей изолированной фермы или небольшой деревеньки. После первых стычек они действовали осторожнее и стороной огибали города или большие селения, где могли нарваться на слишком сильного противника. С собой они вели одну-единственную вьючную лошадь с припасами и одеялами и останавливались только тогда, когда вынуждены были вступить в бой или чтобы дать измученным скакунам возможность хоть немного передохнуть. К югу от крепости Раби следы нашествия шотландцев сошли на нет, и они направились по Римской дороге на восток, у Аллертона свернули еще восточнее и по торфяным, заросшим вереском пустошам, пользуясь известной Хью тропой, выбрались к Хелмсли.
Промокшие до нитки и смертельно уставшие, они въехали в Хелмсли незадолго до того самого ливня, который опустошил небесные хляби. Самого сэра Вальтера в замке не оказалось. Прием, оказанный молодому рыцарю и его людям родственниками покровителя, был как нельзя более радушным. Их сытно накормили, обогрели, и вообще обходились с ними, как с самыми желанными гостями. Поначалу Хью думал, что такая благожелательность связана с тем, что им стало известно об изменениях в его общественном и имущественном положении, но затем приметил, что в Хелмсли маловато мужчин. Они ушли с хозяином — это значило, что где-то сколачивалась армия для решающей битвы. Когда Хью спросил, куда отправился сэр Вальтер, ему дали более чем уклончивый ответ, когда же он стал настаивать, аргументируя это тем, что должен следовать за сюзереном, ему категорически заявили, что он должен остаться, чтобы защищать Хелмсли, поскольку именно этого желал бы сам сэр Вальтер.
Хью достаточно хорошо знал этих людей, чтобы удержать язык за зубами. Да и вряд ли молодой рыцарь смог бы выразить словами то яростное возмущение, которое охватило его, когда он увидел, как эгоистичны и трусливы те, кто должен был, казалось, любить сэра Вальтера даже больше, чем он. Ради того лишь, чтобы на самую малость утвердиться в собственной безопасности — ведь в самом деле, что значат пятеро латников и один рыцарь для защиты такой огромной крепости? — они готовы были лишить сэра Вальтера сильного и преданного соратника, положившись на то, что его будут защищать в бою какие-то наспех обученные оруженосцы, хотя замку в данный момент ничего не угрожает и, кто знает, возможно, и вовсе угрожать не будет, если шотландцам вовремя дадут отпор.
Хью той же ночью уехал бы из замка, но его люди и лошади нуждались в серьезном отдыхе, а до Йорка — единственного места, где он мог хоть что-нибудь узнать о местонахождении сэра Вальтера, было отнюдь не близко — не менее десяти лиг.
Молчание Хью сочли знаком согласия, поэтому тем более велико было разочарование и недовольство, когда он заявил, что уезжает. На голову молодого рыцаря посыпались горькие упреки, его обвиняли в неблагодарности и хамстве, грозили сообщить сэру Вальтеру о его дерзости и неподчинении приказам. Хью внимательно выслушал все сказанное и расхохотался — такого рода упреки прежде доставили бы ему множество страданий, но теперь они ровным счетом ничего, как впрочем и благословения, не значили, поскольку наполняли его сердце теплом, укрепляя веру в то, что он наконец-то нашел свое место в жизни. Любовь жены и дяди, их душевная поддержка, его собственная любовь к ним — все это являлось фундаментом, на котором зиждилась теперь его уверенность в себе, и что бы там ни готовила ему судьбу, отнять это у него было уже невозможно.
Приехав в Йорк, Хью отпустил своих людей, попросив их позаботиться о лошадях. Он не собирался надолго задерживаться в городе, после того как побеседует с Тарстеном и узнает, где находится сэр Вальтер, возможно, король Стефан. Однако, когда он разыскал одного из секретарей архиепископа, который его хорошо помнил, и попросил устроить ему пятиминутную аудиенцию, не прошло и нескольких секунд после того, как тот скрылся за дверью приемной, как та настежь распахнулась и из нее выскочил сам сэр Вальтер, на ходу распростирая объятия.
— Ты приехал! — воскликнул сэр Вальтер со слезами на глазах. — Слава Богу! Слава Богу, ты здесь!
— Что-то случилось? — едва сумел выдавить Хью, охваченный внезапным страхом за своего названого отца и с трудом переводя дыхание в медвежьих объятиях сюзерена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158